Глава 3

Современное информационное, общество

 

...знание и информация становятся стратегическими ресурсами  и агентом трансформации   

постиндустриального общества.

Д. Белл

К вопросу о понятии «информационное общество» и предпосылках его развития. Некоторые концепции информационного общества. Инфор­мационные общественные отношения.. Информационное общество и политические отношения. Николас Луман. Решения в информационном обществе.

Понятие «современное информационное общество» обрело свое конституционное значение совсем недавно, когда была осознана, и причем актуально, значимость протекающих в обществе информаци­онных процессов. Как-то случалось так, что информация стала воспри­ниматься как важнейшая составляющая часть общества, без которой сегодня оказываются невозможны сколько-нибудь значимые проекты, причем как социального, так и технического плана.

Но речь идет не просто об информации, о ее важности и необ­ходимости хорошо знали и ранее. Речь идет о системе формирования информационного пространства, поиски нужной информации и на ее основе формирования специального знания, того знания, которое спо­собно решать поставленную задачу. Другими словами, речь идет о раз­работке механизма превращения информации в специальное знание.

 

К вопросу о понятии «информационное общество» и предпосылках его развития

 

В конце прошлого — начале нынешнего века произошли, как мы уже говорили, кардинальные изменения во всей структуре мирово­го сообщества, связанные с существенным возрастанием роли инфор­мации в общественной и индивидуальной жизни человека. Неудиви­тельно, что многие исследователи глобальных социальных процессов называют современное общество «информационным».

Информация стала реальной производительной силой общества, решающим фактором его развития. Наверное, можно с большой уве­ренностью утверждать, что информационные ресурсы страны в на­стоящее время ценятся гораздо выше, нежели ее финансовые, природ­ные, трудовые и иные ресурсы. Информация на сегодняшний день стала товаром, причем товаром дорогостоящим, за обладание которым ведутся настоящие информационные войны, порой не менее жестокие, чем «традиционные», ибо ставка в них так же высока, как в войнах за природные богатства и рынки сбыта прошлого века.

Специалисты вывели так называемый закон экспоненциального роста объема знаний. Так, с начала нашей эры для удвоения знаний потребовалось около 1750 лет; следующее удвоение произошло уже к началу XX в.; третье — к его середине (т. е. всего лишь за 50 лет) при росте объема информации примерно в 10 раз. И эта тенденция возрастает. Указанное явление получило название «информационного взры­ва», что подразумевает предельное сокращение времени, необходимо­го для удвоения объема накопленных знаний.

Примечательно, что в настоящее время материальные затраты на хранение, передачу и переработку информации превышают анало­гичные затраты на энергетику. Такие изменения накладывают значи­тельный отпечаток на жизнь человека и государства, требуют пере­смотра привычных установок и отношений, сложившихся в обществе. Социальная система существенно отстает от темпов развития инфор­мационных процессов. В частности, это касается быстрой смены ин­формационных технологий (новые сменяются новейшими, затем са­мыми новейшими и т.д.) и стремительного развития Всемирной паути­ны, меняющей облик мира и систему мировоззрения пользователей.

Вместе с тем до сих пор нет однозначного определения «ин­формационное общество». С точки зрения «классиков жанра» — Д. Белла, 3. Бжезинского, О. Тоффлера и других авторов, стоящих у истоков концепции информационного общества, оно является некото­рой разновидностью общества постиндустриального. Напомним, что вышеуказанные авторы и их последователи рассматривали историче­ское развитие как смену стадий. Настоящая, четвертая, стадия, по их мнению, характеризуется доминированием информационного сектора экономики над сельским хозяйством, промышленностью и сферой ус­луг. Капитал и труд, которые были основой индустриального общест­ва, по их мнению, уступают место информации как базовому сектору современной экономики (разумеется, речь идет о развитых странах).

Прежде чем коснуться вопроса об особенностях и тенденциях развития современного информационного общества,    определимся с термином «информатизация» как социальной категории или, точнее, попытаемся определить это понятие в рамках содержания понятия «общество». Нельзя не согласиться с теми авторами, которые рассмат­ривают ее в качестве системного процесса овладения информацией как ресурсом управления и развития с помощью средств информатики. Целью такого управления является создание информационного обще­ства и дальнейший прогресс цивилизации.

Многие исследователи совершенно справедливо выделяют в процессе информатизации три взаимосвязанные социальные группы, занимающиеся особым родом деятельности: медиатизацию (сбор, хра­нение и распространение информации); электронизацию (совершенст­вование средств обработки информации) и интеллектуализацию (раз­витие способностей человека по восприятию и умножению информа­ции, т. е. повышение интеллектуального потенциала как отдельной личности, так и общества в целом). Понятно, что деятельность связан­ная с процессами информатизации, накладывает определенный отпеча­ток на характер социальных отношений. А если учесть, как мы уже говорили, что в сферу информатизации включается все больше и больше людей, то можно понять, какое сильное влияние оказывает на все общество, на все социальные отношения данный род деятельности. Это одна из причин, почему мы сегодня, вслед за многими авторами, занимающимися проблемами информатизации, утверждаем, что сего­дня необходимо говорить об эпохе информационного общества.

В целом, в современных исследованиях по интересующему нас вопросу можно выделить два основных теоретико-методологических подхода к проблеме информатизации общества. Первый принято назы­вать технократическим, рассматривающим информационные техноло­гии как эффективное средство повышения производительности труда. По мнению сторонников такого подхода, использование информаци­онных технологий ограничивается, как правило, областями производ­ства и управления. Второй, гуманитарный, подход рассматривает ин­формационные технологии в качестве важной составляющей жизни и отдельного человека, и общества в целом. Иными словами, согласно гуманитарному подходу информационные технологии имеют принци­пиальное значение не только для индустриально-экономической, но и для всей социальной сферы жизни.

Хотя ограниченность технократического подхода в настоящее время представляется очевидной, нельзя не отметить, что он все еще Достаточно распространен. Причины тому носят как объективный, так и субъективный характер. Объективные причины приверженности тех­нократическому подходу коренятся в «агрессивном» характере развития и навязывании обществу новой техники, в частности, вычисли­тельных машин. В результате этого в массах и научных кругах реали­зуется представление о самоценности технологий. Субъективные при­чины могут варьироваться — от элементарной путаницы терминологи­ческого характера (например, отождествления понятий «информатиза­ция» и «компьютеризация») до вполне осознанного желания навязать значительному числу людей собственные представления и стереотипы, к тому же приносящие немалую прибыль.

Поскольку феномен информационного общества привлекает к себе пристальное внимание многих ученых и практиков, дать ему чет­кое и однозначное определение достаточно сложно. Поэтому, на наш взгляд, было бы правильным предварительно перечислить основные характеристики информационного общества, к числу которых, в пер­вую очередь, можно отнести следующие:

•    наличие соответствующей информационной инфраструктуры, состоящей из информационных и телекоммуникационных сетей и распре­деленных в них информационных ресурсов;

•    массовое применение персональных компьютеров и в целом широкое распространение вычислительной техники;

•    наличие новых видов и форм деятельности в информацион­ном пространстве;

•    качественное изменение работы средств массовой информа­ции (СМИ), интеграция ее с различными информационными система­ми, создание единой среды распространения массовой информации;

•    соответствующие изменения национальных законодательств стран и формирование нового международного информационного пра­ва, учитывающего современные информационные реалии (прежде все­го, существование и развитие сети Интернет).

Это только некоторые критерии информационного общества. На самом деле информатизация пронизывает все слои общества и все сферы деятельности и каждый раз понятие «информационное общест­во» принимает различный облик с различными социальными характе­ристиками. Но можно выделить несколько основных концепций ин­формационного общества, принятые в целом в научном сообществе и различных официальных документах.

 

Некоторые концепции информационного общества

 

Как уже отмечалось, понятие «информационное общество» появи­лось во второй половине 1960-х гг. Введение этого понятия в научный оборот традиционно приписывают профессору Токийского технологического института Ю. Хаяши. Впервые четкие характеристики информаци­онного общества были определены в докладах японскому правительству, сделанных Институтом разработки использования компьютеров, Агентст­вом экономического планирования и Советом по структуре промышлен­ности. Среди представленных докладов были следующие: «Японское ин­формационное общество: темы и подходы» (1969 г.), «Контуры политики содействия информатизации японского общества» (1969 г.), а также «План информационного общества» (1971 г.)'.

В вышеперечисленных работах информационное общество оп­ределялось как общество, в котором развитие компьютерных техноло­гий сможет обеспечить его гражданам доступ к надежным источникам информации, высокий уровень автоматизации производства и тем са­мым избавит их от рутинной работы. Значительные изменения должны произойти в содержании и структуре самого производства, в результа­те чего его продукт станет более «информационно емким». Иными словами, по мнению авторов докладов, движущей силой формирования и развития общества станет производство продукта информационного, а не продукта материального.

Концепция постиндустриального информационного общества в качестве социально-философской теории подробно и содержательно разработана рядом западных социологов, таких как: Д. Белл, Дж. Гел-брейт, Дж. Мартин, И. Масуде, Ф. Полак, О. Тоффлер, Ж. Фурастье и др. Именно последний определил постиндустриальное общество как «цивилизацию услуг».

Наша отечественная наука обратилась к данной тематике значи­тельно позже. Это было обусловлено рядом причин, преимущественно идеологического порядка. Базовые понятия рассматриваемой концеп­ции («постиндустриальное», «информационное» общество) восприни­мались советскими идеологами в духе формационных терминов («со­циалистическое» и «коммунистическое» общество), обладающих пра­вом «неприкосновенности». Однако понятие информационного обще­ства не родственно понятиям, называющим различные типы формаций, поскольку отражает лишь способ их развития. Об этом неоднократно писали отечественные ученые: В.М. Глушков, Н.Н. Моисеев, А.И. Ракитов, А.В. Соколов, А.Д. Урсул и др. Также на сегодняшний день этими вопросами активно и плодотворно занимаются такие исследова­тели, как Г.Т. Артамонов, К.К. Колин и др.

Анализ наметившихся глобальных перемен с целью создания необходимых программ и рекомендаций, которые позволили бы уско­рить формирование глобального информационного общества и свести к минимуму негативные составляющие этого процесса, имеет богатые традиции. В первый период исследований постиндустриальной про­блематики основной акцент ставился на необходимости совершенство­вания средств получения, обработки и распространения информации и результатах их использования в экономической сфере, что было обу­словлено не в последнюю очередь интенсивным развитием информа­ционных телекоммуникационных технологий и вслед за этим ради­кальными изменениями на мировом рынке.

Собственно гуманитарные аспекты постиндустриального обще­ства, его социальные проблемы стали активно изучаться позже. Такой поворот в исследовании проблемы был связан с осознанием непрелож­ного факта: качественный скачок в развитии информационных техно­логий приводит к глобальной социальной революции, вполне соизме­римой по силе своего воздействия на человеческое общество с револю­циями прошлых веков.

Дальнейшее развитие концепции глобального информационного общества связано с выходом в 1973 г. книги выдающегося американ­ского социолога Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования» . В работе автор выделяет в ис­тории человеческого общества три основных стадии: аграрную, инду­стриальную и постиндустриальную — и набрасывает контуры постин­дустриального общества. По мнению Д. Белла, принципиальное отли­чие постиндустриального общества от общества индустриального (в котором главной целью было производство максимального числа ма­шин и вещей) состоит в переходе от производства вещей к развитию производства услуг, связанных со здравоохранением, образованием, научными исследованиями и управлением социальными институтами.

Особое значение для принятия решений и координации дейст­вий по их выполнению, с точки зрения Д. Белла, приобретает теорети­ческое знание. «Любое современное общество живет за счет инноваций и социального контроля над изменениями, — пишет автор. Оно пыта­ется предвидеть будущее и осуществлять планирование. Именно изме­нение в осознании природы инноваций делает решающим теоретиче­ское знание».  Знание и информацию американский исследователь считает не только эффективным катализатором процесса трансформа­ции общества, но и его стратегическим ресурсом. Развитие в этом на­правлении и в дальнейшем будет осуществляться за счет соединения науки, техники и экономики в единую систему. Книга Д. Белла вызва­ла всеобщий интерес и на несколько лет стала предметом всеобщего обсуждения. Вслед за ней появляются многочисленные работы, посвя­щенные осмыслению исторического перепутья, на котором оказалось человечество во второй половине XX в.

Также необходимо сказать и о книге японского ученого И. Масуде «Информационное общество как постиндустриальное общество». В ней представлена одна из наиболее интересных и разработанных концепций информационного общества, фундаментом которого, по мнению автора, должна стать компьютерная технология. Главной функцией такой технологии является значительный рост доли интел­лектуального труда в производстве товаров и услуг. Информационные технологии станут новой производительной силой общества, обеспечат массовое производство новых технологий и увеличение знаний. По мнению И. Масуде, потенциальным рынком станет так называемая «граница познанного», а ведущей отраслью экономики — интеллекту­альное производство, продукция которого будет распространяться с помощью новых телекоммуникационных технологий. Процесс этот должен постоянно самовоспроизводиться. Автор также рассматривает проблему трансформации человеческих ценностей в новом обществе. Как считает японский ученый, оно станет бесконфликтным и бесклас­совым, своего рода обществом согласия. Управляться такое общество будет малочисленным правительством, не имеющим особых полномо­чий. Наконец, по мнению И. Масуде, в информационном обществе особой ценностью станет время (в отличие от индустриального общества, в котором приоритетной ценностью считалось потребление товаров).

Интересной представляется позиция известного английского ученого Т. Стоуньера , который считал, что информацию, как и капи­тал, можно накапливать и хранить для будущего применения. По мне­нию Стоуньера, в информационном обществе национальные информа­ционные ресурсы превратятся в основной потенциальный источник богатства. Отсюда его убеждение в том, что основные усилия государ­ства и общества должны быть направлены на развитие новой отрасли экономики — информационной. По общим показателям занятости и доли в национальном продукте промышленность в недалеком будущем уступит место сфере услуг, а эта последняя будет представлять собой в основном сбор, обработку и предоставление необходимой информации в самых разных формах.

Поскольку развитие электронных СМИ и информационных тех­нологий со всей очевидностью все больше влияет на базовые процес­сы, протекающие в мире, социологи, психологи и политики все больше внимания стали уделять роли и функциям информации в жизни обще­ства, а также тенденциям развития глобального информационного пространства. В связи с этим несомненный интерес представляют два автора — Маршалл Маклюэн (Канада) и Элвин Тоффлер (США).

Концепции, предлагаемые этими авторами, получили в научной среде разные, и даже противоположные, оценки, однако оба исследо­вания представляют для нас определенный интерес, и хотелось бы ос­тановиться на них подробнее. По мнению М. Маклюэна, информаци­онные технологии выступают в качестве главного фактора, который влияет на формирование социально-экономической основы постинду­стриального общества. Компьютерные и телекоммуникационные сети являются своеобразной нервной системой данного общества. Возника­ет феномен «глобального объятия», полной взаимосвязи элементов, в результате чего современное урбанизированное общество превращает­ся в «глобальную деревню». Автор считает, что относительно скоро массовая коммуникация займет особое место в жизни общества, станет его неотъемлемой частью и, вместе с тем, некой таинственной силой, довлеющей над ним и управляющей.

Э. Тоффлер, крупный теоретик информационного общества, уже упоминавшийся нами ранее, в своей известной книге «Третья вол­на» предлагает аналогичную периодизацию исторического процесса. Он выделяет не стадии, а цивилизационные «волны»: аграрную (до XVIII в.), индустриальную (до 50-х гг. XX в.) и последнюю, третью — постиндустриальную (начиная с 50-х гг. и по настоящее время). «Бли­жайший исторический рубеж так же глубок, как и первая волна изме­нений, запущенная десять тысяч лет назад путем введения сельского хозяйства, — пишет он. — Вторая волна изменений была вызвана ин­дустриальной революцией. Мы — дети следующей трансформации, третьей волны». Последняя, по мнению автора, возникла как следст­вие современной информационной эволюции. Для общества третьей волны характерно резкое возрастание информационного обмена и превалирование самоуправленческих политических систем. Деконцентрация производства и населения в нем происходит на фоне дальнейшей индивидуализации личности при сохранении солидарных отношений между людьми, группами и государствами. В частности, традицион­ным крупным производственным формам (концернам, корпорациям) Тоффлер противопоставляет малые и средние экономические единицы, более приемлемые для нового общества и представляющие собой ин­дивидуальную деятельность в «электронном коттедже». Он пишет: «Радикальные изменения в сфере производства неизбежно повлекут за собой захватывающие дух социальные изменения. Еще при жизни на­шего поколения крупнейшие фабрики и учреждения наполовину опус­теют и превратятся в складские или жилые помещения. Когда в один прекрасный день мы получим технику, позволяющую в каждом доме оборудовать недорогое рабочее место, оснащенное «умной» печатной машинкой, а может быть, еще и копировальной машиной или компью­терным пультом и телекоммуникационным устройством, то возможно­сти организации работы на дому резко возрастут» .

На рубеже 80—90-х гг. прошлого века начался новый этап в развитии идей глобального информационного общества, который, в первую очередь, связан с именами Питера Друкера и Мануэля Кастельса. Известный американский экономист, один из основателей теории менеджмента, П. Друкер внес существенный вклад в формирование общей концепции, написав книгу «Посткапиталистическое общество»". В ней он анализирует возможность преодоления традиционного капи­тализма со всеми его очевидными недостатками путем перехода от ин­дустриального хозяйства к экономической системе, основанной на зна­ниях и информации. С точки зрения П. Друкера, на основе изменения частной собственности и трансформации государства под влиянием процессов глобализации должна сформироваться новая система ценно­стей современного человека. Друкер убежден, что конец XX в. — вре­мя радикальной перестройки отношений в обществе, шанс преобразо­вания капиталистических ценностей в идеалы науки и знания.

В своей фундаментальной работе «Информационная эра: эко­номика, общество и культура» видный ученый М. Кастельс подробно исследует современные тенденции развития, которые приводят к фор­мированию основ общества, названного им «сетевым». Поскольку ин­формация является таким ресурсом, который легко, практически беспрепятственно проникает через границы, информационная эпоха рас­сматривается им как эпоха глобализации. С точки зрения Кастельса, именно международные финансовые рынки и глобальная экономика являются основными признаками формирующегося нового миропоряд­ка, а сетевые структуры становятся одновременно и средством, и ре­зультатом процесса глобализации. В своей фундаментальной работе Кастельс проводит сравнительный анализ информационных процессов на разных стадиях развития общества. Он приходит к заключению, что обмен информацией существовал на протяжении всего пути развития человеческой цивилизации. Однако в новом обществе роль и значение подобного обмена существенно изменятся, а сбор, анализ и передача информации станут «фундаментальными источниками производитель­ности и власти».

Проблемами информатизации и исследованием нового типа общества занимались и отечественные ученые. Так, уже в работах конца 80-х гг. А.И. Ракитов писал', что переход к информационному обществу означает постоянный рост удельного веса знаний, которые превратятся в важнейший продукт социальной деятельности. Информационное общест­во должно обеспечить правовые и социальные гарантии каждому гражда­нину на получение всей необходимой ему информации. По мнению Ракитова, основные критерии будущего общества — это количество и качество имеющейся информации, высокая эффективность ее переработки и транс­ляции. Таким образом, залогом успешного функционирования экономики постиндустриального общества станет ее информационный сектор, кото­рый выйдет на первые позиции по числу занятых в нем работников. Раз­витие данного сектора должно значительно ускорить интеграцию страны в глобальное информационное общество.

А.И. Ракитов выделяет несколько параметров, на основании ко­торых можно говорить о достижении тем или иным обществом стадии «информационного». Так, общество является информационным, если:

•     любой его гражданин, группа граждан или организация в любое время и в любой точке страны могут получить (бесплатно или за определенную плату) на основе автоматизированного доступа и систем связи любую информацию, необходимую для решения их социально значимых или личных задач;

•    в нем активно создаются и функционируют современные информационные технологии, доступные любому индивиду, группе лиц или организации;

• в нем имеются развитые инфраструктуры, ответственные за создание в необходимом объеме национальных информационных ре­сурсов;

•    происходят качественные изменения всех социальных струк­тур с учетом расширения сферы информационной деятельности и ус­луг.

В другом, не менее интересном исследовании «Сетевая револю­ция» Г.Л. Смолян и Д.С. Черешкин выделяют и анализируют сле­дующие основные признаки информационного общества:

•    создание единого информационного пространства и углубле­ние процессов экономической и информационной интеграции народов и государств;

•    доминирование стран, наиболее развитых в информационном отношении, т. е. использующих в больших масштабах сетевые инфор­мационные технологии, перспективные средства вычислительной тех­ники и телекоммуникаций;

•    достижение высокого уровня образования за счет расшире­ния возможностей информационного обмена на всех уровнях (между­народном, национальном и региональном);

•    наконец, повышение роли профессионализма и когнитивных способностей индивида как основных характеристик деятельности.

Значительное внимание в работе российских ученых Г.Л. Смоляна и Д.С. Черешкина уделяется вопросам информационной безопас­ности не только государства, но и личности. По мнению авторов, соз­дание информационного общества предполагает наличие реальной и эффективной правовой системы, которая сможет обеспечивать права граждан и социальных институтов на свободное получение, распро­странение и использование информации.

По мнению другого выдающегося отечественного исследовате­ля, Никиты Моисеева, без свободного постоянного доступа всех граж­дан к информации бессмысленно говорить о создании информацион­ного общества, которое он называл «обществом коллективного интел­лекта планетарного масштаба». В современном мире — мире «при­сваивающих» цивилизаций — эта задача еще не может быть решена. Только смена системы ценностей даст возможность построить общест­во, в котором обмен информацией станет нормой и правилом поведе­ния для большинства людей. Моисеев пишет: «Информационное об­щество — это такой этап истории человечества, когда коллективный разум становится не только опорой развития Homo sapiens, но и объек­том целенаправленных усилий по его совершенствованию».

Как уже отмечалось, начиная с середины 90-х гг., многие зарубеж­ные исследователи стали обращать внимание на практически беспреце­дентное ускорение прироста знаний. Например, если в 70-е гг. XX в. объ­ем суммарных знаний человечества увеличивался вдвое раз в 10 лет, в 80-е гг. — уже раз в 5 лет, а к концу 90-х гг. он удваивался практически каждый год. Этот феномен привел к появлению ряда новых концепций постиндустриального общества, среди которых следует отметить такие, как «Knowledge Society» (Общество знаний) , «Knowledgeable Society» (Компетентное общество) и т.п. Не останавливаясь на анализе сущест­вующих определений «глобального информационного общества», поста­раемся резюмировать сказанное и выявить их суть.

Итак, глобальное информационное общество — это, с одной сто­роны, общество знания, в котором главным условием благополучия и че­ловека, и государства становится знание, основанное на беспрепятствен­ном доступе к информации. С другой стороны, это общество нового типа, которое формируется в результате глобальной социально-технической революции, мощного развития и конвергенции информационных и теле­коммуникационных технологий. В-третьих, это такое общество, в рамках которого обмен информацией не имеет ни пространственных, ни времен­ных, ни иных ограничений. Благодаря научной обработке данных и под­держке знания в нем принимаются продуманные и обоснованные решения с целью улучшения качества жизни во всех ее аспектах. Наконец, гло­бальное информационное общество — это такое взаимопроникновение и взаимовлияние различных культур, при котором каждой из них открыва­ются новые возможности для самореализации.

Но можно с полным основанием говорить, что начало полного оформления информационного общества, о чем сегодня так много пи­шут и говорят, было связано в первую очередь с появлением Интернета как основы формирования глобальной информатизации общества и построения информационного пространства.

 

Информационные общественные отношения

 

Информационные общественные отношения возникают, изме­няются и прекращаются в информационной сфере и регулируются ин­формационными общественными нормами. Являясь разновидностью социальных отношений, они содержат все их основные признаки. При этом информационные общественные нормы регламентирует поведе­ние субъектов общественных отношений и обеспечивают корреспон­денцию их взаимных обязанностей, а также их социальную ответст­венность. Другими словами, информационные общественные отноше­ния являются средством перевода общих социальных норм в конкретные субъективные обязанности участников общественных отношений. Они отражают особенности применения публично-правовых и гражданско-правовых методов регулирования при осуществлении информационных прав и свобод граждан, учитывая при этом специфические особенности и юридические свойства информации и информационных объектов.

В рамках информационных отношений можно выделить два аспекта — общественный и общественно-правовой. Первый связан с особенностями реализации информационных свобод. Второй — с не­обходимостью обеспечения информационных конституционных прав граждан, а также необходимостью создания и применения государст­венных информационных систем и средств их обеспечения, также как и средств и механизмов информационной безопасности. Таким обра­зом, с точки зрения рассматриваемых отношений информационное общество является формой, которая позволяет наиболее полно осуще­ствлять информационные права и свободы гражданина, предоставляя ему качественное и эффективное информационное обеспечение и за­щищая от опасной информации или дезинформации. Основой целью реализации информационных свобод является создание условий для построения свободного, демократичного общества и формирования на его основе гармоничной личности.

В результате этого формируются ряд норм информационных от­ношений. Прежде всего это приоритетности прав личности, согласно ко­торым признание, соблюдение и защита человека — важнейшая обязан­ность государства. Соответственно, предусматривается свобода производ­ства и распространения любой информации. По сути это составляет осно­ву демократического общества, и ограничение возможно только в исклю­чительных случаях, например, в случае военных действий.

Важнейшим моментом является запрещение производства и распространения информации, представляющей угрозу для личности, общества или государства. Особо следует подчеркнуть необходимость соблюдения нормы открытости информации. Другими словами, ни од­на государственная структура не может ограничивать доступ к инфор­мации, которой она обладает в соответствии с установленной для нее компетенцией. Очень важная норма — оперативность предоставления информации, которая редко рассматривается в таком качестве. А важ­ность ее принципиальная. Это означает, что любая   организация, производящая информацию, должна собирать и хранить информацию в полном объеме в соответствии с установленной для нее компетенцией, а также предоставлять ее в установленные сроки потребителям. Сего­дня уже ясно, что задержка информации может нанести существенный урон как отдельным личностям, социальным группам, так и обществу в целом в экономическом, политическом, нравственном и плане.

В качестве важнейшей нормы информационных отношений можно безусловно назвать отчуждение информации от ее создателя. Сущность данной нормы обусловливается тем, что субъекты, получившие инфор­мацию, в дальнейшем также несут ответственность за неправомерное ис­пользование ее содержания. В этом плане особое место занимает такая категория, как обособленность информации от ее создателя, которая за­ключается в том, что информация, будучи обнародованной, становится частью большого информационного поля. Реализация этой нормы пред­полагает регулирование отношений, возникающих при обороте информа­ции, с целью защиты интересов всех участвующих в нем субъектов. Сего­дня уже можно и необходимо говорить о правах собственника информа­ции. Все они обладают традиционными правами на информационные объекты при обязательном соблюдении соответствующих обязательств относительно содержания информации. Одна и та же информация может многократно копироваться в неограниченном количестве экземпляров без изменения ее содержания и объективно может принадлежать одновремен­но неограниченному кругу пользователей.

Для анализа возьмем модель информационной сферы, в которой выделяются следующие основные правовые группы субъектов инфор­мационных отношений: производители, или создатели, информации; обладатели информации (информационных объектов); потребители информации. Данная модель дает возможность исследовать поведение субъектов информационных отношений в зависимости от способов производства и организации информации (а также информационных объектов) и тем самым классифицировать информационные отноше­ния. Очевидно, что наиболее значимой группой информационных об­щественных отношений являются их субъекты — потребители инфор­мации. Выступая в роли потребителей информации, они реализуют свое конституционное право на поиск и получение любой информации, за исключением информации ограниченного доступа (порядок доступа к которой оговаривается особо). Одновременно потребители информа­ции вступают в отношения с теми ее производителями, которые дейст­вуют во исполнение возложенных на них обязанностей по производст­ву и распространению информации (в первую очередь, к ним относятся государственные структуры). Подчеркнем, что потребители информации несут всю полноту ответственности за искажение или неправомер­ное использование полученной информации.

Поскольку информационное пространство приобретает глобаль­ный характер, то для него уже во многом не существует геополитических и географических границ государств, оказывается возможным столкно­вение национальных законодательств. Данное противоречие, однако, можно снять при создании новейшего международного информационного законодательства. Западноевропейские державы склонны рассматривать единственным выходом в данной ситуации правовой контроль над ин­формационным пространством вкупе с самоорганизацией сети. Надо ска­зать, что такое желание продиктовано, с одной стороны, необходимостью признать очевидное: ведь большая часть государств по тем или иным ос­нованиям в принципе не обладает нужными юридическими инструмен­тами, которые позволили бы поддерживать в порядке содержание гло­бальной паутины. Как показывает опыт, к решению любых противоречий, касающихся информационной деятельности в сети, в основном, привле­каются законодательные нормы тех территорий, на которых выявлены злоупотребления. Парадоксально, что некоторые поступки, осуществ­ляющиеся в виртуальном пространстве, выглядят приемлемыми с точки зрения закона в пределах одного государства, но нелегитимны в другом. С другой стороны, принимается во внимание утверждение (вполне основа­тельное) о том, что возможности Интернета еще не до конца использова­ны, поэтому излишняя суета и попытки правового урегулирования в дан­ной сфере могут затормозить его развитие.

В связи с учетом всего вышесказанного разорвать порочный круг всевозможных опасений, по мнению экспертов из Западной Евро­пы, можно, лишь разработав стандартные для всех стран пути право­вого урегулирования вопросов информатики. Начальные шаги в дан­ном направлении уже предпринимаются. Так, в королевстве Велико­британии одобрен кодекс поведения в виртуальной среде, и даже поя­вилась следящая за его соблюдением независимая структура — фонд Безопасная сеть. Последний занимается, по большей части, критериями оценки содержания. Подобные попытки осуществляются также в Гер­мании, Голландии и некоторых других странах.

Итак, мы видим, что информационное общество, по существу, становится новейшей средой обитания, своеобразной платформой дея­тельности государств, общества, различных социальных групп и обра­зований, а также и личности.

Зададимся вопросом, можно ли отнести такое сложное явление, как информационное общество и информационное пространство, к правовым системам? Ответить на этот вопрос поможет определение данного понятия, данное законодателем. В Федеральном законе «Об информации, информатизации и защите информации» мы читаем: «Информационная система — это организационно упорядоченная со­вокупность документов и информационных технологий, в том числе с применением средств вычислительной техники и связи, реализующих информационные процессы» (ст. 2).

В настоящей статье также указано, что «средства обеспечения автоматизированных информационных систем и их технологий — это программные, технические, лингвистические, правовые и организаци­онные средства, применяемые или создаваемые при проектировании информационных систем и обеспечивающие их эксплуатацию». Сле­довательно, в состав информационного пространства включаются ин­формационные технологии и упорядоченная совокупность докумен­тов, регламентирующих деятельность провайдеров и права пользовате­лей. Средствами обеспечения такой автоматизированной информаци­онной системы являются организационные, правовые, лингвистиче­ские, технические, программные и прочие средства.

В информационной среде, как и в обыденной жизни, как мы уже отмечали, функционируют и взаимодействуют разнообразные субъекты. Результатом их взаимодействия могут стать, в том числе, юридические последствия. В связи с этим на повестку дня выносится такая важная задача, как правовое урегулирование коллективных от­ношений в информационном обществе, ибо правовые отношения могут осуществляться только между социальными субъектами общества и различных социальных образований. Иначе говоря, появляется так на­зываемое право информационной социальной среды, основой которой является специальное и особое информационное право.

Что же представляет собой информационное общество с позиции права? Существуют две точки зрения на данный вопрос. Одна из групп экспертов полагает, что право рано или поздно займет достойное место в информационной сфере, необходимо только будет учитывать юридиче­ские свойства объектов и специфику их отношений с субъектами инфор­мационного пространства. Вторая группа настаивает на том, что Интернет является уникальной средой, к которой право в принципе не может при­меняться или же применяться в ограниченном объеме. При этом ни те, ни другие до сих пор не проводили детального системного анализа сущест­вующей информационной среды с целью выявления общественных от­ношений, подлежащих правовому урегулированию, и, самое главное, ме­ханизмов подобного урегулирования. Чтобы установить значение и место

права в информационной среде, необходимо, прежде всего, осмыслить, что она собой представляет, какие порождает взаимоотношения и сле­дующие им юридические последствия.

Посмотрим, что есть информационное пространство с юридиче­ской точки зрения, а для этого, в первую очередь, постараемся выяснить, является оно субъектом права либо его объектом. Итак, может ли гло­бальная информационная сеть считаться объектом общественных отно­шений? Мы видим, что вся совокупность средств связи, информационных ресурсов и оборудования, которая в целом составляет информационное общество, никоим образом не обособлена, т.е. у нее нет единого опреде­ленного хозяина, или собственника. А поскольку нет хозяина, она не мо­жет являться объектом права, как считают некоторые юристы.

В таком случае можем ли мы полагать информационное про­странство субъектом права? Совокупность информационных ресурсов и оборудования представляет собой, как было указано выше, сформи­рованную определенным образом структуру, а точнее — автоматизи­рованную информационную систему, представленную в виде инфор­мационной среды. Тем не менее, данная система в общем не является организацией либо объединением в привычном смысле этого слова, она неправомочна вступать в отношения с какой-либо другой структу­рой. Собственно говоря, еще одной структуры подобного ранга, кроме анализируемой, не существует. Учитывая все вышесказанное, можно сказать, что информационное пространство имеет ограниченные возможности обладать качествами субъекта или объекта права. Но в то же время право не только может, но и обязано включать в свою область и юрисдикцию информационное пространство или его части и в целом все информационное общество.

Последнее обусловливается тем, что имеется огромное количество объектов информационного пространства, принадлежащих определенным лицам (на праве владения или собственности), а также огромное число субъектов, вступающих друг с другом в правоотношения по их поводу. Интернет, следовательно, можно соотнести с обыкновенной веществен­ной средой, т. е. с нашей обыденной жизнью, в которой мы с вами совер­шаем ряд привычных действий. Постоянно общаемся друг с другом, хо­дим на службу, исполняем определенные обязанности; занимаемся науч­ной, литературной, коммерческой и прочей деятельностью. Обучаемся в колледже, в университете, повышаем свою квалификацию; проводим до­суг, поправляем здоровье; разыскиваем и продаем товары и услуги и т.п. Само собой разумеется, для того, чтобы воплощать в жизнь подобные операции, мы вступаем в некоторые отношения с субъектами реальности. Тот же порядок действий и те же взаимоотношения мы наблюдаем и в информационном пространстве. Только там мы покупаем или обменива­емся исключительно только информацией. В научной литературе и есте­ственно, в практике информационных отношений часто эти две реально­сти и две системы отношений путаются.

Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что инфор­мационное пространство в настоящее время является такой же средой нашего обитания, как и любая другая среда. Изучать ее следует при помощи методов информационного подхода — правовой информати­ки. Только необходимо определить типы информационных отношений во всех областях рассматриваемой сферы и проанализировать поведе­ние субъектов в информационном пространстве. При изучении право­вых проблем информационных отношений необходимо основываться, прежде всего, на действующих нормах законодательства.

Сопоставив информационные отношения в информационной сфере, можно увидеть, что они обладают рядом различий. Это объяс­няется тем, что в различной информационной среде физические свой­ства информации изменяются, в результате чего она становится осо­бенным объектом отношений. Важным аспектом, в данном случае, яв­ляются формы и условия предоставления информации. Все это, безус­ловно, затрудняет процесс оформления и предоставления документов в электронном виде и, прежде всего, именно официальных документов. Необходимо разработать новые правовые способы утверждения подлин­ности документа информационной сферы. Справиться с данной пробле­мой поможет возникновение механизма цифровой подписи, который по­зволит формировать электронные документы даже с большей гарантией их достоверности, чем при использовании бумажного носителя.

Следовательно, путь урегулирования отношений в информаци­онной среде лежит в области нормативных актов законодательства в информационной области. Прежде всего это законодательство об от­ветственности за правонарушения в информационной сфере, формиро­вании и использовании информационных систем, информационных технологий и средств их обеспечения; законодательство об информа­ции ограниченного доступа и о реализации права на поиск, получение и потребление информации; законодательство о документированной информации и об информационных ресурсах и некоторые другие.

Многие акты указанных направлений российского законодательст­ва могут быть модифицированы и дополнены с учетом специфики ин­формационного пространства и служить прекрасным инструментом пра­вового урегулирования. Кроме этого первостепенным является сотрудни­чество стран по вырабатыванию актов международного законодательства в области использования информационного пространства и, в частности, сети Интернет. Только решение вопросов на глобальном уровне может помочь урегулировать отношения, зарождающихся в информационной среде, не имеющей географических границ и аналогов в истории.

Общественные отношения, которые зарождаются между произво­дителем  услуг и информации, с одной стороны, и, потребителем инфор­мации — с другой, наиболее часто регулируются классическими нормами публичного или гражданского права. Первые базируются на отношениях административного или конституционного характера, вторые — на клас­сических договорных отношениях. При этом основные сложности урегу­лирования связаны, во-первых, с защитой содержания получаемой   ин­формации; во-вторых, с  защитой потребителя от некачественной и опас­ной информации; в-третьих, с защитой свобод и прав индивида в инфор­мационной сфере. Наиболее значимым и спорным с позиций урегулиро­вания часто являются ввод и распространение первоначальной информации в виде текстов, рисунков, банков и баз данных, а также защита авторских прав на данные объекты в информационном пространстве.             Можно выделить следующие проблемные зоны, связанные с распространением электронных документов:

•    доказывание права авторства информации;

•    обнаружение и доказывание факта распространения контра­фактных экземпляров;

•    идентификация   содержания   электронного  документа  с   его творцом;

утверждение факта и даты ввода в Интернет подобного документа;

•   определение и фиксирование понятия электронного документа.

Информационные отношения, связанные с эксплуатацией ин­формационных объектов и учреждением режима их функционирова­ния, как правило, регулируются соответственными предписаниями и нормами административного права. Обязанностью государства явля­ется учреждение прежде всего государственных информационно-телекоммуникационных систем и обеспечение их эксплуатации. Это позволит создать государственные информационные ресурсы, на базе которых будут осуществляться права любого гражданина на отыска­ние, приобретение и употребление требуемой ему информации.

Поведение всех субъектов информационных правоотношений можно проанализировать и с точки зрения информационной безопас­ности государства и общества, в таком случае к ним относятся и госу­дарственные структуры, традиционно обеспечивающие подобную безопасность. Ни для кого не секрет, что Интернет употребляется в криминальных целях. В частности, к ним можно отнести правонарушения, в которых информационные сети употребляются в качестве каналов связи. К данной группе относят информацию незаконного ли­бо потенциально вредного содержания (порнографию, призывы к ра­совой дискриминации, насилию и т.д.). К ним также можно отнести и правонарушения, направленные на нарушение информационных сетей и систем обрабатывания информации. В настоящую группу включают несанкционированный компьютерный доступ к информационным ре­сурсам, часто сопровождающийся трансформацией или разрушением данных. Также сюда входят случаи употребления сети Интернет в ка­честве средства реализации противозаконной деятельности.

Поскольку в информационном пространстве помимо разнообраз­ных злоупотреблений встречается довольно много нарушений в области прав и свобод гражданина, борьбу с ними, в целом, необходимо сосредото­чить на защите интеллектуальной собственности, репутации, тайны личной жизни, информации и информационных ресурсов, человеческого достоин­ства, несовершеннолетних граждан, национальной безопасности и пр.

В контексте нашего анализа особый интерес представляет ин­формация, которая готовится и распространяется СМИ и Интернетом с целью информирования населения. Такая информация, как правило, объединяется одним понятием — «массовая». В процессе производства массовой информации реализуются следующие права участников ин­формационных отношений: право любого члена общества на защиту чести и достоинства; право журналиста, редакции, издания и т.д. на создание массовой информации; право автора интеллектуальной соб­ственности на распространяемые СМИ результаты его научной и твор­ческой деятельности. Однако помимо прав участники информацион­ных отношений имеют и ряд обязанностей, к числу которых, в первую очередь, относятся: обязанность СМИ по оперативному, достоверному и полному информированию населения; обязанность государства по обеспечению свободы слова и обязанности потребителя не использо­вать полученную информацию во вред кому-либо в процессе ее поль­зования и вольного или невольного тиражирования.

 

Информационное общество и политические отношения

 

К числу несомненных преимуществ сети Интернет относится возможность влияния огромного количества людей — всех пользова­телей Интернета — на политическую власть разного уровня, и наобо­рот, влияния политической и экономической власти на широкие массы пользователей Интернет. Однако пока это только возможность, которая быстро превращается в реальность, о которой мы еще только догады­ваемся. Не исключено, что в самое ближайшее время поле Интернет станет битвой гигантов — массы пользователей информации в Интер­нете и власти, пытающейся контролировать данное поле, так же, как она всегда пыталась, и чаще всего ей это удавалось, контролировать все прежние потоки информации и подчинить их своим интересам.

Дело в том, что в настоящий момент лишь профессиональные лобби в состоянии отслеживать и оказывать влияние на выработку но­вых законов и принятие политических решений. При этом такое влия­ние выгодно, как правило, исключительно самим лоббистам. Задача нового общества, на наш взгляд, состоит в создании условий для того, чтобы и обычные, рядовые пользователи могли бы получить доступ к информационному инструментарию, которым располагают лишь мо­гущественные группы. Для этого, в первую очередь, необходимо, что­бы официальная информация поступала на электронные носители и была доступна любому гражданину. Таким образом, информационная эволюция дает возможность усовершенствовать институты демократии путем расширения участия общественности и повышения эффективно­сти государственной службы в целом.

Несомненный интерес представляет европейский опыт создания универсальной службы, в задачу которой входит обеспечение всего насе­ления Европы доступом не только к телефонам и телевизорам, но и к ба­зовым коммуникационным и информационным услугам. Создание такой универсальной службы вполне соответствует потребностям и запросам современного общества и корреспондирует с изменившимися научно-техническими возможностями высокоразвитых стран. Формирование универсальной информационной службы предоставляет новые возможно­сти экономического роста, содействует повышению занятости, укрепле­нию демократических институтов. Однако следует помнить, что работа в компьютерных сетях порождает и новую ответственность. Поскольку в мировой сети можно получить сравнительно легкий доступ к любой ин­формации, возникает проблема ее использования в соответствии с этиче­скими и профессиональными нормами и стандартами. Кроме того, нельзя не отметить еще один существенный проблемный узел. Мы имеем в виду строительство информационных магистралей, которое требует значитель­ных финансовых инвестиций и человеческих ресурсов, к тому же плохо прогнозируется в плане возможных негативных последствий. Таким обра­зом, в настоящее время перед Европой стоит ряд серьезных вопросов, свя­занных с развитием информационного общества.

Для успешного решения этих и других вопросов необходимо принять политическую программу, поддержанную законодательством и нормативными актами на всех уровнях — национально-государ­ственном и общеевропейском. Разумеется, это не означает, что необхо­димо создание государственных препон для роста сектора СМИ. Это следует подчеркнуть особо, поскольку в некоторых странах государст­венные власти и в настоящее время продолжают ограничивать незави­симость средств информации (например, при помощи контроля над информационными ресурсами и распределительными сетями или пу­тем избирательного предоставления государственной рекламы). Значи­тельная доля государственного участия в контроле над информацион­ными ресурсами и их распределением может препятствовать не только созданию общеевропейской технической инфраструктуры, но и модер­низации средств информации. Инвестиции в эту область станут воз­можны только тогда, когда властные структуры ослабят формы прямо­го и косвенного контроля над средствами информации.

Для дальнейшего эффективного развития демократического ин­формационного общества необходимо принятие ряда важнейших мер, и прежде всего выявление и устранение всех препятствий, которые мешают развитию новых информационных технологий, освобождение существующих средств информации от форм прямого или косвенного государственного контроля. Большую роль в этом играет создание но­вой технической основы для введения информационных и коммуника­ционных услуг. В этом плане встает задача правовой защиты общест­венных интересов в области плюрализма путем установления стан­дартов справедливого и разумного доступа всех поставщиков инфор­мационных услуг к распределительным сетям. В связи с этим остается актуальной проблема охраны авторских прав в отношении воспроизво­димой информации и установление четких правил определения ее вла­дельца для всех поставщиков услуг.

Более сложным представляется вопрос о регулировании содержа­ния создаваемой и транслируемой информации. Несомненно, что государ­ственная политика, проводимая в данном направлении, должна учитывать существующее законодательство как основу для введения юридически закрепленных стандартов и норм, а также поощрять саморегуляцию сре­ди поставщиков программ. Таким образом, государство может и должно создать необходимые условия для успешного развития информационного поля страны, информационная индустрия также должна включиться в эту работу. У всех профессиональных сотрудников СМИ — издателей, жур­налистов, редакторов, репортеров — присутствует несомненный интерес к созданию информационного общества. Однако для реализации имеюще­гося потенциала необходимо сотрудничество между СМИ и властными структурами, с одной стороны, и между отдельными представителями информационной индустрии , с другой.

 

Остановимся более подробно на аргументах тех ученых, кото­рые считают информационные блага некоторым «троянским конем», внесенным в социальное пространство мирового сообщества. Во-первых, «демократизирующий» эффект от таких возможностей Все­мирной паутины, как легкость распространения и доступность инфор­мации, интерактивность, предположительное отсутствие контроля, не столь однозначен, каким он обычно считается. Эти же самые характе­ристики Интернета могут иметь и прямо противоположные последст­вия в тех случаях, когда их станут использовать для распространения экстремистских идей, лоббирования или незаконного проведения предвыборных кампании и т.д.

В связи с этим представляется интересной позиция американ­ского социолога Маджиды Техраняна, наиболее четко представленная в его книге «Технологии власти». По мнению автора, современная тенденция оценивать информационное общество только с положитель­ной стороны не приводит к достоверным научным и социальным ре­зультатам. Развитие ИКТ и, в первую очередь, Интернета, оказываю­щего наиболее сильное влияние на общество, само по себе не гаранти­рует прогресса демократических институтов общества. Как пишет в своей книге Маджида Техранян, на каждый аргумент в пользу демо­кратического эффекта информационных технологий, от иероглифов до компьютеров пятого поколения, может быть найден столь же сильный аргумент в пользу их антидемократических последствий. Иными сло­вами, если вообще имеет место «демократизирующий» эффект Интер­нета, то он сильно переоценивается. По мнению автора, такой мощный инструмент влияния, как информационные технологии, имеет не меньше потенциально негативных моментов, чем позитивных сторон и, в принципе, может нанести значительный ущерб демократическим институтам и процессам.

Рассмотрим первый и самый известный тезис о мировой сети, который во всех вариантах так или иначе сводится к следующему: влияние этой технологии на жизнь людей имеет характер массового явления и доступен всем в равной степени. Однако многие аналитики отмечают, что справедливый и равный доступ к благам информацион­ного общества никоим образом не гарантируется не только гражданам Разных стран (80% сегодняшних пользователей Интернета живут в Европе, США и Канаде), но и в рамках одной страны. Этот феномен из­вестен как «цифровой разрыв» и сегодня вполне очевиден.            Далее, многие исследования указывают, что среди пользовате­лей Интернета преобладает относительно высокообразованная и хоро­шо оплачиваемая молодая технократическая элита. И хотя некоторые тенденции указывают на определенные сдвиги в данном направлении (сеть стала охватывать более бедные и менее образованные слои обще­ства), расширение онлайновой аудитории не усилило политической значимости Интернета. Напротив, давние пользователи Интернета го­раздо более активны с политической точки зрения, чем новички. Таким образом, «пессимисты» считают, что демократизирующее влияние Ин­тернета существенно переоценивается (по крайней мере, в плане соз­дания более заинтересованной, политически активной общественной силы). Иными словами, по их мнению, Интернет не меняет людей по существу, он просто позволяет им делать то же самое, но иначе, и по­этому его развитие не сможет превратить безразличных граждан в гра­ждан информированных и активных.

Существуют еще более пессимистические мнения относительно влияния Интернета на политическое и гражданское самосознание на­селения. По мере того, как общество становится все более сложным, люди все меньше интересуются политикой, у них появляются другие общественные интересы, в том числе и электронные развлечения. Но главное, демократия в киберпространстве (например, ведение полити­ческих дискуссий в Интернете) вовсе не означает демократии в реаль­ном мире. Активность в киберпространстве вообще может означать стремление уйти из реальной социальной жизни. Высокоразвитые страны в последние годы столкнулись с двумя взаимозависимыми процессами: ростом доступа граждан к информации на фоне увеличи­вающейся политической пассивности. Не в последнюю очередь это связано с тем, что многие политически активные (вначале) пользовате­ли Интернета убеждаются, что современных политических деятелей (причем как в демократических, так и в недемократических странах) мало волнуют личные электронные обращения к ним избирателей.

В последние несколько лет исследователи сети Интернет отме­чают значительные изменения в структуре интересов пользователей. По их мнению, время неорганизованной, идущей от широких масс по­литической активности в Интернете в значительной степени прошло. Появление простой навигации, возможность использования графики и т.д. сделало Интернет более привлекательным для профессиональных политиков, что привело к их вторжению в киберпространство. Это можно считать окончанием периода первоначальной анархии и сво­бодных, непрофессиональных политических дискуссий в сети. Таким образом, не Интернет вошел в политику, как многие вначале рассчитывали, а политика частично перешла в виртуальный мир, привнеся туда негативные черты мира реального.

Низкая стоимость распространения информации является, по­жалуй, самой привлекательной чертой Интернета. Имеет значение и его «горизонтальная» структура, где пользователи контактируют друг с другом, одновременно выступая и как производители, и как потребите­ли информации. Многим видится в этом позитивная противополож­ность «вертикальной» структуре традиционных СМИ. Предполагается, что огромное разнообразие источников должно компенсировать «од­нобокость» и «идеологическую обработку» больших новостных групп и правительственных каналов.

Отметим, что политика и первых, и вторых часто определяется стоящим за ними крупным капиталом. На первый взгляд, Интернет предоставляет всем равные возможности для распространения идей и политических взглядов независимо от размера группы или ее финансо­вой состоятельности. Действительно, разместить информацию в сети Интернет чрезвычайно дешево. Однако следует иметь в виду, что в то время как передача информации становится все более простой и деше­вой, стоимость получения самой информации остается достаточно вы­сокой. Вследствие этого небольшие независимые группы не могут со­ревноваться с большими корпорациями в качестве информации. К тому же для плацдарма идей мало создать свой веб-сайт, необходимо сде­лать его известным («раскрутить»), что гораздо сложнее. Эффективная реклама стоит больших денег, поэтому независимые малые информа­ционные группы оказываются в неравных условиях по сравнению с правительственными источниками и с большими компаниями.

Особо остановиться стоит на вопросе о подконтрольности про­цесса размещения информации в Интернете. В настоящее время прак­тически все провайдеры устанавливают определенные правила для со­держимого страниц (например, категорически не допускается любая порнографическая продукция) и могут отказать в предоставлении мес­та, если эти правила нарушаются. Однако, если провайдер финансиру­ется правительством или крупной корпорацией, он также будет выну­жден вводить определенные политические ограничения по требовани­ям своего патрона. То же самое касается и регистрации сайта в некото­рых каталогах. Если они контролируются одной из политических пар­тий, то любому сайту, содержащему негативную информацию об этой партии, может быть отказано в регистрации. Последнее практикуется Достаточно часто даже в демократических странах.

Нельзя полностью согласиться и с утверждением, что огромный объем информации в сети делает невозможным контроль над ней. Современные поисковые программы типа AltaVista можно настроить та­ким образом, чтобы они реагировали на определенные слова или фра­зы, это позволяет проверять содержимое миллионов сайтов за относи­тельно небольшое количество времени. Страница, которая содержит

нежелательную информацию, может быть найдена (и при необходимо­сти исключена из результатов поиска) в считанные секунды. В качест­ве самого простого примера такого фильтра можно привести так назы­ваемые «семейные фильтры» в современных поисковых программах, задача которых — исключить из результатов поиска все страницы, содержащие порнографию и сцены насилия. Тем более не представляет труда установить подобные фильтры для крупных политических или финансовых групп — достаточно только изменить ключевые слова, и сайт политических противников или конкурентов никогда не будет  найден другими пользователями.

Также высоки возможности использования электронной почты для разного рода политических махинаций. Небольшая группа, имею­щая значительную финансовую базу, может создавать видимость массовой поддержки или, наоборот, неприятия какого-либо предложения, решения, проекта, направляя на факс или электронную почту политика

 или чиновника огромное число сообщений. Более того, имея некото­рые познания в области компьютерных технологий, можно создать иллюзию, что все эти сообщения исходят от разных людей из разных ре­гионов. Очевидно, что такие технические возможности открывают ши­рокий простор для деятельности недобросовестных политиков и лоб­бистов разных мастей.

              Однако, существует и вполне обоснованное беспокойство относительно влияния массового потока электронных сообщений на принятие решений. Очевидно, что написать и отправить e-mail — дело нескольких минут. Во многих случаях первый отклик может быть спонтанным, недос­таточно продуманным, просто эмоциональным. Но даже если эти отклики хорошо продуманы и обоснованны, безоговорочное следование такому проявлению «общественного мнения» может оказаться еще более серьез­ной угрозой для демократии, чем его игнорирование. Например, желание соответствовать немедленной реакции избирателей может помешать политическому деятелю в достижении компромисса, без которого невоз­можна современная политическая работа. Точно так же политик может отстаивать какое-либо решение, руководствуясь не соображениями пер­спективной выгоды, а желанием в данный момент понравиться «простым людям», выполнить их требования любой ценой.

Развитие информационных технологий неминуемо приведет к то­му, что люди будут все больше времени проводить в виртуальном мире. Однако многие исследователи уверены, что те виртуальные сообщества, которые люди будут находить в киберпространстве, не смогут стать пол­ноценными центрами политической жизни. В конечном счете большое разнообразие дискуссионных групп и сообществ в глобальной сети, а так­же возможность практически мгновенной связи с единомышленниками по всему миру приведут к политической фрагментации и трудностям в поис­ках консенсуса. Любопытно, что только 31% всех американских сайтов, как отмечают исследователи, соблюдают нейтральность по отношению к обеим сторонам американской политики.

Таким образом, одним из следствий влияния Интернета на полити­ческое сознание населения является рассредоточение общественных групп, затрудняющее достижение политических компромиссов, без кото­рых, заметим, демократия невозможна в принципе. С появлением Интер­нета возросли возможности «черного пиара», появились новые, более эффективные способы влияния на политическую кампанию. Так, инфор­мационные технологии дают возможность сбора самой подробной ин­формации о политических конкурентах, которая при соответствующей обработке может значительно испортить конкуренту репутацию. При этом найти авторов (заказчиков) такой информации бывает крайне сложно, тем более, привлечь их к ответственности. В качестве частного примера мож­но привести фальшивые «домашние страницы».

Надо отметить, что в печати и на телевидении также встречаются резкие и даже грубые высказывания политических деятелей по отноше­нию к своим оппонентам. Однако они находятся в определенных рамках закона и общепринятых норм поведения. Что касается Интернета, то со­блюдение этических правил там может не соблюдаться, и это становится серьезной проблемой. Наконец, появление все большего количества ин­тернет-сайтов разного рода антидемократических групп также вызывает вопрос о том, насколько в действительности подобная информационная открытость способствует развитию демократии в информационном обще­стве.

Выше мы затрагивали частные проблемы формирования и раз­вития информационного общества, связанные с функционированием сети Интернет. Однако есть общие проблемы развития демократии в рамках нового мироустройства. Одна из них — так называемая «пря­мая демократия», к формированию которой сегодня призывают многие политические деятели и футуристы. В последней части нашего иссле­дования мы остановимся именно на этом вопросе.

Как известно, тип демократии, утвердившийся в наше время в большинстве высокоразвитых стран, — тип представительный демокра­тии. Начиная с демократии в Древней Греции считается общепринятым, что число людей, мнение которых должно учитываться при приятии ре­шений, а также географические размеры стран не позволяют существовать прямой демократии, когда решения принимаются людьми непосредствен­но и коллегиально. В настоящее время, в связи с активным вхождением Интернета в нашу жизнь, появилось много сторонников идеи введения такой демократии путем электронного голосования. Однако нельзя забы­вать о возможных последствиях поспешных и при этом кардинальных изменений в социально-политических системах современного общества.

Электронное голосование в определенной ситуации может стать, скорее, угрозой демократии, чем новым эффективным механиз­мом ее развития. Напомним идею, сформулированную еще авторами американской Конституции, о том, что общественное мнение должно быть «отфильтровано» соответствующими представительными орга­нами. Только в этом случае принятые решения будут наилучшим обра­зом соответствовать национальным интересам государства, при этом интересы меньшинства граждан также не останутся без внимания. На наш взгляд, это серьезный аргумент против введения прямой демокра­тии. Действительно, нельзя быть уверенным в том, что поддержанные большинством решения оптимальным образом соответствуют нацио­нальным интересам государства. Мы знаем, что людьми достаточно часто управляют личные эмоции и порывы, навеянные речами попули­стов-демагогов, у многих имеются корыстные соображения.

Соответственно, принимая политические решения, члены обще­ства не столько рассматривают проблему целиком, сколько выделяют существенные для них стороны на данный момент времени. Это есте­ственно, поскольку трудно даже представить, сколько времени понадо­бится среднестатистическому гражданину для исследования всех во­просов по теме и формирования собственного зрелого мнения. Тогда возникает вопрос: насколько сами граждане будут серьезно относиться к своим обязанностям по принятию решений и как сами они будут оценивать такие решения (и, тем более, их выполнять). Нежелание осуществлять интеллектуальную работу вкупе с ограничением времени на обдумывание приведет к тому, что решения будут приниматься без серьезного обсуждения и без представления различных точек зрения. Очевидно, что в этом случае качество принимаемых решений будет снижено, а сама система всенародных дебатов и голосований станет фактически бесполезной. Мы остановились на общих проблемах, с которыми, вероятно, предстоит столкнуться обществу, если оно захочет реализовать идеи «интернет-демократии» на практике. Помимо этого есть целый ряд проблем, связанных непосредственно с осуществлени­ем такой идеи. В частности, кто будет формулировать вопросы и порядок их рассмотрения, кто должен подсчитывать результаты и контро­лировать сам процесс подсчета и т.д.?

Открытым остается вопрос и о сохранении тайны голосования. Сторонники «интернет-демократии» считают, что наличие у каждого гра­жданина номера и персонального пароля в сети является гарантией спра­ведливости  и  честности  голосования.  Это убеждение  представляется спорным, поскольку любой, имеющий доступ к сети, сможет определить, кто и как голосовал. Таким образом, выбор пользователей Интернета бу­дет мотивироваться не только их политическими убеждениями, но, воз­можно, и страхом быть обнаруженными, особенно в странах, где демокра­тические нормы не имеют длительной истории и страх остается серьез­ным фактором принятия решений. Разумеется, развитие Интернета и свя­занных с этим новшеств в системе политических взаимодействий не озна­чает, что мы обречены быть свидетелями упадка демократии. И все же нельзя не признать, что этот процесс пока еще не столько укрепил демо­кратические учреждения, сколько сделал их более уязвимыми, а само де­мократическое равновесие менее устойчивым.

Внедрение современных технологий дало антидемократическим силам новый мощный инструмент для разрушения демократических основ общества.   Данная опасность подстерегает даже страны с усто­явшимися демократическими традициями. Природа власти такова, что любой человек, ее получивший (даже вполне демократическим путем), стремится ее сохранить и преумножить. Поэтому демократия — это не механизм, с помощью которого народ «помогает» правителям осуще­ствить власть, а, напротив, система ограничений, предназначенная для предотвращения злоупотреблений этой властью. К сожалению, приме­нение  современных  информационных  технологий  в  определенном смысле ослабило эти ограничения. Даже в случаях, когда в стране от­сутствует (или сведено к минимуму) сознательное злоупотребление властью,   информационные технологии могут способствовать стесне­нию свободы граждан, вторжению в их частную жизнь и нарушению политического и социального равенства населения. Самой опасной ти­ранией является тирания невидимая, «ласковая», та, в которой гражда­не выступают одновременно участниками собственного преследова­ния, а порабощение, в целом, предстает результатом не столько злых намерений, сколько безликих обстоятельств. Резюмируя, можно ска­зать, что развитие технологий не ведет неизбежно к разрушению демо­кратии, но такая потенциальная возможность их использования не мо­жет игнорироваться ответственными исследователями и политиками.

Как отмечалось выше, изменения в жизни мирового сообщества, связанные с развитием информационной сферы, привели к появлению большого направления в социологических и социально-политических исследованиях, включающего в себя ряд концепций информационного об­щества. В той или иной степени в их основе лежит положение о том, что главным фактором развития современного общества становится произ­водство и использование научно-технической и другой информации.

Основу данного подхода заложили ряд известных американских авторов теории постиндустриального общества. Однако они так и не провели четкую грань между обществом индустриальным и постинду­стриальным. На наш взгляд, критерий такого разделения  должен  ле­жать в производственной сфере, в которой занята самая значительная часть трудоспособного населения. Таким образом, если больше поло­вины членов общества будет занято в сфере производства информации и оказания соответствующих информационных услуг, можно говорить о появлении информационного общества. Однако остается разделение государств на развитые в информационном отношении и отсталые, что, несомненно, является важнейшей мировой проблемой. И вопрос не только  в  оснащенности  населения  информационно  отсталых госу­дарств соответствующей техникой. Нельзя не видеть, что страны, про­изводящие технологию и знания (в первую очередь, США), развивают­ся в определенном смысле за счет выноса ряда производств (нередко экологически вредных) в менее развитые страны. Недаром многие ис­следователи   и   журналисты   используют   термин   «экологический колониализм»,   который  не  требует  специального  комментария.  С другой стороны, существует ряд стран, обладающих, казалось бы, современными    информационными    технологиями.    Но    поскольку получают они научную информацию (необходимую для производства высоких технологий) главным образом из США и некоторых других европейских    государств,    их    также    нельзя    отнести    к    разряду информационных   обществ.   Данная   ситуация   негативно   влияет   на стабильность, создает предпосылки возникновению межгосударственных конфликтов и обострению межнациональных проблем.

Дифференциация по вышеописанному типу отмечается и внут­ри государств. Новые и постоянно возрастающие требования к уровню образования приводят к значительному разрыву между образованными и необразованными слоями населения. По мнению некоторых исследо­вателей, в результате маргинализации отдельных групп населения в ряде вполне благополучных стран может возникнуть своеобразная субцивилизация. Последняя будет иметь более низкоуровневые прин­ципы и нормы поведения и, может быть, другую систему ценностей, которая неминуемо войдет в конфликт с общепринятой. Другая опас­ность кроется в том, что экстремисты также овладевают сложными информационными технологиями, получая в руки мощное средство пропаганды своих антисоциальных идей. Кроме того, рост объемов распространяемой информации ставит перед любым пользователем вопрос о ее систематизации. Достаточно часто это приводит к тому, что пользователь начинает полагаться на мнения других людей. Это открывает широкое поле деятельности для всех желающих манипули­ровать общественным мнением с помощью специально подобранной информации. На наш взгляд, возможным решением данной проблемы может стать ограниченное вмешательство государственных органов в процессы производства, обработки и распространения информации.

Информационное общество накладывает отпечаток на основные процессы в области культуры и образования. Становление и развитие личности происходит в новых условиях, значительно отличающихся от традиционных, когда социальный статус родителей почти автоматиче­ски определяет будущее социальное положение ребенка. Распад идео­логических и социальных структур традиционализма предоставил мо­лодым людям определенную свободу выбора своего жизненного пути. Современному обществу необходимо создавать институты, в задачу которых входило бы обеспечение прав и свобод личности. Необходимо вовлекать в информационные процессы более широкие слои населе­ния, участвовать в формировании справедливой межгосударственной системы разделения труда в информационно-коммуникационной сфе­ре. Наконец, значительное внимание должно уделяться повышению информационной культуры, правилам безопасного потребления ин­формации, а также разнообразию социальных средств, методов и структур, способствующих развитию инфосферы — нового жизненно­го пространства миллионов пользователей. Только при решении этих и ряда других задач можно рассчитывать на то, что информатизация об­щества будет способствовать развитию экономики, повышению интел­лектуального потенциала и культурного уровня, одним словом, приве­дет к тем результатам, которых мы ждем от общества будущего.

* * *

Когда мы говорим про информационное общество, то прежде всего имеем в виду систему отношений субъектов (людей и различные социальные образования), вступающих между собой в особые специ­альные отношения по поводу и в связи с реализацией своих личных или групповых интересов, потребностей в системе производства, обра­ботки, хранения, передачи и прочей информации, причем в любом ее виде. В данной области социальных интересов сегодня работают много людей, которые обусловливают свои отношения именно действующим информационным пространством.

Соответственно здесь появляются свои законы и закономерно­сти социально-информационых отношений, правила и нормы (как пи­санные, так и неписанные, основанные на традиции и обычаях). Появ­ляются и свои особые потребности, интересы и ценностные ориента­ции и пр. Все как в традиционном обществе или в любой другой сфере социальных отношений.

Понятно, что все это требует своего тщательного исследования как социологами, так и другими смежными специальностями. Так, в последние годы весьма много внимания стали уделять психологиче­ским особенностям виртуального общения, правовым нормам функ­ционирования информационного пространства и пр. Но это только на­чало, которое свидетельствует о большом пути изучения появившегося так неожиданно и, оказывается, такого важного социального объекта, как информационное пространство и информационное общество.

 

Николас Луман

Решения в информационном обществе

 

Описания современного общества сегодня уже не претендуют на всеобъ­емлющую теоретическую проработку. Они затрагивают отдельные, наиболее важ­ные явления и ограничиваются ими. Даже понятие капиталистического общества не до конца проработано экономическими науками и содержит лишь социально-историческое описание эпохи. Подобные недостатки теории еще лучше видны в отношении понятий «общества риска», или «общества, располагающего опытом». Сказанное касается и информационного общества, под которым обычно подразу­мевается, что все больше рабочего и свободного времени затрачивается на произ­водство и потребление информации. Правда, при этом по аналогии с различением предмета и символа проводят различие между предметом и знанием, т.е. информацией. Однако обе компоненты этого различения рассматриваются как предметы, которые не исчезают и не требуют воссоздания при переходе из рук в руки. На­пример, в таком смысле речь идет о памяти, которая может по мере необходимости сохранять и извлекать информацию. Однако при таком понимании следует гово­рить скорее об обществе знания или обществе, основанном на знании. Информация же не является стабильной, переносимой и сохраняемой сущностью. Она является скорее событием, которое, актуализируясь, теряет характер информации. Следова­тельно, хотя информацию производит знание, ее необходимо отличать от знания. Интерес к информации связан со стремлением к неожиданному. Информация явля­ется различением между тем, что могло бы быть, и тем, что происходит или сооб­щается. В качестве различения она не имеет ни измерений, в пределах которых она могла бы варьировать, ни местоположения, где ее можно было бы обнаружить. Можно лишь выделить систему, которая занимается ее обработкой.

В определении понятия информации через «событие» и «различение» со­держится и обиходный смысл этого термина. Так, средства массовой информации каждый день заваливают нас избыточной информацией без определенного адреса­та, который мог бы использовать все ее многообразие и конкретность. Однако в обществе существуют яркие явления иного рода, например, рост насилия; изоляция больших групп людей от использования информации и других благ цивилизации; диспропорции в развитии важнейших функциональных систем общества; зависи­мость от источников энергии, восстановление запасов которых в долгосрочной перспективе невозможно; экологические проблемы и многое другое. Почему же, однако, так привлекателен синдром, обозначенный термином «информационное общество»?

Исходным пунктом дальнейших рассуждений является двойственность информации, благодаря которой она выполняет функцию привлечения внимания. Информация имеет привлекательную и отпугивающую ипостаси. Она и помогает нам, и порождает в нас неуверенность. Мы осведомляемся о чем-либо, если желаем устранить незнание, например, найти правильный путь. Мы надеемся, что, распо­лагая большим количеством информации, мы сможем принять лучшее решение. Далее, требование оперативности информации отодвигает на второй план пробле­му ее достоверности: достаточно, чтобы информация была просто правдоподоб­ной. Она должна быть пригодна для кристаллизации. Информация должна обеспе­чить возможность продолжения операций, переводя двойственность знания и не­знания в последующие ситуации.

Информация трансформирует незнание в знание и совершает это в форме неожиданности, в форме выбора из других возможностей. Поэтому рост опреде­ленности обнаруживается только на фоне спектра других возможностей. Все, что является предметом информации, является контингентным. После акта информи­рования информация теряет качество информации: можно воспроизвести ее смысл, но нe форму неожиданности. После информирования может появиться лишь новая информация. Двойственность информации все время принимает новые формы, но сохраняется как таковая. Может быть, когда речь идет об «информационном обще­стве», именно это и имеется в виду?

Если принять во внимание темпоральный аспект информации, то подры­ваются важнейшие предпосылки классической «репрезентативной» теории позна­ния, которая исходила из того, что события могут быть воспроизведены в созна­нии и в коммуникации независимо от времени. События могут быть предметом коммуникации, содержанием воспоминаний, но чтобы воспроизвести их событий­ный характер, их всегда необходимо локализовать во времени. На этой основе можно обсуждать даже нечто ужасное. Таким образом, мир событий (соответст­венно — решений) дан в онтологически доступной форме. Лишь совсем недавно «репрезентативная» теория познания была подвергнута основательной критике. [9] Здесь неуместно детально анализировать эту критику, но все-таки отметим, что в шоке, или, обобщенно, в информации, содержатся неявные элементы, связанные с моментом времени, в котором они актуально возникли и исчезли. Иными словами, информация приводит в движение саму систему познания, вследствие чего она не может быть представлена и вспомнена в темпоральном аспекте. Можно вновь и вновь возвращаться лишь к смыслу информации.

Для понимания отмеченной «неуловимости информации» необходим глубо­кий пересмотр процесса познания и изменение многих устоявшихся понятий, прежде всего относящихся к «рациональности». Так, ввиду фактического отсутствия информа­ции, необходимой для принятия рациональных решений, невозможно говорить ни о рациональном, ни тем более об «умном» поведении в информационном обществе. В первую очередь следует переосмыслить связь понятий информация и решения.

С одной стороны, решения зависят от информации, или, точнее, от преоб­разования информации в знание. С другой стороны, сами решения являются важ­нейшим источником потребности в информации. Конечно, существуют и другие пробелы в знаниях, которые пытаются восполнить посредством информации, на­пример, когда спрашивают о дороге от вокзала до гостиницы. В случае принятия решения потребность в информации определена конститутивно, она следует из самой природы решения, а именно: решение невозможно знать наперед. Оно — неожиданность. Отсюда следует, что только через информацию можно получить сведения о том, какое решение принято. Поэтому потребность в информации в современных обществах является не просто следствием неполноты знания, а воз­никает вследствие зависимости общества от множества решений, особенно по во­просам его структуры; информация должна обеспечивать взаимосвязь решений.

Этот процесс можно обнаружить лишь тогда, когда мы располагаем точ­ным понятием решения.

Теория решений, которая рассматривает решение как выбор между альтер­нативами на основе информации и формулирует рациональные критерии для этого, может быть названа «классической». В течение нескольких десятилетий претензии этой теории на рациональность подвергаются критике, которая, однако, не касается понятия решения.

Так, в области экономических решений с 50-х гг. очевидна невозможность исходить из однозначных структур с их преимуществами, например, из модели рынка с идеальной конкуренцией. Решения о ценах не могут приниматься на осно­ве сведений о рыночной конъюнктуре, они должны быть выработаны в самой организации. При этом количество релевантной информации увеличивается настоль­ко, что было бы слишком дорого, т. е. нерационально, собирать ее всю. Организа­ции должны функционировать в условиях ограниченной рациональности (bounded rationality — термин X. Симона). Они придерживаются, по меньшей мере, двухсту­пенчатой тактики: сначала принимают решения о предпосылках решений (напри­мер, о целях и алгоритмах деятельности или о порядке замещения вакантных мест), а затем принимают конкретные решения. При этом также невозможно собрать всю необходимую информацию. Требуемый уровень решений обозначается с помощью результатов, которые должны обеспечить принятые решения, и по достижении этого уровня ситуация считается в целом удовлетворительной. При этом остается открытым вопрос о возможности лучших решений, а согласно пословице луч­шее — враг хорошего.

Таким образом, складывается впечатление, что информационное общество использует информацию, находящуюся в его распоряжении, лишь в ограниченной степени. Это подтверждается эмпирическими исследованиями о принятии решений управленческим персоналом и о подготовке политических решений. Для их приня­тия едва ли привлекается даже имеющаяся информация[10]. Решения часто прини­маются без обсуждения, на основе личных контактов. Возможно, что это лучший способ принятия решений, когда речь идет о многозначных понятиях или о ситуа­циях с плохо структурированной постановкой проблемы. На фоне недоверия к политическим манипуляциям данными, которые подгоняются их составителями в своих интересах, в ходе личных контактов создается впечатление достаточной ин­формированности (во всяком случае, такой же, как у всех). Судя по некоторой ли­тературе, решения лидеров являются не столько использованием собранной ин­формации, а скорее ориентирами для принятия дальнейших решений. Иными сло­вами, в них речь идет об определении смысла, о sensemaking, об ограничении воз­можных будущих состояний системы; в итоге память системы содержит не налич­ную информацию, а лишь собственные решения.

Неудивительно, что связь между развитием информационных систем и экономической эффективностью не обнаруживается. Быстрый рост производи­тельности труда в течение последних десятилетий основан, как и прежде, на тех­нологии, а не на увеличении количества доступной информации[11]. Наоборот, стоимость информационных систем начинает постепенно снижать продуктивность вложений средств в других областях.

Еще одно впечатление складывается при различении когнитивных и реак­тивных стратегий принятия решений. В случае когнитивной стратегии принимают­ся в расчет долгосрочные перспективы; реактивная стратегия состоит в работе с уже наступившими событиями. С точки зрения социологии можно допустить, что чем более турбулентен социальный мир, тем больше подходят для него реактивные стратегии управления, например, увольнение персонала, нежесткое управление (downsizing, lean management). Вполне возможно, что существуют и другие причи­ны, например, причины того, что церковь все меньше занимается своей прямой миссией и все больше — кризисом церкви. Такие спекулятивные гипотезы требу­ют, конечно, тщательной эмпирической проверки, однако не стоит с порога отклонять предположение о том, что «информационное общество» поощряет скорее реактивные стратегии управления.

Информация всегда является неожиданностью, следовательно она не мо­жет быть внесена в систему из окружающей среды[12]. Она должна быть произве­дена в самой системе, так как неожиданность становится явной посредством внут­ренних ожиданий системы.

В свою очередь системы, перерабатывающие информацию, являются операционально закрытыми системами. Это означает, в частности, что они играют активную роль по отношению к окружающей среде; поэтому трансформация сиг­налов-помех в информацию не может рассматриваться лишь как процесс воздейст­вия окружающей среды на систему. Речь идет не просто о пассивном восприятии системой изменений в окружающей среде, а о том, что операционально закрытая система не может существовать лишь путем пассивного познания, без своей актив­ной роли по отношению к окружающей среде (т. е. без собственной воли)[13]. Внутренний прирост информации в системе всегда определяется тем, «что может начаться с нее». Отсюда следует, что селекция информации всегда содержит воле­вой момент, иначе операционально закрытая система не могла бы воспроизводить саму себя путем переработки информации. С психологической точки зрения ин­формация опосредует сенсомоторные процессы в системе. При этом речь идет все­гда о сугубо внутренних процессах в системе. Достигнет ли использование инфор­мации своих целей, это уже другой вопрос.

Сходные наблюдения возникают и в совершенно иной сфере. Речь идет о разного рода терапевтических вмешательствах, будь то индивидуальная, семейная терапия или консультирование организаций. При этом необходимо исходить из того, что не существует техник вмешательства, которые могли бы заранее опреде­лить ресурсы, необходимые для терапии (информацию), распознать возможные ошибки и избежать их, так как они работают с конструктами проблем. Состояние или поведение, которое рассматривается как патологическое или ведет к неудовле­творительным результатам, реконструируется как решение проблемы, которая могла бы быть решена лучше каким-либо иным способом. При второй, третьей попытке вмешательства система каждый раз должна быть описана заново. Пред­ложения о вмешательстве («указания») разрабатываются в форме двойственной функции, т. е. они играют терапевтическую и диагностическую роли одновремен­но. Если они терапевтически неэффективны, то по меньшей мере создают инфор­мацию, с помощью которой можно внести необходимые коррективы и предпри­нять еще одну попытку терапии. Таким образом, процедура принятия решения протекает в широком смысле слова ретроспективно: чтобы узнать, что нужно де­лать, необходимо сделать что-нибудь. «Only after action has taken place is the admin­istrator able to given an historical account of what has happened, and the psychiatrist is very much in the same position»[*], — замечают Дж. Рюч и Г. Бэйтсон[14]. Тем са­мым ставится под сомнение общее понимание решения как выбора между альтер­нативами, и, в частности, необходимость тщательного сбора информации перед принятием решения. Однако, может быть, достаточно лишь знать, какое решение было принято?

Понимание будущего в классической теории решений также требует неко­торых уточнений. Будущее есть и остается неопределенным, поэтому не существу­ет проблемы достижения его определенности перед принятием решения. Опреде­ленность заключается лишь в преемственности неопределенности будущего, так что всегда можно вмешаться и скорректировать решения, рассматривая их ретро­спективно.

Отсюда возникает вопрос о том, кто на самом деле использует информа­цию, постоянно производимую в «информационном обществе». Похоже, что при попытках ее эффективного использования рациональность становится камнем пре­ткновения. Однако действительно ли рациональность является узким местом ис­пользования информации или сама специфика решений выдвигает вопрос о воз­можности и степени их опоры на информацию?

Описание решений как информированного выбора среди нескольких альтернатив породило две области проблем. Первая проблемная область затра­гивает критерии рациональности и возможности их реализации. Вторая отно­сится к вопросу о субъекте принятия решения. Здесь учитывается влияние «субъективного» фактора в решении, т. е. проявления воли, которая не может быть просчитана заранее. Считается, что решения принимают в конечном итоге конкретные люди. Отсюда следует, что чем важнее решения, тем важнее их авторы: люди приобретают статус в соответствии с важностью решений, кото­рые от них зависят и принятие которых им приписывают. Побочным результа­том такого представления о принятии решений является мифология иерархии, верная независимо от того, как на самом деле принимаются решения в органи­зациях с вертикальной дифференциацией.

То же самое относится и к коллективным решениям путем голосования по принципу большинства. Как известно еще со времен Кондорсе, принцип большин­ства не гарантирует выражение предпочтений общества, т. е. может привести к иррациональным результатам, однако с этим приходится мириться, так как реше­ния должны приниматься постоянно. Иным путем социальные системы не смогли бы справится с постоянными изменениями в окружающей среде. Обращает на себя внимание, что классическая теория решений приводит к острой конфронтации рациональности и иррациональности, но оставляет все как есть.

Не подвергая сомнению определение решения как выбора между альтерна­тивами, дополним его. Поставим дополнительный вопрос: как возникают альтер­нативы в реально существующем мире; и далее — как посредством решения мож­но повлиять на то, что до него не существовало в мире, в котором происходит то, что происходит, и не происходит того, что не происходит. Этот вопрос не должен возвращать нас назад к старому спору между детерминизмом и индетерминизмом, так как мы ставим вопрос о форме обращения решений со временем, когда они вводят альтернативность в настоящее, данное как результат неизменяемого прошлого; или когда они стремятся ввести что-либо новое в неизвестное будущее, пытаясь изменить мир по сравнению с тем, каким он был бы без принятого решения.

Дальнейшие размышления ведут к прояснению связи решений со време­нем. Решение связано с определенным моментом времени тем, что оно является одним и тем же до принятия решения и после этого. Например, необходимо при­нять решение о размещении мусороперерабатывающего завода. Допустим, что существует несколько альтернативных вариантов его размещения. Тогда еще до принятия решения обдумывают, как оно будет аргументировано после принятия. Тем самым решение преобразует открытую контингентность в закрытую. В даль­нейшем можно будет защищать выбранный вариант или сожалеть о нем, однако он уже навсегда остается вариантом, наряду с которым имелись и другие. Однако как возможна идентификация тождественности решения, несмотря на резкие различия в его оценке до и после принятия?

Для ответа на поставленные вопросы предлагается определить решение как введение времени во время. Пусть исходное время представляет собой некий фон на­ступающих и завершающихся событий. Наблюдатель может ввести в исходное время различение «до и после», определяя моменты времени или события, которые создают это различение (т. е. без которых он исчез бы). Так как возможно бесконечное множе­ство таких «зарубок», различение «до и после» существует лишь относительно наблю­дателя. Тогда любые действия возможны как события, создающие различия «до и по­сле». Это еще не вызывает особых затруднений и не ведет к проекции этого различения на исходное время «наступления и завершения событий». Введение времени во время происходит только когда «до» интерпретируется как прошлое, а «после» как будущее. Согласно нашему тезису тем самым действие становится решением. Как именно это происходит и каковы последствия этого процесса?

Во-первых, отсюда следует, что различения «до и после» являются произ­вольными и выступают как универсальные. Тогда все остальные различения «до и после» становятся либо прошлыми, либо будущими различениями. Можно согла­шаться с другими одновременными решениями, но они остаются нерелевантными, так как являются ненаблюдаемыми из-за их одновременности. Тем не менее, они сказываются на будущих решениях, так как их будет можно наблюдать в будущем, потому что тогда они будут относиться уже к прошлому. Мировое время является всегда настоящим временем, но определяется также текущими неактуальными временными горизонтами прошлого и будущего; без этого различения настоящее было бы не настоящим, а лишь актуально переживаемым течением жизни.

В настоящей момент не существует убедительной теории времени. Пред­ставление о времени как о текущей реке является недостаточным, потому что даже «небесная твердь» подвержена воздействию времени, что было известно еще Ари­стотелю: отсюда его интерес к мере, которая преодолевает это различение. Разли­чение «до и после» — это не только и не столько вопрос измерения, пусть датиро­вания, и помогают различать «до» и «после». Эту проблему здесь невозможно ни решить, ни хотя бы адекватно сформулировать. Чтобы сформулировать понятие времени, вероятно, требуется выяснить, что такое решение, так как решение, в конечном счете, отклоняет свою детерминацию прошлым и одновременно создает . иное будущее, нежели то, которое осуществилось бы без наличия решения. Каким образом можно учесть это в понятии времени?

Независимо от понимания мирового времени либо как хронологического процесса, либо как постоянного обновления различения прошлого и будущего в ходе этого процесса прошлое в любом случае неизменимо, а будущее — неизвест­но, так как оно не наблюдаемо. Решения характеризуются тем, что не восприни­мают это условие, а встраивают время во время. Неизменяемость прошлого не подвергается сомнению, но истолковывается таким образом, что оставляет откры­тыми варианты настоящего. Будущее хотя и остается неизвестным, однако на него можно проецировать различения, например, результаты морского боя, который можно выиграть или проиграть. На абстрактном уровне будущее и прошлое пере­рабатываются одинаково: состояния, которые есть, каковы они есть или будут и каковы они будут, анализируются через различения. Это создает возможность вве­дения времени во время, о котором шла речь выше — время не пускается на само­тек. Временные горизонты будущего и прошлого соотносятся друг с другом и та­ким образом интегрируются. При этом остается в силе то, что прошлое невозмож­но изменить, а будущее — определять. Тем не менее, благодаря такому вхождению времени во время с каждым решением возможен иной ход истории.

Решения предполагают различия между прошлым и будущим и одновре­менно создают их. Решения добиваются того, что эти различия становятся другими по сравнению с теми, которые были бы без решения. «Добиваются» — означает, что им приписывается изменение различения, независимо от того, как в действи­тельности протекают комплексные каузальные события. Иными словами, решение делается видимым, можно даже сказать «решаемым», посредством его приписыва­ния самому себе.

Отсюда возникают важные выводы для теории решений [15]. Отныне ре­шения должны обращаться к памяти системы, которая определяет, что может быть забыто, а что — вспомнено. «Забвение» становится одной из важнейших функций памяти, так как она освобождает ресурсы системы для дальнейших операций [16]. Действительно, каждая идентификация, конденсация, генерализация, короче гово­ря, любая подготовка памяти к повторному использованию связана с ее очисткой, а порой и подавлением — пока здесь нет иных критериев, кроме успеха при повтор­ном использовании, т. е. рекурсивности операций системы.

Будущее остается неизвестным (иначе оно не было бы будущим по опре­делению), но его неизвестность является важнейшим условием для выработки ре­шений [17]. Решения основаны на том, что никто не может знать будущего. Поэто­му бессмысленно приписывать решения «субъекту» [18]. Цели можно ставить только потому, что никто не знает, что произойдет в будущем. Конечно, есть и относительно стабильные допущения, например, что Альпы будут стоять и завтра, но их существование не является предметом решений. Когда же, например, проек­тируют строительство тоннеля, то возникает область неизвестного, тогда решение возможно только благодаря введению времени во время.

Чем больше общество ориентируется на подобные области неизвестного, тем яснее становится, что в будущем придется принимать дальнейшие решения. Вместе с ними постоянно будет начинаться новая история, следовательно, пер­спектива решений потенцирует необходимый ей горизонт неизвестности. Вопреки натурфилософии Бэкона и философии культуры Вико человеческая история не­предсказуема, потому что (или, точнее, постольку) она делается людьми [19]. Отсюда очевидно, что здесь может быть полезной лишь имагинация, а не информа­ция.

Тем не менее, будущему можно придать структуру, формулируя ожидания и проецируя тем самым различения, которые специфицируют пространство для осцилляторной функции. Так как ожидания либо осуществляются, либо не осуществляются, классическая телеология и теория преднамеренного действия оказыва­ются частным случаем осцилляторной функции. Основная проблема заключается не в надежности предсказаний на основе информированности, а в спецификации различений, которые структурируют этот своеобразный «механизм маятника». Тогда можно попытаться мыслить «стратегически», т. е. учесть то, что ожидания могут не исполниться или возникнут другие различения: например, костюм из вы­сококачественного хлопка окажется прочным, как и обещал продавец, но зато цвет ткани будет непрочным.

Постепенно становится яснее смысл темного выражения о введении вре­мени во время: речь идет об интеграции функции памяти и функции осциллирования. Различения, с которыми система входит в будущее осциллирование, должны быть согласованы с тем, что удаляется и сохраняется в ее памяти. Для решения этой проблемы, вероятно, не существует четких правил. Тем не менее, в качестве теста можно использовать, например, вопрос о том, достаточна ли отчетность предприятия для выполнения функции памяти или то, что в ней опускается, явля­ется важным для различений, необходимых для выполнения функции осциллирования.

Из теоретических и эмпирических замечаний о поведении отдельных лиц и организаций при принятии решений не следует вывода, будто «информационное общество» является слишком турбулентным и «утомительным» даже и без обра­щения к проблеме информации. Каждое решение осуществляется в окружении информации, предполагает наличие знания и при необходимости его пополнение, что следует из тривиальных наблюдений любых обществ. Развитые информацион­ные системы вовсе не являются прерогативой современного общества. Например, глиняные таблички в хозяйстве шумерских храмов могут содержать сведения о взаимодействии огромного числа участников и в то же время обращают внимание, что на складе не хватает полфунта шерсти [20]. То же самое относится к узелковой письменности инков. Конечно, решения, которые принимались тогда, были проще, но они уже обслуживались специально созданными для этого информационными системами.

Когда возникает вопрос о том, что изменилось с тех пор, простого указа­ния на рост сложности и количества доступной информации оказывается недоста­точно, так как оно не объясняет механизма социальных изменений. То же самое касается и скорости старения информации, временного аспекта сложности соци­альной системы. Здесь изменение заключается, вероятно, в том, что все больше и больше общественных структур создаются и изменяются посредством принятия решений. Сегодня это верно в отношении почти всех областей коммуникации: политических выборов, позитивного права, определения направления дальнейших исследований в науке, инвестиций капитала в стране или за рубежом, выбора профессионального образования — всего, что воспринимается как реальность, по­скольку об этом сообщается в средствах массовой информации. Даже религия ста­ла предметом предложения и принятия решения, а брак включает решение вопроса о том, когда и сколько детей желают иметь.

Взрыв необходимости решений, которые в свою очередь являются следст­виями решений и влекут за собой дальнейшие решения, требует новых форм дина­мической, а не структурно и онтологически заданной стабильности мира. Он при­водит к возникновению рисков или их общественному восприятию, следовательно, современное общество является не просто «информационным обществом», но и «обществом риска». [21] Кроме того, повышение значения решений изменило смысл понятия участия. Участие сегодня означает влияние на процесс принятия решений, а не определение своего места внутри большого целого. Таким образом, понятие участия политизируется и переполняется ожиданиями, которые не могут быть осуществлены, что отчетливо наблюдается в последние десятилетия.

Далее, разрывается связь между огромным количеством информации и решениями, которые должны на нее ориентироваться, что, правда, затушевывается неточным употреблением термина «информация». Накопленные данные, книги в библиотеках, документы в архивах, состояние компьютера являются только вирту­альной информацией, становящейся актуальной только тогда, когда ее запрашива­ют. Для запроса, однако, требуется отдельное решение.

Различение виртуальной и актуальной информации позволяет связать дос­тупность информации в мировом масштабе и всегда локальный, контекстовый характер ее производства. Обязательно следует отметить, что информация стано­вится информацией только при ее запросе. Таким образом, информационное обще­ство в структурном и операционном отношении состоит из результатов запросов, которые нигде не присутствуют и теряют характер информации после осуществле­ния коммуникации. Нам доступно большее количество знания, чем вообще воз­можно знать, но знание, чтобы стать знанием, должно быть прежде всего превра­щено в информацию. Это можно заметить лишь при различении понятий знания и информации.

Таким образом, крут наших рассуждений замкнулся, и мы возвращаемся к вопросу о том, в каком смысле современное общество следует считать информаци­онным. Рациональные преимущества, обещаемые нам при продаже информацион­ных систем, имеют лишь видимость отношения к этому вопросу. Их невозможно просчитать в рамках схемы «затраты — прибыль». С большим основанием можно утверждать, что с помощью понятия информации и тезиса о зависимости совре­менного общества от нее что указывает на трудности, связанные с нестабильно­стью оснований для принятия решений. Решения зависят от неожиданности, пото­му что сами являются неожиданностью.

Сегодня постоянно подчеркивается, что мы все знаем и можем все просчитать заранее, однако здесь на передний план выступает экспрессивное, а не комму­никативное содержание деятельности, как это уже было однажды при изобретении письменности [22]. Компьютеры производят на нас впечатление как раз потому, то невозможно наблюдать процесс их работы. Информация как форма имеет и другую сторону: она воспроизводит знание в форме неожиданности. Все, что она определяет, могло бы быть определено и по-другому. Ее космология — это не кос­мология бытия, а космология контингенции. В свою очередь это приводит к преоб­ладанию временного измерения в коммуникации общества. Поэтому информация и решения вместе вызывают впечатление того, что современное общество является системой с самовоспроизводящейся неопределенностью. Тогда остается удовле­твориться тем, что можно принимать решения и знать о принятых решениях. Не следует полагать, что в ответ на это обращаются к «этическим» принципам. Эта отговорка ведет не в лучшие миры, а ставит вопрос о том, на основе какой информации и кем принимается решение об этих принципах.

 

Вопросы для повторения

 

1. В чем состоит закон экспоненциального роста объему знаний?

2.   Что стоит за понятием «информационного взрыва»?

3.   Составляющие процесса информатизации.

4. Основные характеристики информационного общества.

5.   Кто первый ввел в научный оборот термин «информацион­ное общество»?

6.   В   чем,   по   мнению  Д.   Белла,   принципиальное   отличие постиндустриального общества от общества индустриального?

7.   Что является приоритетной ценностью в информационном обществе, по мнению И. Масуде?

8.   Что представляет собой феномен «глобальной деревни», по мнению М. Маклюэна?

9.   «Цивилизационные волны» Э. Тоффлера.

10.Информационное общество и общество знаний: соотношение понятий.

11.Кто предложил систему двоичного исчисления для управле­ния ЭВМ?

12.Предпосылки развития мировой сети.

13.Какой год принято считать началом становления сети Интер­нет?

14. Специфика и преимущества удаленной (теле-) работы (на­домной работы)

15.Социальные последствия дистанционных форм обучения.

16.Основания глобализации мировой экономики.

17.Понятие электронной экономической среды.

18.Вклад сети Интернет в развитие общественно-политической жизни.

19.Шаги Евросоюза в деле построения информационного общества.

20.Что определяет сближение секторов информационной инду­стрии?

21. Проблемы в процессе создания информационного общества.

22.Какие явления стоят за термином «цифровое неравенство»?

23.Что такое межгосударственное «информационное противо­борство»?

24. Общественно-правовой аспект информационных отношений.

25.В чем смысл «отчуждения информации от ее создателя» как нормы информационных отношений?

26. Ответственность и права субъектов информационных отно­шений.

27.Роль информационных «узлов» в экономике и обществе.

28.Преимущества и задачи формирования в Европе универсаль­ной информационной службы.

29.Полная демократизация информационного общества — ил­люзия или реальность?

30.«Минусы» и проблемы информационного общества.

31.Польза и опасность фильтрации информационных потоков.

32.Следствия влияния Интернета на политическое сознание на­селения.

33.Возможности политических махинаций в сети. 34.В чем угроза электронной формы голосования? 35.Критерий разделения индустриального и постиндустриаль­ного общества.

 

Глава 4

Коммуникативные процессы   в современном информационном пространстве

 

Существует конвергенция между эволюционной топологией живой материи, открытой природой все более сложного общества и интерактивной ло­гикой новых информационных технологий.

К. Келли

Коммуникативные процессы и коммуникаторы. Социальные коммуника­тивные процессы. Коммуникативный информационный процесс. Техниче­ские средства коммуникативной информации. Информационный обмен в коммуникативных моделях. Информационное пространство в процессе коммуникаций. Тофлер Элвин. Третья волна.

 

Информацию часто исследуют в рамках коммуникации, а комму­никацию так же часто рассматривают в рамках информатизации общест­ва. И это не случайно: коммуникация (социальная) и информация — два понятия практически одного процесса: без информации не может быть коммуникации, так же как без коммуникации не может быть информиро­ванности. Соответственно формы и типы, а также теоретические и прак­тические принципы коммуникации с полным основанием можно отнести к процессу протекания информации и наоборот. Однако коль имеются два понятия — коммуникативность и информатизация, — то, естественно, каждый из них несет свою понятийную нагрузку. Кратко, можно разде­лить их таким образом: коммуникативность — это форма выражения ин­формационного обмена, а информация это только возможность для ком­муникации. Поэтому имеет смысл остановиться немного подробнее на понятии «коммуникативность», а затем на понятии «информационно-коммуникативные процессы».

 

Коммуникативные процессы и коммуникаторы

 

Одной из важнейших проблем современных социологических исследований является проблема поведения человека в обществе, его вовлеченности в протекающие общественные процессы. Коммуника­тивное поведение человечества слагается из общих моментов в поведении личностей. Существуют только отдельные индивиды (коммуни­кативные личности), коммуникативное поведение которых базируется на едином знаковом поле, составляющем единый язык. В поведении индивида отражаются свойства природной и социальной (в том числе коммуникативной) среды. Разумеется, только комплексный, многофак­торный анализ дает возможность «разложить по полочкам» континуум коммуникативной деятельности. Однако проведение такого анализа усложняется, по крайней мере, двумя обстоятельствами: ведь и пара­метры, и факторы, учитываемые в разных видах анализа, действуют одновременно, но в разных векториальных направленностях.

Коммуникативная личность — это субъект, рассматриваемый с точки зрения его способности к выработке, использованию и ретранс­ляции информации в виде коммуникативных кодов, обеспечивающих взаимодействие между людьми. Параметры коммуникативной лично­сти определяются степенью ее коммуникативных потребностей, позна­вательных потребностей, когнитивным диапазоном, сформировавшим­ся в процессе познавательной активности, коммуникативной компе­тенцией. В силу этого параметры коммуникативной личности условно можно разделить на две группы: мотивационные, когнитивные.

Мотивационные параметры определяются потребностями лич­ности сообщать и получать информацию для оптимизации различных сфер жизнедеятельности. Приоритетные потребности индивида непо­средственно влияют на структуру коммуникации. Они придают ком­муникационным единицам личностный смысл, связанный с «отраже­нием в индивидуальном сознании отношения личности к действитель­ности». Многие исследователи связывают главенство потребностей прежде всего со стремлением субъекта к личностному росту, к самоор­ганизации, полагая, что чем устойчивее потребность, тем устойчивее связанная с нею коммуникативная установка и тем более постоянный характер имеют формы ее объективации. В актуализации коммуника­тивной установки используются либо одни и те же информационные средства, либо различные.

Когнитивные параметры связаны с познавательным опытом лич­ности, ее интеллектуально-эмоциональным потенциалом. Если личность владеет информацией, знанием о необходимых в той или иной ситуации коммуникативных формах поведения, тогда обеспечивается адекватное восприятие смысловой и оценочной информации, а также формы воздей­ствия на партнера по общению. Когнитивные параметры сопряжены со способностью верно оценивать познавательный диапазон партнера и выстраивать в соответствии с этим свои коммуникационные стратегии. Ког­нитивные параметры также связаны со способностью личности адекватно воспринимать информацию и воздействовать на партнера, влияют на вер­ную оценку и самооценку когнитивного диапазона коммуникаторов, а также на знание норм и кодов вербальной и невербальной коммуникации. Таким образом, информация определяет успешность коммуникации. По­знавательный опыт индивида дает возможность на основе этого опыта выбрать наиболее эффективный способ коммуникации в конкретных ус­ловиях социального взаимодействия.

Таким образом все параметры коммуникативной личности на­целены на поддержание контакта, на выявление намерений партнера, установление прямых и обратных коммуникативных связей, самокор­рекцию и т.п. Формирование коммуникативной личности происходит в процессе общения, которое осуществляют индивиды, использующие свою коммуникативную компетенцию, определяющие стратегию и тактику коммуникативного поведения, накапливающие определенный опыт. На наш взгляд, под коммуникативной личностью следует пони­мать совокупность индивидуальных коммуникативных стратегий и тактик, когнитивных, семиотических, мотивационных предпочтений, сформировавшихся в процессах обмена информацией как коммуника­тивная компетенция индивида. По определению философского энцик­лопедического словаря, личность представляет собой содержание, центр и единство актов, интенционально направленных на другие лич­ности. Индивид, наделенный волей и стремлениями, настроениями и оценками, соединен с другими такими же человеческими индивидами, обладающими своими особенностями общения.

При рассмотрении коммуникативных процессов в обществе следует учитывать, что его участниками являются не только коммуни­кативные личности, но и организации, поэтому следует анализировать как внешние, так и внутренние направления коммуникационных пото­ков. В процессе общения людьми накапливается информационный метакоммуникативный потенциал. Обладая подобным метакоммуникативным знанием, находясь одновременно в ситуации коммуникации и метакоммуникации, коммуникатор может достаточно гибко владеть технологией как прямого, так и косвенного убеждения. Прямой способ убеждения связан с системой аргументации, стимулирующей соответ­ствующие мысли и поступки, нацелен на использование заинтересо­ванности коммуникаторов в благоприятных, положительных аргумен­тах. Понятно, что особую роль здесь играет подбор соответствующих

блоков информации и использование их в определенном сочетании при решении своей задачи.

Косвенный способ убеждения подразумевает использование случайных факторов, эмоционально-чувственную акцентировку, при­водящую к «бездумному приятию» информации. Здесь задействуются ассоциативное мышление, метафорическое отношение к информации. Косвенный способ основывается на принципе «косвенной эвристики», которая подразумевает доверие как к тому, что сообщается, так и к то­му, кто сообщает. В этом случае особое значение имеет убеждение в том, что «приятность», обаятельный имидж коммуникатора совпадает с его компетентностью.

Поэтому усвоение информации связано с расположением к ис­точнику сообщения, с идентификацией с ним, что заменяет оценку и размышление над сообщаемым. Косвенный способ убеждения по сути своей является ситуативным, поскольку построен на симпатии и одоб­рении. Прямой же способ, напротив, фиксирует внимание на характере информации, на ее тематике и рациональной оценке. Формирующиеся при таком подходе убеждения оказываются более устойчивыми, посто­янными, аналитическими, не бывают поверхностными, и — как след­ствие — они оказывают большее влияние на поведение, способны вы­звать необходимую реакцию. Таким образом, огромное влияние на ус­воение информации и формирование убеждений оказывают коммуни­каторы — те, кто делает информационное сообщение .

Само понятие «коммуникатор» вмещает большое число харак­теристик. Как нам представляется, наиболее значимые из них — ком­петентность, надежность. Под последней понимают убежденность то­го, кто информирует. Когда люди забывают об источнике информации или о его связи с сообщением, это называется «отложенным усвоением информации». В психологии он получил определение как «эффект спящего», основанный на умении коммуникатора красиво, в запоми­нающейся форме выдать любую информацию. Этот эффект следует учитывать, особенно при получении значимой информации.

Коммуникационный акт использует информацию, идеи, сооб­щения, суждения, совпадающие с установками аудитории, он должен создать атмосферу доверительности, при этом осуществлять коммуни­кационно-информационные акты уверенно, без всяких сомнений. Наи­более значимую информацию должно подавать в уверенной безапел­ляционной, жесткой, бескомпромиссной манере, создающей ощущение компетентности и особой доверительности. Манера, стиль речи ком­муникатора, нацеленного на убеждение, проведение определенных идей, должны быть предельно искренними, открытыми. Все это непре­менные атрибуты коммуникатора. Позиция его должна отождествлять­ся с тем, что он говорит. Существенное значение имеет и имидж ком­муникатора, и высокий, эмоциональный темп речи или сообщения: это создает ощущение особой убедительности. В самом деле, быстрая речь выглядит как более объективная, а самое главное, убеждает аудиторию в том, что коммуникатор действительно взволнован тем или иным со­общением, «пропуская через себя» те события, о которых информирует людей. Влиятельный и компетентный, независимый и информирован­ный, коммуникатор всегда пользуется большим или меньшим довери­ем.

Поведение коммуникатора определяется прежде всего его лич­ными потребностями, выражаемыми в мотивах поведения. В свою очередь мотивационный параметр, обусловлен более широкими соци­альными потребностями коммуникатора. Если нет потребности лично­стной или социальной — нет и коммуникации. Или возникает так на­зываемая псевдокоммуникация, когда появляется потребность не в передаче информации, а просто психологическая потребность в про­цессе коммуникации как таковом. Коммуникативная же потребность формирует коммуникативную установку, ее-то и преследует коммуни­кативная личность в своей коммуникативной деятельности. При этом, однако, могут изменяться и средства коммуникации, и ее тактика.

Коммуникативный процесс характеризуют множество призна­ков, формирующих в процессе накопления познавательного опыта ин­дивида его внутренний мир. Знание коммуникативных кодов, умение подобрать нужную информацию, осуществлять самонаблюдение и са­мосознание, коммуникативные навыки, способность адекватной оцен­ки партнера — вот от чего зависит успешность коммуникации, умение войти в контакт с собеседником. При этом решающее значение имеет совместимость когнитивных характеристик коммуникантов.

Практическое владение вербальными и невербальными средст­вами для осуществления коммуникативных функций; умение изменять коммуникативные средства в связи с изменением ситуации и условий общения; построение дискурса в соответствии с нормами кода состав­ляют познавательный опыт и компетенцию коммуникативной личности, коммуникативную потребность и определяют конкретную комму­никативную ситуацию. Таким образом, способ использования своего коммуникативного потенциала напрямую зависит от того или иного типа личности коммуникатора. Соответственно, и коммуникатор в процессе коммуникации должен учитывать тип собеседника, тем са­мым реализуя свою коммуникативную функцию,

Психологи выделяют четыре основных типа коммуникантов: доминантный, мобильный, ригидный и интровертный.

Доминантный коммуникант всегда стремится завладеть инициа­тивой. Передаваемая форма информации, как правило, носит наступа­тельный и даже агрессивный характер. Чаще всего он требует безус­ловного принятия передаваемый им информации, без какого-либо ука­зания на размышления и сомнения. В общении с ним следует пользо­ваться его же приемами, которые заключаются во вступлении в речь, доминантой формулировке своей позиции. Доминатор, как правило, стремится прежде всего передать, а не получить информацию, при этом чаще всего пользуется однозначно определенной информацией, специально подобранной, правда, не всегда связанной с глубинными познавательными процессами.

Мобильный коммуникант легко вступает и легко ведет разго­вор. В целях получения нужной информации следует ненавязчиво воз­вращать такого коммуниканта в нужное русло беседы. Ригидный ком­муникант, напротив, испытывает трудности при налаживании контак­тов в общении. Как правило, информационный обмен замедлен и тя­желовесен. Однако, если снимается напряжение, он может рассуждать здраво, мыслить и говорить четко, логически, аргументированно. Ре­комендуется начать общение с ним на отвлеченные темы, осуществляя, таким образом, стратегию предварительной подготовки коммуниканта для восприятия нужной информации. Только в этом случае и от него можно получить информацию. Интровертный коммуникант никогда не стремится владеть инициативой, он весь в себе, застенчив и скромен, скован в предлагаемой ситуации общения. Как правило, занят тем, что потребляет информацию.

 

Социальные коммуникативные процессы

 

При анализе социальной коммуникации необходимо делать акцент на изучении интерсубъективных связей индивидов в информаци­онном пространстве, которые включают в себя диалоги, дискурсы, а также теории, рассматривающие данный феномен как имманентное качество самой социальной системы. Чтобы решить указанную задачу, необходимо также обратиться к понятию социального порядка, яв­ляющегося, по сути, порядком коммуникативным и информационным. Что такое «социальный порядок»? Это стабильное состояние общест­ва, при котором каждая личность способна самореализовывать себя в любом виде деятельности. Общество в модусе социального порядка создает каналы коммуникации и информации и обеспечивает возмож­ности этой самореализации. Социодинамика при социальном порядке погружает индивидов в ситуацию, настраивая на нее как на узнавае­мую собственную среду.

Общество включает в себя не только индивидуальных участни­ков информационного обмена, но и разнообразные организации, чьи структуры в обществе предопределяют и направляют коммуникацион­ные потоки. Сообщения поступают по различным каналам, идут между различными подразделениями и членами организации. В этом плане коммуникационные потоки, соответственно и информационные, под­разделяются на вертикальные и горизонтальные.

Вертикальные потоки определяются чаще всего в организациях, построенной по иерархии. В этом случае информация направляется от, например, администрации к рядовым членам организации (приказ, по­становка задач, убеждение, поддержка, контроль, запрос, служебная записка и другие информационные блоки). Таким же путем поступает информация и обратно, от низов к вершине управления. Понятно, что такое построение организации оказывает решающее влияние на ин­формационные потоки и в целом на все информационное пространст­во.

Горизонтальные потоки осуществляются, как правило, между равными по положению членами организации. Информация протекает от одного члена организации или группы лиц к другому (другим). Здесь уже более сложные информационное пространство и информа­ционная структура, поскольку горизонтальные связи трудноконтролируемые и складываются чаще всего спонтанно. Правда на производственных организациях именно профессиональная или формальная структура чаще всего доминирует и оказывает большое влияние на распределение информационных ресурсов и распределение информа­ционных потоков.

Могут быть не только внутренние, но и внешние информаци­онные горизонтальные потоки, определяемые системой взаимосвязи отдельных лиц вне организации или между организациями. Соответст­венно такая система коммуникаций накладывает свой отпечаток на информационную структуру обмена. Внешние коммуникационные по­токи вносят или, точнее, могут вносить существенную трансформацию в структуру социального взаимодействия. В формирование коммуни­кационной среды, как правило, вовлекаются частные интересы, что нередко приводит к существенным изменениям в распределении вла­сти, структурах занятости, действенности профсоюзов и пр. Измене­ния, происходящие в коммуникационных процессах, затрагивают мно­жество частных интересов, связанных с информационным обменом. Чтобы обезопасить организации от деструктивной информации, сле­дует часто использовать разнообразные охранные механизмы

Кроме этих основных информационно-коммуникационных по­токов в организации могут существовать и дополнительные: сегмен­тарные, диагональные, боковые и пр. Диагональные потоки, например, идут между руководителями и работниками разных подразделений, а боковые — между работниками и руководителями различных органи­заций.

Таким образом, в любой социальной организации существует информационно-коммуникативная стратегия и тактика, которые могут в отдельных случаях каким-то образом управляться. Но только ограни­ченно в пространстве и во времени. Ни о каком тотальном управлении и контроле (даже в тюрьме, армии, в церкви и прочих замкнутых груп­пах) не может быть и речи. Можно только говорить о мере стихийно­сти в распределении информационных потоков между социальными группами и индивидами в структуре информационного пространства.

Коммуникативная стратегия — это часть коммуникативного по­ведения или коммуникативного взаимодействия, когда различные вер­бальные и невербальные средства используются для достижения опре­деленной коммуникативной цели и стратегического результата. Стра­тегия — общая рамка, канва поведения, в которой могут быть и отсту­пления, и выбор окольных путей ее достижения.

Коммуникативная тактика является совокупностью практиче­ских ходов в реальном процессе взаимодействия. По сравнению со стратегией коммуникативная тактика — это более мелкий масштаб рассмотрения коммуникативного процесса, который является набором отдельных намерений. Коммуникативный опыт имеет непосредствен­ное отношение к формированию коммуникативных социальных связей. Информация в этом случае хранится как память о прошлых контекстах и результатах их использования. Коммуникативный опыт — это не что иное, как совокупность представлений об успешных и неуспешных коммуникативных тактиках, которые направлены (или нет) на реализа­цию соответствующих коммуникативных стратегий. Коммуникация включена в контекст сего дня и подвержена хронологическим измене­ниям. Социально-историческая изменчивость коммуникативных стратегий должна быть постоянным предметом для исследований в области теории и технологии социальных коммуникаций.

Информационно-коммуникативные социальные отношения подразделяют на три основных типа: презентационные, манипуляционные и конвенционные. Сведение всего типологического многообра­зия нам представляется корректным, ведь именно эти коммуникатив­ные стратегии концептуально описывают основные социальные про­цессы, связанные с коммуникативными действиями. Между собой эти типы стратегии различаются по уровню открытости, симметрии и тому способу, который производится коммуникацией. Презентационный тип считается пассивной коммуникацией, манипуляционный — активной, а конвенциональный — интерактивной. Так, если основным средством для презентации является послание, то для манипуляции — сообще­ние, а для конвенции — диалог. Одновременно все это и формы ин­формационного обмена и взаимодействия. Специалисту, или, как его часто называют, «гуманитарному технологу», работающему в той или иной сфере общественной коммуникации, необходимо умение эффек­тивно выбирать и формировать тип информационной стратегии, поль­зоваться разнообразными информационными формами и формировать таким образом соответствующий информационный процесс.

Эффективность выбора социальной коммуникации в данном случае подразумевает соотнесение вербальных и невербальных прие­мов с целями и задачами информированности объекта. Выбранные элементы коммуникативной стратегии и информированности не долж­ны противоречить друг другу. Прежде всего имеет значение практиче­ская целесообразность отдельных тактических приемов. Самый же важный аспект любой информационной стратегии носит политиче­ский характер1, ибо широко известно, что информация — это власть, а доступ к информации — одно из главных условий свободы и права любого члена общества.

Проблемы установления коммуникативных конвенций, регули­рующих информационные стратегии, требуют меры законодательного характера для защиты тех или иных субъектов в ущемлении информа­ционных прав и перекоса социальных отношений в пользу властных полномочий. Ибо достижения власти могут быть различными и, чаще всего, используется силовой способ как наиболее эффективный в дос­тижении власти и как наименее эффективный в решении общих задач данного социального образования, например, общества.

В этом плане средства информации (радио, телевидение и др.) регулируются юридическими нормами, чтобы получать ответ на любой волнующий современное общество вопрос. Телефонную индустрию регулируют тарифы и условия предоставления услуг. Компьютерная отрасль пока не регулируется государством, развиваясь в условиях свободного рынка. Не регулируются и печатные средства информации, поскольку им гарантированы права на свободу слова. Правительствен­ными агентствами и частными корпорациями созданы гигантские ин­формационные банки данных. Должны ли эти информационные банки данных находиться под контролем правительства или им лучше разви­ваться без него? В принципе, общество имеет право потребовать от правительства устанавливать регламентированные коммуникативные конвенции, ибо только открытая информация может обеспечить плодо­творную социальную коммуникацию.

Коммуникация помогает усилить имеющиеся в обществе диспо­зиции, «делая тайное явным». Коммуникацию можно рассматривать как интенсификацию имеющихся информационных интенций, перевод их в форму, которая должна соответствовать достигнутому уровню развития информационных технологий. Коммуникация — это много­факторный феномен, позволяющий сознательно выбирать различные информационные параметры. При этом общество и любые социальные образования могут выбирать выгодные для себя формы действия в ин­формационном поле.

В социальной коммуникации отправитель и получатель информа­ции, как правило, могут быть между собой явно не связанными. Так, рек­лама и «паблик рилейшнз» не связаны никакими установками, они сво­бодны в своем выборе любых средств, нуждаясь в усилении своих пози­циях воздействия, чтобы повысить ее эффективность на получателя ин­формации. Однако в иерархической ситуации информационный блок «за­консервирован» заранее в пользу коммуникатора.

Современный мир в огромной степени сформирован средствами массовой коммуникации. То или иное политическое, экономическое, социальное и прочее событие становится значимым лишь при условии его позиционирования в средствах массовой информации как наиболее существенная информация или событие. Ведь на самом деле передает­ся вовсе не сообщение, а создается информационный повод, передаю­щий получателю «ключ» к программе действий. При этом в обязатель­ном порядке опираются на уже записанные в сознании получателей информации сходные или близкие программы, имеющие позитивную окраску. В противном случае опора только на негатив может сослу­жить недобрую службу.

Стандартные подходы (лингвистика, литературоведение) снача­ла анализируют и порождают сообщения и лишь затем выводят его контекст. Для прикладных подходов характерна обратная направлен­ность — сначала создается контекст, сообщение же является производ­ным от него, Таким образом осуществляется перенос оценки достовер­ности с контекста на сообщение. Достоверность контекста для него выше, поскольку контекст деформировать сложнее. Одновременно контекст обрабатывается вне того уровня внимания, какое должно быть при обработке сообщения. Контекст находится словно за порогом нашего внимания. Следовательно, важнейшей становится целевая ау­дитория. Успех зависит от профессионального умения оперировать информацией на этих уровнях коммуникации.

Коммуникация порождает особые, специфические социальные объекты, лишь обладающие функциями, похожими на реальные, но на самом деле таковыми не являющимися. Однако зачастую потребитель информации принимает их за реальные, поэтому обстоятельства изме­нения в этой сфере оказываются более динамичными по сравнению с материальной сферой. Коммуникация осуществляет свои информаци­онные действия в нечеткой информационной среде, большую часть необходимой для него информации человек получает из информаци­онной среды, которая не является реальностью. При этом довольно часто общество решает те или иные свои проблемы, влияя на инфор­мационную среду, что, в свою очередь, приводит к изменению в среде реальной. Примером эксплуатации чисто информационного компонен­та могут служить избирательные технологии или введение в заблужде­ние противника (дезинформация) во время военных и не только воен­ных действий.

Массовую коммуникацию от групповой отличают параметры, носящие количественный характер. Но из-за этого количественного превосходства (увеличение отдельных коммуникативных актов, кана­лов, участников и т.п.) создается новая качественная сущность. Как следствие у коммуникации появляются новые возможности и потреб­ность в особых средствах. Так, информация передается на расстояние, на скорость, тиражируется и т.п. Учитывая разнообразные факторы, определяющие обмен информацией в политическом, рекламном и дру­гом массовом дискурсе, к анализу коммуникации могут применяться модели диалогического подхода, фактор массовости и со стороны ис­точника сообщения, и со стороны получателя данному подходу не противоречит. Ведь ответственным как за создание информации, так и за ее интерпретацию является конкретный пользователь, включенный в широком контексте в языковую и социальную среду.

Наличие массовой аудитории, социальная значимость инфор­мации и наличие технических средств, обеспечивающих регулярность, скорость, тиражированность информации, передачу ее на расстояние, хранение и многоканальность — вот характерные черты массовой коммуникации. И хотя массовая аудитория анонимна, пространственно рассредоточена, она четко поделена на группы по интересам. Кроме того, несмотря на многоканальность, в современном мире отдается предпочтение визуальному каналу. Массовый получатель информации задает новые параметры коммуникационному процессу. Участники процесса общения уже не являются отдельными индивидами, а некими мифологизированными собирательными субъектами, такими как на­род, партия, правительство, армия и пр. Даже отдельные личности предстают как мифологемы, созданные имиджмейкерами: президент, лидер партии, медиа-магнат и т.п. Современные исследователи пола­гают, что функция информирования в массовой коммуникации уступа­ет место функции объединения, а также управления, поддержания со­циального статуса, подчинения и власти.       

                                        

Коммуникативный информационный процесс

 

На определении коммуникации — важнейшем условии возник­новения и развития цивилизации, следует остановиться особо. Как из­вестно, до сих пор существуют разные точки зрения на природу, задачи и способы коммуникации, а также на ее субъектов. В целом, коммуни­кацию можно определить как один из видов взаимодействия людей, в процессе которого они обмениваются какой-либо информацией. Ком­муникация — это передача информации от человека к человеку; форма взаимодействия между людьми и социальными группами, предпола­гающий информационный обмен.  В экзистенциализме существует  и иные определения коммуникации, например, обнаружение себя («Я») в другом .

В различных словарях встречается множество различных толко­ваний этого термина, поэтому мы не будем, да и не сможем перечис­лить их все. Тем не менее, следует отметить, что в содержание данного термина большинство авторов включает как средство, так и процесс передачи или обмена информации между субъектами, а также саму языковую или знаковую форму когнитивной деятельности человека. Пожалуй, и в настоящее время более всего в научной и научно-популярной литературе распространено понимание и определение коммуникации, предложенное Н. Винером, который ассоциировал ее в первую очередь со связью.

Некоторые авторы настаивают на содержательном различении средств коммуникации и средств информации. На наш взгляд, такое разведение этих понятий не имеет под собой оснований, поскольку оба они тесно связаны и работают друг без друга. Как верно замечает И.П. Фарман, при всей своей многозначности понятие коммуникации «связывается не столько с так называемой информационной коммуни­кацией, предполагающей передачу сообщения в одностороннем моно-. логическом порядке и делающей акцент на распространении, сколько с процессуальной формой коммуникации, т. е. осмыслением коммуника­ции как процесса общения, под которым понимается соучастие субъек­тов, их совместная деятельность и даже определенная организация. Такая коммуникация имеет диалогическую форму и рассчитана на взаимное понимание» .

Коммуникация — это особая культурно-духовная форма обще­ния, свойственная человеку разумному, разновидность универсальной

формы передачи информации. Способы и средства коммуникации формируют инфраструктуру всей общественной жизни. На наш взгляд, можно выделить три главные ее составляющие: транспортное и энерге­тическое сообщение, а также средства связи в их традиционном пони­мании (почту, телефон, теле- и радиовещание, компьютерные сети). Транспортное и энергетическое сообщение обеспечивает материаль­ную сторону общения людей, средства связи несут культурно-духовную функцию, осуществляют аудиовизуальную связь внутри со­обществ.

От способа и скорости передачи информации во многом зависят когнитивные возможности человека. Очевидно, что коммуникация оп­ределяет не только сам факт появления знания, но и многие его осо­бенности. Об этом неоднократно высказывался выдающийся канадский социолог Г. Маклуэн — основатель общей теории коммуникации. Он подчеркивал, что характер культуры и сама преемственность истори­ческих эпох определяются постепенным развитием средств коммуни­кации. Последние изменяются в ходе развития научных, экономиче­ских и социально-политических процессов в жизни общества и в свою очередь влияют на эти процессы. Техническим средствам связи Г. Маклуэн придает особую значимость, считая их определяющими в развитии коммуникативных процессов. Поскольку в разные периоды истории преобладали соответствующие каждому из них технические средства информационного обмена, можно выделить и несколько эта­пов в развитии способов коммуникации.

По Г. Маклуэн первый — довербальный (доязыковой) способ коммуникации. Он включал в себя мимику, жесты, разного рода сигна­лы пралюдей друг другу. Такие архаичные виды коммуникации, как уже отмечалось выше, не являются сугубой принадлежностью челове­ка, они характерны и для высокоорганизованных представителей жи­вотного мира, в первую очередь — приматов. Более того, самые пер­вые и примитивные формы коммуникации (оскал, рык, крик и т.п.) за­ложены в поведение большинства живых организмов. Но только у лю­дей они переросли уровень поведенческих инстинктов, стали осознан­ными и, наконец, обрели полную самостоятельность. Когда отношения внутри стаи и с окружающим миром стали слишком сложными, не ук­ладывающимися в ограниченную схему языка мимики жестов, появи­лась потребность в другом, собственно звуковом и разнообразном средстве передачи информации — слове.

Второй — вербальный — способ коммуникации. С этого момента можно говорить о появлении вида homo sapiens как уже вполне сформи­ровавшегося вида. В эпоху племенных культур общение людей было ог­раничено рамками устной речи и мифологическим (синкретичным) мыш­лением, придававшим миру целостность, но, вместе с тем, делавшим его локальным и замкнутым. Тем не менее, это был поистине революционный скачок в развитии человечества, вполне сопоставимый по значимости с появлением в XX в. цифровых коммуникационных технологий.

Третий этап развития коммуникации — появление письменно­сти. На этом этапе развития коммуникативных процессов знания фик­сируются в знаковых системах, которые можно транслировать незави­симо от носителя этих знаний, т.е. навыки, ранее передававшиеся в ос­новном путем непосредственных контактов, получают свое воплоще­ние в организованной и целостной системе письменного языка. Введе­ние письменности обеспечило надежный способ сохранения прошлого опыта и индивидуальных знаний, а также возможность дополнения, корректировки или иной интерпретации прежних.

Четвертый этап развития коммуникации — тиражирование письменных текстов — появление книгопечатания. На этом этапе ус­ложняются и обогащаются коммуникационные взаимодействия. По мнению Г. Маклуэна, именно изобретение И. Гуттенбергом в XV в. печатного станка привело не только к оформлению национальных язы­ков и государств, но и к распространению рационализма, а, в конечном счете, к созданию предпосылок и появлению собственно научного знания.

Пятый — аудиовизуальный, электронный — этап развития коммуникаций. Широкое распространение современных аудиовизу­альных средств коммуникации (телевидения и т.п.) радикально преоб­разуют всю среду обитания человека, обеспечивая возможность его коммуникации со всем миром. Практически любая информация может мгновенно передаваться на любые расстояния, меняя таким образом и сознание человека — весь мир он начинает воспринимать как свой собственный дом, а мировые проблемы — как свои собственные.

Разумеется, вышеуказанные этапы развития коммуникаций не меняются резко; новый включает в себя достижения предшествующих и сосуществуют с ними. В первую очередь это, конечно, касается пере­дачи не научной, а культурной, традиционной, обыденной информа­ции. Темпы роста этой последней гораздо медленнее, чем развитие на­учной мысли и часто не успевают за нею. Таким образом, эволюция коммуникативных процессов — явление поступательное, идущее от более простого (естественных способов коммуникации — жестов, ре­чи) к более сложному (цифровым и электронным средствам) разными темпами в зависимости от сферы их применения.

Информационное пространство коммуникаций это не только совокупность неких информационных ресурсов или информационных единиц, неважно, в каких единицах выраженных. Информационное пространство таковым может являться только в результате информа­ционного обмена между заинтересованным субъектами того же самого информационного пространства. Более того, речь идет не только о про­стом обмене, но именно о информационном коммуникативным обмене. Это означает, что в первую очередь речь идет именно о коммуникации между субъектами, со всеми вытекающими отсюда особенностями, присущими такого рода обмену. В данном случае речь идет именно о таком обмене, когда его результат оказывает влияние на всею социаль­ную совокупность, определяет процесс социализации и собственно оп­ределяет общество таковым, каковым он является в настоящее время. Понятно, что информационный коммуникативный обмен имеет свои особенности, определяемый в том числе и особенностями функциони­рования информационного пространства, о чем мы уже говорили. В частности, непосредственный межличностный обмен имеет свои осо­бенности по характеру, объему и скорости передачи информации, а самое главное — по смыслу передаваемой информации и отличается от смысла и содержания информации, передаваемой в письме, в книге, по телефону и пр. или посредством Интернет.

О коммуникативном обмене в принципе написано много литературы. Однако мало пишут об информационном коммуникативном обмене, который имеет свою специфику. Последнее определяется осо­бенностями информационного пространства. Эти особенности опреде­ляются, с одной стороны, возросшим объемом информации и увеличе­нием скорости ее протекания. Отсюда и все увеличивающиеся скоро­ди коммуникаций, в том числе и межличностные. Но большую роль здесь играет и техника, которая в последние годы неизмеримо возросла и изменилась и фактически стала определять все информационное пространство, а соответственно коммуникативный информационный обмен. Конечно, эта техника возникла не на пустом месте, ей предше­ствовала большая история. И если проследить историю развития ком­муникативной техники и техники обмена информации, то можно уви­деть интересные вещи, а именно, что характер и содержание переда­ваемой информации оказывается тесто связан с тем или иным техниче­ским каналом. Так, информация, передаваемая обычным письмом, от­личается от характера информации, передаваемой посредством теле­фона и тем более Интернета. Ниже мы дадим краткий экскурс в исто­рию развития коммуникативной техники.

 

Технические средства коммуникативной информации

 

С момента зарождения человечества люди стремились обмени­ваться информацией друг с другом. Взаимодействие между ними на начальных этапах имело форму отдельных звуков, жестикуляций, ми­мики, а уже позже при помощи криков человек стал передавать ин­формацию на более значительные расстояния. В VI столетии до н. э. в Персии рабы залезили на высокие башни и звонкими голосами, крика­ми передавали информацию от одного к другому. В условиях военных действий приказы также передавались по цепочке бойцов. Для дистан­ционных сообщений использовались условные знаки. Так, в Древнем Китае применяли гонги, а коренные жители Америки и Африки ис­пользовали деревянные барабаны-тамтамы. В основе кодирования ин­формации лежали сила ударов и ритм. Ударяя по инструментам с раз­личною силой, стремительно или неторопливо, комбинируя между со­бой звуки, можно было передавать новости довольно быстро даже на существенные расстояния. Акустическая сигнализация оставалась ак­туальной на протяжении множества столетий. При помощи «барабан­ного телеграфа» информация о движении вражеских полков распро­странялась на внушительные расстояния и намного обгоняла официаль­ные рапорты гонцов. В качестве средств звуковой сигнализации использо­вались также рожки, трубы, колокола, а с изобретением пороха — ору­жейные и пушечные выстрелы. Издревле при помощи колокольного звона на Руси извещали о пожаре, о празднествах и горестях.

По мере совершенствования человеческого общества акустиче­скую сигнализацию понемногу стала оттеснять наиболее совершен­ная — световая. Самое раннее средство световой сигнализации — это, безусловно, костры. Костры использовались в качестве сигнала еще древними греками, римлянами и карфагенянами. Не пренебрегали ей и русские казаки в крестьянской войне 1670—1671 гг. Огневая сигнали­зация ночью, дымовая (из влажной травы или ветвей) днем довольно часто использовалась на южных рубежах России дозорными караула­ми. В Запорожской Сечи при обнаружении врага на возвышенностях возводили костры, предупреждая об угрожающей опасности. Населе­ние архипелага, изолированного Магеллановым проливом от южной оконечности Южно-Американского материка, также применяло кара­ульные костры. Именно поэтому английский мореплаватель Джеймс Кук назвал архипелаг «Огненной Землей». Несмотря на то, что язык костров и зеркал был весьма стремителен, он был достаточно скуден — необходимо было отправлять посыльных с нужной детальной инфор­мацией. Так называемый метод «факельного телеграфа», который ос­новывался на информации, передаваемой факелами в интервалах меж­ду зубцами стен, что отвечало установленной букве кода, тоже не на­шел широкого применения.

Французский механик Клод Шапп изобрел оптический, или се­мафорный, телеграф. Трансляция сообщений осуществлялась при по­мощи вращения перекладины вокруг своей собственной оси, которая была прикреплена к металлическому шесту на крыше башни. В конце 1794 г. уже русский механик Кулибин закончил разработку своего оче­редного проекта, который он назвал «дальноизвещающей маши­ной». Изобретение представляло собой семафорный телеграф, в кото­ром передача сообщений осуществлялась при помощи больших под­вижных планок, размещенных на высоких башнях, а потому видных на значительном расстоянии. При помощи шнуров и блоков планки могли принимать множество разнообразных положений и таким образом изо­бражать «одинакие и двойные склады». Система передачи Кулибина являла собой нечто среднее между передачей буквами и передачей це­лыми славами. По замыслу Кулибина, каждую станцию должны были обслуживать два работника. Один наблюдал в подзорную трубу за со­седней станцией, а другой при помощи шнуров и блоков воспроизво­дил на своей башне точно такие же сигналы, какие передавал сосед. Так, буква за буквой, слог за слогом по линии таких башен-станций могли передаваться любые сообщения. Несмотря на отличное качество семафорного телеграфа Кулибина и острую жизненную необходимость в подобном средстве связи, ему в России не нашли применения и сдали в петербургскую кунсткамеру. Изобретение же французского инженера Шаппа, напротив, пользовалось широким спросом.

Открытие электромагнитных явлений позволило транслировать сообщения более совершенным способом. Технически новый прибор состоял из металлических проводов, аппарата для передачи сообщений (сигналов и изображений)   и собственно приемника. Благодаря этому стало возможным передавать электрическую связь на существенные  расстояния. Быстрое совершенствование электрического телеграфа вызвало к жизни необходимость конструирования проводников элек­трического тока. В 1795 г. испанский врач Франсиско Сальва первый применительно к электротехнике использовал термин «кабель». Он же предложил его первую конструкцию, более чем на 80 лет предвосхитив  применение пропитанной бумажной изоляции. Ученый впервые предложил располагать изолированные жилы не параллельно, а скручивать их вместе. Значимое слово в череде долголетних поисков быстродей­ствующего способа связи предначертано было сделать известному рус­скому ученому Павлу Львовичу Шиллингу. Шиллинг разработал контрукцию электромагнитного телеграфа, в которой передача сигналов велась при помощи особого шестизначного кода. Таким образом, он на несколько лет опередил Морзе в создании телеграфного языка. Павел Львович Шиллинг начал с изобретения кабелей для подземной про­кладки, однако немногим позже он вместе с русским физиком, элек­тротехником Борисом Семеновичем Якоби, пришел к заключению о бесперспективности подземных кабельных изделий и о рационально­сти воздушных проводящих линий.

Пожалуй, самым популярным американцем в истории электро­телеграфии был художник и изобретатель Сэмюэл Финли Бриз Морзе. В 1837 г. он изобрел электромеханический телеграфный аппарат, а в 1838 г. разработал для него телеграфный код, так называемую азбуку Морзе, позволяющую при помощи нажатия на ключ транслировать информацию на значительные расстояния. В истории развития комму­никации телеграф Морзе благодаря своей простоте и компактности, удобству манипуляций при трансляции и приеме и, самое главное, бы­стродействию, занял особое место. Он преобразовал систему связи и заложил основы для технологии будущего, стал общепринятым миро­вым стандартом. А «Азбука Морзе» и по сей день продолжает служить профессионалам и любителям радиотелеграфии.

Трансляцию на большие расстояния недвижимых изображений впервые воплотил в жизнь в 1855 г. итальянский физик Дж. Казелли с помощью разработанного им электромеханического аппарата. Изобре­тенный им аппарат позволял транслировать изображение текста, кото­рый заранее наносился на фольгу. Изучение Максвеллом электромаг­нитных волн и экспериментальные работы Герца открыли новую эру в развитии радиовещания. С середины 30-х гг. XX столетия стали регу­лярно транслироваться телевизионные передачи.  Продолжительный

период неуклонных поисков, открытий и разочарований был потрачен на конструирование кабелей. Скорость распространения тока по кабе­лю прямо пропорциональна частоте тока и электрическим свойствам кабеля, т. е. электрическому сопротивлению и емкости. Ярким дости­жением прошедшего столетия стала прокладка трансатлантического проводного кабеля между Ирландией и Ньюфаундлендом, которая бы­ла осуществлена силами пяти экспедиций.      

                                     

Информационный обмен в коммуникативных моделях

                               

Информационный обмен невозможен без кодировки в каких-то знаках, которые известны и отправителю информации, и ее получате­лю как начальным и конечным потребителям информации. Естествен­но, информация должна храниться и передаваться в известных знаках для соответствующих технических средств. Другое дело, что они могут иметь свою специфическую форму выражения и перекодироваться не­обходимое число раз при передаче получателю и в конечном итоге человеку или социальным группам. В качестве основной и конечной формы передачи и принятия информации человеком человеку безус­ловно является язык или речь. Каким бы способом ни была закодиро­вана информация, например, при использовании технических средств информации, в конечном итоге она обязана быть переведена на обык­новенный разговорный язык.

Как уже упоминалось, совершенствование речи и языка (устная фаза коммуникации) является объективным процессом в формировании общества и соответственно информационного пространства. У людей появилась потребность что-либо рассказывать друг другу, т.е. передать информацию и знание. Труду, безусловно, принадлежит особая роль в развитии человечества, однако и речь оказала влияние на его развитие в  такой же степени, если не в большей. Речь является отражением мыслительных процессов человека. Культура же речи показывает уровень разви­тия и овладение соответствующим информационным пространством.

С помощью письменности была решена проблема длительного хранения и передачи информации, стало возможным обеспечивать связь прошлого с настоящим и непосредственным и даже отдаленным будущим. Письменность является первой пространственно и временно отделенной от субъекта информационной формой моделирования при­родного и социального мира. Изобретение письма равноценно так на­зываемой информационной революции как результат длительного эволю­ционного развития информационного поля общества, поскольку изменяются знаковые способы организации информации. Наличие письменности позволяет говорить об образовании информационного пространства как самостоятельном оригинальном и особом социальном феномене.

Письменность в процессе своего развития получила свое новое и весьма оригинальное продолжение — это появление книги как осо­бой формы хранения информации и коммуникативного социального взаимодействия. Книжная фаза развития письменности началась в се­редине XVI в. Изобретение печатного станка Иоганном Гуттенбергом, а вернее, способа печатания текста с помощью подвижных литер, яви­лось началом эры книгопечатания. Первой русской датированной пе­чатной книгой стал «Апостол», выпущенный в 1564 г. в Москве Ива­ном Федоровым совместно с Петром Метиславцем. Появилась воз­можность сохранения авторства, возрос массовый и оперативный об­мен информацией. Книгопечатание стало мощным средством в хране­нии и передаче информации и знания и тем самым значительно увели­чило информационные возможности общества и ускорило информаци­онный коммуникативный обмен.

Процессы коммуникации обусловливают социальную природу процесса информатизации общества. И наоборот, создание информа­ционного пространства, в зависимости от его объема и содержания, скорости протекания информации, обусловили социальную природу коммуникативных процессов. Коммуникационная информационная система является наивысшей точкой совершенствования общественной культуры. Хотя влияние информационного пространства на коммуни­кативные процессы остается не однозначным. В качестве примера можно привести обезличенную массовую коммуникацию, информаци­онно-агрессивную деятельность противоборствующих групп и клас­сов, которые по-разному понимают информационный обмен и тем бо­лее содержание передаваемой информации.

В последние годы стало распространяться мнение об информа­ционном кризисе. Книжная информатика и в самом деле стала пони­жать свою эффективность. Кроме того, появляется противоречие меж­ду потоками массовой литературы и персональными возможностями читателей. Нередко создается такая ситуация, когда намного легче найти новое решение какой-нибудь задачи, чем убедиться в том, что это кто-то уже сделал. Следовательно, возникает необходимость в бо­лее совершенных технических средствах для того, чтобы ликвидиро­вать информационный кризис. Сегодня информация приобретает еще и электронный вид, но это уже качественно новая форма хранения ин­формации, которая в последние годы все более и более востребована. Однако полное исчезновение печатной продукции пока не прогнозируется. Безусловно, необходимо сохранить книгу в качестве атрибута культуры еще очень долгое время.

Компьютерная фаза является новейшим безбумажным периодом в формировании информационного пространства и коммуникации. В дан­ный период бумага нужна лишь для воспроизводства визуально оформ­ленных важных документов. Систематизацию, хранение, переработку ин­формации, а также трансляцию ее на значительные расстояния осуществ­ляют теперь при помощи техники. Основным отличием электронного диалога от межличностной устной коммуникации является не столько опосредованность экраном, сколько факт общения не с личностью, а с машиной. Диалог «индивид — машина — индивид» является ключевым отличием электронной информационной коммуникации от устной и до­кументальной, в рамках которых совершается непосредственный или опо­средованный документом диалог «индивид — индивид».

В чем же заключаются качественно новые возможности элек­тронной информационной системы? Локальные электронные инфор­мационные системы за счет образования глобальной сети превращают­ся в составную часть глобального информационного пространства, во­влекая в коммуникативный процесс вес большее количество людей. Маневренность содержания и оформления электронных страниц в бук­вальном смысле побуждают читателя окунуться в весьма широкое ин­формационное поле. Совершенно по-другому начинает функциониро­вать допустимая емкость информационного материала, которая обес­печивается глобальной сетью баз данных, знаний и экспертных систем, к которым можно подсоединить любую персональную электронную систему. Электронная система увеличивает социокультурный охват, чему способствует переход от жестко закрепленного текста, свойст­венного традиционной письменной культуре, к «гибкому» тексту с его моментальной готовностью к модификации и оперирование разными текстами. Большую роль здесь играет так называемая система гипер­текстов. В результате читать такой текст можно по-разному, в зависи­мости от того, какую задачу себе поставит пользователь: от одной ста­тьи к другой по мере надобности, игнорируя отсылки; читать статьи подряд, справляясь с прямыми отсылками; наконец, пуститься в гипер­текстовое плавание, т. е. от одной отсылки переходить к другой и так в принципе до бесконечности, покуда будет простираться информацион­ное пространство.

Гипертекст является новейшей информационной технологией ра­боты с текстами на компьютере и в Интернете. Он устроен таким образом, что превращается в систему, иерархию текстов, одновременно составляя единство из множества содержаний. Фактически гипертекст позволяет моментально переходить от одной информационной базы к другой и вы­бирать там те блоки информации, которые становятся основой знания при решении человеком той или иной задачи. Информационный коммуника­ционный процесс в последнем случае, т.е. при пользовании гипертекстом, состоит из следующих ключевых компонентов: отбор знакомых символов из информационного блока отправителя и трансляция их по так называе­мому коммуникационному каналу, затем идентификация воспринятых символов адресатом при помощи наличествующего у него соответствую­щего инструмента, технического или аналитического.

Основательное исследование информационной коммуникации предполагает выделение в ней отдельных периодов и ступеней. Знание роли и содержания каждого из периодов позволяет наиболее эффек­тивно управлять течением всего процесса коммуникации. Передающе­го информацию называют отправителем. Отправитель — это ведущая роль, которая заключается в проектировании и шифровании информа­ции, подготовленной для трансляции иным участникам данного про­цесса. Исполнение указанной роли начинается с самоидентификации личности в границах коммуникации. Необходимо, прежде всего, сфор­мулировать, какую информацию и с какими целями следует трансли­ровать иному участнику процесса.

Далее идет кодирование информации. Кодирование — это измене­ние подготовленного для передачи символа или групп символов одного кода в символ или группы символов другого кода, которые могут быть переданы. При этом речь идет не только о технических средствах кодиро­вания и технического кодирования, например, шифрование, хотя в техни­ческой среде такое кодирование происходит обязательно, чтобы приспо­собить передаваемую специальную информацию по содержанию и форме, к возможностям используемых технических средств. Человек, передавая информацию, непосредственно или опосредованно, например, через Ин­тернет, другому человеку, всегда ее кодирует. Таким кодом выступает слово, предложение и сам текст, закодированные в системе знаний и ин­формации передающего человека. Принимающий обязан их декодиро­вать, но уже в своей системе знаний и информации. Кодирование, таким образом, один из ключевых моментов в процессе установления коммуни­кативного общения, который нередко приводит, при неправильном ис­пользовании кодов, к непониманию друг друга и непринятию передавае­мой информации и знания.

В процессе коммуникации кодирование возникает с избрания системы кодовых символов, так называемых носителей информации. К носителям информации можно отнести осязание, звук, свет, темпера­туру, обоняние, какие-либо физические действия и, конечно, слово, предложение и пр. Затем носители формируются в некоторую форму, в качестве которой может выступать сообщение, текст, изображение, действие и т.п. Способности человека изъясняться, сочинять, жестику­лировать, позировать и т.д. играют значимую роль в возможностях от­правителя кодировать информацию.

В результате всего вышесказанного создается информационное сообщение, которое содержит некоторые значимые данные. Значи­мость при этом не имеет характера универсальности. Смысл переда­ваемого информационного сообщения изначально определяется отпра­вителем, так как оно заключает в себе его мысли, ценности, взгляды на события и эмоции. Отправитель при этом очень надеется, что сообще­ние будет понято в соответствии с заложенным в нем смыслом. Чем сильнее оказывается отличие между транслированным и принятым, тем скуднее межличностная коммуникация. Так, узкие специалисты обычно сталкиваются с такой проблемой коммуникации, как неясность используемой ими формы кодирования (представления знаний) кругу слушателей. Абсолютное отличие в транслированном и принятом зна­чениях обозначает отсутствие у участников процесса общего комплек­та, базы знаний. Словесные же и невербальные носители информации сами по себе никаким смыслом не обладают. Сообщение с помощью передатчика попадает в передающий канал, который доводит его до указанного получателя. Передатчиками могут служить сам человек, технические средства, а также химическое либо физическое состояние окружающей среды и пр. и пр.

Информационная коммуникационная сеть — это объединение включенных в коммуникацию индивидуумов (субъектов) при помощи потоков информации. В данном случае принимаются во внимание не индивидуумы как таковые, а отношения существующих между ними коммуникаций. В коммуникационную сеть входят потоки информаци­онных сообщений между двумя или более субъектами. Действует она по устоявшемуся в организации образцу, не обеспечивая обязательную полноту и точность трансляции смысла. Тем не менее, коммуникаци­онная сеть может способствовать уменьшению или увеличению разры­ва в содержании между направленным и принятым сообщением. Вер­тикальные коммуникационные связи осуществляются по принципу «от общего к частному», тогда как горизонтальные — реализовываются между коммуникациями, одинаковыми, как правило, по степени общ­ности. Сеть информационных коммуникационных связей характеризу­ет подлинное строение организации, поэтому задачей формального структурирования информационной среды является направление по­токов коммуникации в нужную сторону, ожидаемое потребителем.

 Для групп одинаковой либо различной численности установле­ны свои стандарты информационных коммуникационных сетей. В замкнутых сетях вида «окружность» члены группы могут контактиро­вать лишь с теми, кто находится непосредственно рядом, около них. В сетях вида «окружность», но с центром посередине, отражена центра­лизованная по форме (но не по содержанию) система коммуникации, при которой коммуникативные субъекты контактируют между собой посредством своего центра. Такая система коммуникаций чаще всего выстраивается в иерархических структурах власти. Условием функ­ционирования подобной структуры является то, что личность, которая находится в центре, обладает большими коммуникационными связя­ми, чем остальные члены данной группы. Данное положение дает ряд преимуществ руководителю, так же как и накладывает на него опреде­ленные обязательства. Центральная фигура принимает больше сооб­щений, чаще передается лидером и имеет большее социальное воздейст­вие на остальных членов группы. Вместе с тем она, как правило, несет большую ответственность за трансляцию сообщений и разрешение про­блем. Аналогичную картину можно увидеть в сетях вида пирамиды. По­добные сети получили название жестко централизованных. Они могут быть довольно эффективными в случае решения специальных задач.

Еще вид информационной коммуникации представлен в виде по­следовательности субъектов, без начала и конца. В данных сетях появля­ются уже горизонтальные связи — элемент децентрализации. Такие сети представляют собой полностью децентрализованные, самостоятельные группы. Как правило, они необходимы в том случае, когда требуется уча­стие всех сотрудников в решении сложных проблем. Подобный подход по-другому называется открытыми коммуникациями.

Знание видов сетей информационных коммуникаций необхо­димо для установления специальных, например, властных отношений и ведения контроля за подчиненными субъектами. При этом надо заме­тить, что укрытие либо искажение информации часто служит опорой властных отношений. В этом случае можно устанавливать свои ин­формационные потоки, тщательно их контролировать и тем самым воздействовать на подчиненных субъектов коммуникативного процес­са. Эффективный характер работы членов коллектива обусловливает выбор наиболее эффективного вида сети коммуникаций. Так, простая взаимная зависимость допускает централизацию власти, сложная — вызывает к жизни «командный» подход к построению коммуникаци­онных сетей. Тем не менее, есть вероятность того, что сложная сеть может не справиться с той или иной специальной задачей. Отсюда очень важный вывод, что каждая из перечисленных информационных коммуникационных сетей решает свои специфические задачи на дос­тижение определенных целей.

 

Информационное пространство в системе коммуникаций

 

Информационное пространство, каким бы оно ни было по объему или содержанию, является способом общения человека с другим челове­ком или социальными группами. В межличностной коммуникации люди используют множество информационных полей и информационных баз данных для установления информационного обмена. При этом использует различные модели информационного общения. Знакомство с моделями информационной коммуникации позволяет понять, как человек поведет себя в том или ином информационном пространстве, и, с другой стороны, как «ведут» себя информационные базы данных при решении человеком или социальной группой той или иной задачи.

По сути и в самом общем виде можно выделить две модели ин­формационного коммуникативного обмена. Первый — это непосредст­венный межличностный обмен и второй — опосредованный, когда ба­зы информационных данных (информационные пространства) стано­вятся своеобразным проводником и опосредованным звеном в меж­личностном (межгрупповом) коммуникационным процессе. У каждой из этих форм есть свои достоинства и недостатки.

Межличностный обмен оперирует только той информацией, кото­рая имеется у него в сознании. И никакой другой базы данных у него нет. В силу ряда причин, о которых мы в настоящее время не будем говорить, личностная информационная база данных является весьма ограниченной. В силу этого межличностная коммуникация оказывается весьма сильно обеднена и неспособна решать многие актуальные и жизненно важные вопросы. Но в то же время межличностный обмен очень богат эмоцио­нально на информацию, так скажем, личностного индивидуального ха­рактера. Последнее является весьма важным при решении ряда специаль­ных задач. В межличностном непосредственном контакте можно выде­лить две формы обмена информацией. Коммуникационный процесс включает в себя обмен словесной и невербальной информацией. Перво­степенной его целью должно быть обеспечение понимания информации, которая собственно и является объектом обмена.

Введение в научный обиход понятия «информационная комму­никация» в целом дает возможность охватить все разнообразие обстоя­тельств, в которых на индивидуума оказывает влияние окружающая его информационная среда. Поэтому появился так называемый опосре­дованный обмен информацией.

Опосредованный межличностный обмен оперирует независи­мыми и опосредованными базами данных. Техническая и обществен­ная мысль пошла по направлению расширения независимых информа­ционных пространств. Преимущество такого коммуникативного про­цесса заключается в том, что человек может пользоваться сегодня практически не ограниченными информационными возможностями (например, Интернет) при решении своих задачи. Правда, при этом несколько тормозится процесс поиска и получения информации. По­этому сегодня все технические службы информационного обмена на­правлены на то, что бы убыстрить поиск и доставку информации. Очень часто она связана именно не с прямым, а с опосредованным об­щением, т. е. с трансляцией информации при помощи разнообразных технических устройств, включая такие СМК, как — телевидение, ра­диовещание, прессу и т.д.

Можно выделить еще один канал и форму информационного об­мена, так, скажем, смешанную, которая в последние годы, благодаря по­явлению портативных компьютеров, приобретает все большее значение. Речь идет о том, что при непосредственном межличностным обмене чело­век может одновременно пользоваться и разнообразными информацион­ными базами данных, обращаясь при помощи компьютера к тем или иным информационным полям. Такой обмен значительно богаче, позволяет пользоваться не только личностной базой данных, но и другими незави­симыми базами данных, кроме того, он весьма и весьма оперативен. Так же сохраняется возможность иметь богатую палитру эмоциональной ин­формации, полученной от собеседника, которая нередко оказывается бо­лее важной многих информационных баз данных.

Коммуникация в социальной сфере есть передача каких-либо сообщений, обозрений, различных данных. Однако в отличие от про­стого общения она может обладать как двухсторонним, так и односто­ронним характером. Коммуникация допустима не только между людь­ми, но и между индивидуумом и автоматом, между неодушевленными объектами и разнообразными живыми организмами. И здесь очень важным фактором выступает обратная связь подтверждения получения и при необходимости обработки полученной информации.

Обратная связь свидетельствует об эффективности действия ком­муникации. С ее помощью последняя превращается в динамический дву­сторонний процесс. Обратная связь позволяет вовремя исправить организационные ошибки коммуникационного процесса. Чтобы транслируемая информация достигла заданной цели, коммуникатор должен учитывать особенности стадий коммуникационного процесса. Каждая стадия в той или другой степени требует доскональной профессиональной проработки. Структурирование коммуникации на элементы и стадии позволяет обна­ружить ее наиболее сильные и слабые стороны.

На эффективность информационного коммуникативного обмена влияет целый ряд регулируемых и нерегулируемых факторов. К регу­лируемым факторам следует отнести ключевые составляющие процес­са коммуникации, которые подвластны службам и лицам для направ­ления информационных потоков в нужное русло и для решения специ­альных задач. Но здесь имеется своя опасность, когда лица, регули­рующие информационные потоки, будут использовать потенциальные возможности информационных баз данных для решения прежде всего своих личных задач, естественно, за счет общества или социальных групп. Так чаще всего поступают различные властные структуры.

К нерегулируемым факторам, от которых также зависит успеш­ность коммуникации и на которые практически невозможно воздейст­вовать, относят прежде всего те базы данных, на которые невозможно, во всяком случае пока, воздействовать и регулировать каким-либо пу­тем и прежде всего административными мерами. К таким информаци­онным данным относится сегодня прежде всего Интернет. Хотя и здесь неоднократно возникают поползновения со стороны властных и других структур каким-то образом регулировать и управлять данной базой данных, нередко ссылаясь при этом на факты распространения проти­воправных и безнравственных материалов.

Коммуникация в социальном управлении — это обмен какими-либо сообщениями между индивидуумами в целях выявления имею­щихся проблем и поиска решений по их урегулированию, а также обеспечения гармоничного взаимодействия при обоюдном учете инте­ресов всех сторон.

* * *

Грамотное распределение отношений в коммуникативном инфор­мационном пространстве — сложная задача. Эти отношения по сути не исследованы достаточно полно, остается непонятным механизм их скла­дывания и тенденции развития. По большей части коммуникативные про­цессы в информационном пространстве складываются стихийно, в зави­симости от решения тех или иных практических задач. И только постфак­тум, когда эти отношения приобретают устойчивый характер, мы говорим о нормах и законах социальных отношений, которые позволяют строить новые типы отношений и решать новые задачи.

И в самом деле многообразие задач и интересов всегда можно свести к некоторому минимуму основных типов отношений, которые определяются, как правило, спецификой функционирования самого объекта. Ограниченное количество типов социальных отношений сви­детельствует о богатстве самого объекта, в данном случае информаци­онного пространства или его бедности. Но до тех пор, пока не выявле­ны все типы информационно-коммуникативных отношений, нельзя ровным счетом ничего сказать о самом объекте. Так что в этой области еще многое надо прояснить.

 

Тоффлер Элвин . Третья волна. Глава 13

Склад образов

 

Информационная бомба взрывается в самой гуще людей, осыпая нас шрапнелью образов и в корне меняя и восприятие нашего внутреннего мира, и наше поведение. Переходя от информационного пространства Второй волны к Третьей волне, мы изменяем свою психику.

Каждый из нас создает ментальную модель действительности, у нас в го­лове существует как бы склад образов. Одни из них визуальные, другие слуховые, есть даже тактильные. Некоторые — только «перцепты» — следы информации об окружающей нас среде, т. е. они запоминаются, как образ, например, мельком уви­денного голубого неба. Есть и определяющие отношения «ассоциации», предпо­ложим, два слова — «мать» и «дитя». Одни образы простые, другие сложные и концептуальные, подобно идее о том, что «причина инфляции лежит в повышении зарплаты». Связанные воедино, эти образы дополняют нашу картину мира, поме­щая нас в пространство, время, определяя наше место в структуре личностных взаимоотношений.

Эти образы не появились сами по себе. Они формируются непонятным для нас образом из сигналов или информации, получаемой нами из окружающей нас среды. Поскольку эта среда насыщена переменами, то на нашу работу, наши семьи, церковь, школы, политические институты влияет Третья волна информации, но и море самой информации тоже меняется.

До наступления эры массмедиа ребенок времен Первой волны, росший в медленно меняющейся деревне, строил свою модель реальности из образов, полу­ченных только от учителя, священника, официального лица и, конечно, от семьи. По словам психолога-футуролога Герберта Джорджуа, «в доме не было ни телеви­зора, ни радио, которые могли бы дать ребенку шанс встречи с разного рода незна­комыми людьми, идущими по разным дорогам жизни, людьми из разных стран... Очень немногие видели какой-либо заграничный город...» В результате было мало людей, которым можно было подражать и следовать.

Их выбор был ограничен еще и тем, что люди, с которых они могли брать пример, сами имели небольшой опыт встречи с другими. Образы мира, сформиро­вавшиеся у деревенского ребенка, были очень скудными.

Сообщения, которые он получал, были, напротив, многословными, это была, как правило, случайная речь, полная пауз и повторов, т. е. «череда» идей усиливалась различной информацией рассказчика. Ребенок слышал «ты не должен» и в церкви, и в школе. Эти слова дополняли поучения, которые шли от семьи и государства. Консенсус в общине, сильное давление в сторону конформизма действовали на ребенка с рожде­ния и еще больше ограничивали имеющийся образный ряд и его поведение.

Вторая волна увеличила число каналов, из которых индивид черпал мате­риал для формирования картины мира. Ребенок пополнял свой образный ряд не только из природы и от людей, но и из газет, популярных журналов, радио и, позд­нее, от телевидения. Во всем остальном церковь, государство, дом и школа про­должали вещать в унисон, дополняя друг друга. Со временем средства массовой информации сами превратились в гигантский громкоговоритель. Их энергия текла по региональным, этническим, племенным каналам, стандартизируя образы, бытующие в обществе.

Некоторые визуальные образы, например, были так распространены среди масс и так имплантированы в память миллионов людей, что превратились по сути дела в иконы. Ленин с выдвинутым вперед подбородком как символ триумфа под разви­вающимся красным знаменем стал такой же иконой для миллионов людей, как и образ распятого Христа. Образ Чарли Чаплина в котелке и с тросточкой или Гитлера, неис­товствующего в Нюрнберге, образы тел, сложенных, как дрова, в Бухенвальде, Черчил­ля, показывающего знак V — символ победы, или Рузвельта в черной накидке; Мерилин Монро в юбочке, поднятой ветром, тысячи звезд масс-медиа и тысячи различных, повсеместно узнаваемых потребительских товаров — кусок мыла «Айвори» в Соеди­ненных Штатах, шоколад «Моринага» в Японии, бутылка «Перье» во Франции — все

это стандартные составляющие общего файла образов.

Эти централизованно разработанные образы, впрыснутые в массовое сознание средствами массовой информации, способствовали стандартизации нужного для индустриальной системы поведения. Сейчас Третья волна радикально меняет все это. По мере ускорения перемен в обществе изменяемся и мы сами. Нас насти­гает все новая информация, и мы вынуждены постоянно пересматривать картотеку образов. Старые, относящиеся к прошлой жизни образы должны заменяться новы­ми, иначе наши действия не будут соответствовать новой реальности, мы станем более некомпетентными. Невозможно все охватить.

Это ускорение процесса становления образов внутри нас приобретает вре­менный характер. Одноразовое искусство, быстро снятые комедии положений, снимки, сделанные «Полароидом», ксероксы, образчики изобразительного искус­ства, которые пришпиливают, а затем выбрасывают. Идеи, верования и отношения как ракеты врываются в наше сознание и внезапно исчезают в никуда. Повседнев­но опровергаются и ниспровергаются научные и психологические теории. Идеоло­гии трещат по швам. Знаменитости порхают, делают пируэты, атакуя наше созна­ние противоречивыми политическими и моральными лозунгами.

Трудно отыскать смысл в этой бурлящей фантасмагории, понять, как про­исходит процесс производства образов, поскольку Третья волна не просто ускоряет информационные потоки, она трансформирует глубинную структуру информации, от которой зависят наши ежедневные действия.

 

Демассифицированные средства массовой информации  

                      

В эпоху Второй волны средства массовой информации захватывали все большую и большую власть. Сейчас же происходят поразительные перемены. Ко­гда подобно грозе нагрянула Третья волна, никто не ожидал, что средства массовой информации вместо того, чтобы расправить крылья, будут вынуждены поделиться своим влиянием. Они потерпели поражение сразу на нескольких фронтах от явле­ния, которое я называю «демассификацией масс-медиа».

Первый пример дают нам газеты. Самые старые средства массовой инфор­мации Второй волны — газеты —теряют своих читателей. К 1973 г. газеты США в своей совокупности достигли тиража в 63 млн экземпляров ежедневно. С 1973 г. вместо увеличения своего тиража они начали его терять. К 1978 г. эта цифра упала до 62 млн, но худшее ждало впереди. Процент американцев, читающих газеты ежедневно, также упал с 69% в 1972 г. до 62% в 1977 г., и некоторым самым важ­ным газетам нации был нанесен особенно ощутимый удар. В Нью-Йорке с 1970 по 1976 г. три основных ежедневных газеты потеряли 550 тыс. читателей. «Los Angeles Times», расцвет которой пришелся на 1973 г., к 1976 г. потеряла 80 тыс. читателей. Две больших филадельфийских газеты потеряли 150 тыс. читателей, две больших кливлендских газеты — 90 тыс., и две газеты Сан-Франциско — более 80 тыс. В то время как во многих частях страны неожиданно появились более мелкие газеты, такие крупные американские ежедневники, как «Cleveland News», «Hartford Times», «Detroit Times», «Chicago Today», «Long Island Press», скатились на обочи­ну. Ту же картину мы наблюдаем и в Великобритании, где в период с 1965 по 1975 г. ежедневные национальные газеты снизили тираж на 8%.

Такие потери объясняются не только расцветом телевидения. Каждая мас­совая ежедневная газета встречает все большую конкуренцию со стороны набирающих силу малотиражных еженедельников, газет, выходящих два раза в неделю, так называемых «газет для потребителей», служащих не для столичного потреби­тельского рынка, а округе и общинам внутри него и дающих более узкую рекламу и новости. Полностью насытив рынок, крупные столичные ежедневники находятся в глубоком кризисе, менее массовые издания заменяют их.

Второй пример — популярные журналы. С середины 1950-х гг. и далее почти не было года, когда бы в Соединенных Штатах не прекратил свое существо­вание большой журнал. «Life», «Look», «Saturday Evening Post» — все сошли на нет, чтобы позже возродиться в своем малотиражном бледном подобии. Между 1970 и 1977 гг., несмотря на то, что население Соединенных Штатов выросло на 14 млн человек, общий тираж основных 25 журналов упал на 4 млн экземпляров.

Одновременно с этим в США произошел буквально взрыв мини-журна­лов — появились тысячи новых, предназначенных для маленьких, региональных или даже местных рынков со своими специфическими интересами. Пилоты и во­обще люди из авиации сейчас могут выбирать между десятками наименований периодики, издаваемой специально для них. Тинэйджеры, аквалангисты, пенсио­неры, женщины-легкоатлеты, коллекционеры старых фотоаппаратов, любители тенниса, скейтбордисты — все имеют свою прессу. Множатся такие региональные журналы, как «New York», «New West», «D» в Далласе или «Pittsburgher». Некото­рые подразделяют рынок как по региональным признакам, так и по интересу: «Kentucky Business Ledger», например, или «Western Fanner».

С появлением этой новой, быстрой, дешевой прессы каждая организация, община, политическая или религиозная группа и группка могут позволить себе иметь свой печатный орган. Даже небольшие группы имеют свои издания, сделан­ные на копировальных машинах, которые появились во всех американских офисах. Массовые журналы потеряли свое некогда мощное влияние на жизнь нации. Не­массовый мини-журнал быстро набирает силу.

Но значение Третьей волны в массовых коммуникациях не сводится лишь к печати. В период между 1950 и 1970 гг. число радиостанций в США выросло с 2336 до 5359. В этот период население увеличилось только на 35%, а число радиостанций на 129%. Это значит, что раньше на 65 тыс. американцев была одна радиостанция, а сей­час одна радиостанция на 38 тыс. человек; т. е. сейчас слушатель имеет больший выбор программ и аудитория обслуживается большим числом радиостанций.                 

Увеличился также предложенный выбор; различные радиостанции обра­щаются к своей собственной аудитории, а не к безликой общей массе, как раньше. Станции, передающие общие новости, вещают для образованных взрослых людей среднего класса. На разные группы молодежи ориентируются радиостанции, по которым «гоняют» различные типы рок-музыки: хард-рок, софт-, панк-, кантри- и фолк-рок. Музыку в стиле соул передают радиостанции, чью аудиторию составля­ют черные американцы. Радиостанции, специализирующиеся на классической му­зыке, имеют в виду взрослых людей с высокими доходами; есть радиостанции, вещающие на иностранных языках для различных этнических групп — от порту­гальцев, живущих в Новой Англии, до итальянцев, чиканос, японцев и евреев. Вот что пишет политобозреватель Ричард Ривз: «В Ньюпорте, штат Род-Айленд, я про­верил радио AM и обнаружил 38 станций, три из которых — религиозные, две предназначены для цветных и одна вещала на португальском».

Новые формы аудиокоммуникации забирают себе то, что осталось от мас­совой аудитории. В 60-е годы маленькие дешевые магнитофоны и кассетники рас­пространились среди молодежи, как пожар в прерии. Это всеобщее заблуждение, что нынешние подростки проводят больше времени у радио; они слушают радио меньше, чем их сверстники 60-х гг. В 1967 г. в среднем они проводили у радио 4, 8 часа в день, а в 1977 г. только 2, 8 часа.

Затем настало время радио «ситизенз бэнд» (citizens band). В отличие от широкого вещания, являющегося строго односторонним (слушатель не может пе­реговариваться с диктором), автомобильные радиоприемники дают водителям воз­можность общаться друг с другом в радиусе 5—15 миль.

Между 1959 и 1974 гг. в Америке был только 1 млн частных радиостанций. Затем, по словам обескураженного официального лица из Федеральной комиссии по массовым коммуникациям, «нам потребовалось всего 8 месяцев, чтобы набрать , второй миллион, и 3 месяца — третий». СБ расцвело пышным цветом, и к 1977 г. использовалось уже около 25 млн личных радиоустановок, так что весь эфир был наполнен разноцветной болтовней — от предупреждений, что «смоуки» (полиция) ловит нарушителей скоростного режима, до молитв и зазываний проституток. Это увлечение уже прошло, но его последствия еще существуют.

Радиобоссы, опасаясь за свои доходы от рекламы, яростно отрицают, что СБ уменьшило их аудиторию. Но рекламные агентства в этом не уверены. Одно из них, Marsteller, Inc., провело опрос в Нью-Йорке, и выяснилось, что 45% пользова­телей СБ на 10—15% сократили прослушивание обычного радио. Более того, ис­следование показало, что больше половины пользователей СБ одновременно слу­шали и обычное радио в машине, и свое радио СБ. В любом случае сдвиг в сторону разнообразия печатной продукции произошел параллельно с изменением в сфере радиовещания. И та, и другая сферы теряют свою аудиторию (демассифицируются).

Но только в 1977 г. средства массовой информации Второй волны потерпели свое самое значительное поражение. Для целого поколения самым мощным и самым массовым средством информации было, конечно же, телевидение. В 1977 г. оно начало «мигать». Вот что писал журнал «Time»: «Все рушится, боссы телевещания нервно всматриваются в цифры... они не верят своим глазам... Впервые за свою историю телевидение теряет зрителей». «Никто не мог предположить, — бормочет другой человек из рекламы, — что популярность телевидения пойдет на спад».

Даже сейчас нет недостатка в объяснениях этого факта. Нам говорят, что программы стали еще слабее, чем раньше, что много того и мало этого. Телена­чальники нервно ходят по коридорам; нам обещаны новые программы. Но глубин­ная истина только начинает выплывать из облаков многообещающего телевосхва­ления. Клонится к закату день всемогущества централизованной сети вещания, контролирующей производство образов. И на самом деле, президент компании NBC (Эн-Би-Си), обвиняя три основные телесети США в стратегической "тупо­сти", предсказал, что к 1980 г. часть публики, смотрящая их программы в прайм-тайм, сократится наполовину. Третья волна в средствах массовой информации подрывает господство магнатов Второй волны во всех областях.

Кабельное телевидение проникло сейчас в 14,5 млн домов и, по-видимому, ворвется со скоростью урагана в 80-е гг. Промышленные эксперты ожидают, что к концу 1981 г. от 20 до 26 млн человек будут пользоваться кабельным телевидени­ем, т. е. кабельное телевидение будет доступно 50% американских семей. Дело пойдет еще быстрее, поскольку медные провода заменены дешевыми стекловоло-конными системами, где свет проходит в тончайших стеклянных волокнах. И по­добно скоропечатанию или ксероксу кабель демассифицирует аудиторию, разде­лив ее на множество мини-аудиторий. Более того, кабельные системы могут сде­лать телесвязь двусторонней, так что зрители будут не только смотреть програм­мы, но и общаться с различными службами. В Японии к началу 80-х гг. целые го­рода будут связаны стекловолоконным кабелем, и пользователи смогут заказывать ie только программы, но и диапозитивы, различные сведения, записи театральных юстановок, газетный и журнальный материал. Служба спасения и пожарные службы будут работать по той же системе.

В Икоме, спальном районе Осаки, я давал интервью в телешоу по экспериментальной программе «Хай-Овис» («Hi-Ovis»), когда микрофон и телекамера ставятся на телевизор в доме каждого пользователя, так что зрители могут быть не только получателями, но и отправителями информации. В то время как ведущий шоу брал у меня интервью, некая миссис Сакамото, глядя эту программу у себя в гостиной, подключилась к нам и начала с нами разговаривать на ломаном англий­ском. И я, и телезрители видели на экране ее, приветствующую меня в Икоме, и ее бегающего по комнате маленького сынишку.

«Хай-Овис» имеет банк видеокассет обо всем на свете — музыка, кулина­рия, образование и многое другое. Пользователи могут набрать кодовый номер и через компьютер, в любое время дня и ночи, могут потребовать, чтобы им показа­ли на экране нужную им кассету. Хотя эта система работает только в 160 домах, этот эксперимент поддерживается японским правительством и получает финансо­вую поддержку от таких корпораций, как «Fujitsu», «Siimimoto Electric», «Matsushita» и «Kintetsu». Это очень продвинутая система, работающая на техно­логии оптических волокон.

В Коламбусе, штат Огайо, неделей ранее я посетил систему Уорнер Кейбл корпорейшн Кьюб (Warner Cable Corporation's Qube, system). Она обеспечивает пользователя 30 телеканалами (против четырех регулярных передающих станций) и дает возможность смотреть специализированные программы всем — от школь­ников до врачей, юристов или «только для взрослых». «Кьюб» — самая разрабо­танная, коммерчески окупаемая, двусторонняя кабельная система в мире. Пользо­вателю дается аппарат, похожий на калькулятор, ему нужно только нажать кнопку, и он соединяется со станцией. Зритель, использующий так называемую «горячую кнопку», может соединиться со студией «Кьюб» и ее компьютером. «Time», опи­сывая эту систему, восхищается тем, что пользователь благодаря ей «выражает свое мнение в местных политических дебатах, продает гаражи, участвует в благо­творительных аукционах, где продаются objets d'arts... Нажав кнопку, Джо или Джейн Коламбус могут задать каверзный вопрос политику или вынести приговор участникам конкурса любительских талантов». Потребители имеют возможность устроить «ярмарку сравнений местных супермаркетов» или заказать столик в Вос­точном ресторане. Кабель все же не единственная проблема, с которой столкну­лись телесети.

Видеоигры — ходовой товар в магазинах. Миллионы американцев стали страстными поклонниками приспособлений, превращающих телеэкран в стол для пинг-понга, хоккейное поле или теннисный корт. Эта разработка может показаться тривиальной и не иметь отношения к тому, чем занимаются ортодоксальные поли­тические аналитики. Но она представляет собой волну социального обучения, это предварительная тренировка, готовящая нас к жизни в электронном мире. Видео­игры не только разрушают массив аудитории, уменьшая число тех людей, которые просто смотрят телевизор; благодаря этому нехитрому приспособлению миллионы людей учатся играть с телевизором, отвечать ему, взаимодействовать с ним. В этом процессе из пассивных получателей информации они превращаются в ее отправи­телей. Пожалуй, они манипулируют телевидением, а не телевизор — ими.

Информационные службы, работающие на телевидении, сейчас уже дос­тупны в Великобритании, где зритель, снабженный адаптером, может нажать кнопку и выбрать из десятков таких разных информационных служб то, что он хочет — новости, погоду, финансы, спорт и т. д. Эти данные проходят по телеви­зионному экрану, как по ленте телеграфного аппарата. Вскоре пользователи смогут ввести в телевизор жесткий диск и перенести на бумагу все, что они пожелают сохранить. И опять же выбор у них гораздо больше, чем был раньше.

Видеомагнитофоны тоже распространяются очень быстро. К 1981 г. тор­говцы надеются продать миллион штук. Видео не только дает возможность запи­сать, например, футбольный матч в понедельник, чтобы посмотреть его в воскре­сенье (таким образом разрушая синхронность образного ряда, которую дает теле­визионная сеть), но и закладывает основы продажи кассет с записями фильмов и спортивных событий (арабы не проспали важный момент: кассету с фильмом «По­сланник» («The Messenger») о жизни Мухаммеда можно купить упакованной в коробку с позолоченной арабской вязью на ней). Благодаря видеомагнитофонам можно иметь специализированные кассеты, например, медицинский учебный ма­териал для медработников или кассеты для покупателей с инструкциями о том, как собрать мебель или подключить тостер. Что важнее, видео дает возможность каждому потребителю стать производителем образов, принадлежащих только им. Опять-таки аудитория традиционного телевидения редеет, демассифицируется.

И, наконец, домашние спутниковые антенны позволяют индивидуальным телестанциям формировать временные мини-сети для специализированного про­граммирования и посылать сигналы повсюду и отовсюду за минимальную цену, тем самым разрушая существующие телесети. К концу 1980 г. операторы кабель­ного телевидения будут иметь одну тысячу наземных станций, способных принять сигналы со спутниковых антенн. «На этом этапе, — пишет журнал «Television/Radio Age», — диспетчеру программ нужно будет только купить время на спутнике — и он имеет национальную кабельную телесеть... он может выбороч­но подключиться к любой системе по своему выбору». «Спутник, — заявляет Уильям Дж. ДоннеллИ, вице-президент огромной рекламной компании «Young & Rubicam», отвечающий за электронные средства информации, — ведет к появле­нию более мелких аудиторий и большего числа национальных программ».

Все эти разработки имеют одну общую черту: они делят телезрителей на группы, и каждый новый сегмент не только увеличивает разнообразие нашей куль­туры, но и глубоко проникает в мощную структуру телесетей, которые до сих пор полностью подавляли наш образный ряд. Джон О'Коннор, критик из газеты «New York Times», кратко резюмирует: «Одно точно: коммерческое телевидение не мо­жет больше нам диктовать, что смотреть и когда смотреть».

На первый взгляд все это кажется набором не соотносящихся между собой событий, однако на деле является процессом взаимосвязанных перемен, которые маячат на горизонте средств информации, начиная с газет, радио и кончая журна­лами и телевидением. Средства массовой информации находятся под атакующим огнем. Бурно растут новые, демассифицированные средства информации, которые бросают вызов, а иногда и сменяют средства массовой информации, господство­вавшие во всех обществах времен Второй волны. Таким образом, Третья волна начала совершенно новую эпоху — эпоху не массовых средств информации. Наря­ду с новой техносферой появляется новая инфосфера, и это будет иметь далеко идущие последствия во всех сферах жизни, включая наше сознание. Вместе взя­тые, эти перемены революционизируют наши представления о мире и наши спо­собности его познания.

 

Вопросы для повторения

 

1.   Что, в целом, представляет собой коммуникация?

2.   Кто является основателем общей теории коммуникации?

3.   Этапы развития способов коммуникации по Г. Маклуэну.

4.   Что  послужило  предпосылкой  оформления  национальных Языков и создания научного знания?

5.   Как соотносятся темпы роста научной и общекультурной информации?

6.   Семафорный телеграф Шаппа и «дальноизвещающая маши­на» Кулибина.

7.   Кто предложил первую конструкцию электрического кабеля?

8.   Принцип действия электромагнитного телеграфа П.Л. Шил­линга.

9.   Что представляло собой изобретение С. Морзе?

10.Первая датированная печатная книга на Руси.

11. Отличие электронной коммуникации от устной и докумен­тальной.

12.Возможности электронной книги и явление гипертекста.

13.В чем проявляется кумулятивный характер коммуникацион­ных актов?

14.Ступени и роли межличностной коммуникации.

15.Что входит в систему кодовых символов (информационных носителей)?

16.В чем состоит успех межличностной коммуникации?

17.Что такое коммуникационная сеть?

18.Вертикальные и горизонтальные коммуникационные связи.

19.Типы и задачи коммуникационных сетей в управлении.

20.Для решения каких проблем используются централизован­ные сети?

21. Что называют открытыми коммуникациями?

22.Преимущества прямого и опосредованного информационно­го обмена.

23.Функции обратной связи при коммуникации.

24.Регулируемые  и нерегулируемые факторы эффективности коммуникации.