Лекция 4 МЫШЛЕНИЕ

 

Информация, полученная человеком из окружающего ми­ра, позволяет человеку представлять не только внешнюю, но и внутреннюю сторону предмета, представлять предметы в отсутствие их самих, предвидеть их изменение во времени, устремляться мыслью в необозримые дали и микромир. Все это возможно благодаря процессу мышления. В психологии под мышлением понимают процесс познавательной деятель-

ности индивида, характеризующийся обобщенным и опос­редованным отражением действительности. Отталкиваясь от ощущений и восприятий, мышление, выходя за пределы чув­ственного данного, расширяет границы нашего познания в силу своего характера, позволяющего опосредственно — умо­заключением — раскрыть то, что непосредственно — восп­риятием — не дано. Так, посмотрев на термометр, повешен­ный с наружной стороны окна, мы узнаем, что на улице довольно холодно. Увидев сильно качающиеся верхушки де­ревьев, мы понимаем, что на улице ветер.

Ощущение и восприятие отражают отдельные стороны явле­ний, моментов действительности в более или менее случайных сочетаниях. Мышление соотносит данные ощущений и восп­риятий, сопоставляет, сравнивает, различает и раскрывает от­ношения. Через раскрытие этих отношений между непосредст­венно, чувственно данными свойствами вещей и явлений мыш­ление раскрывает новые, непосредственно не данные абстрак­тные свойства: выявляя взаимосвязи и постигая действитель­ность в этих взаимосвязях. Таким образом, мышление глубже познает сущность окружающего мира, отражает бытие в его свя­зях и отношениях.

Раскрытие отношений, связей между предметами состав­ляет существенную задачу мышления: этим определяется спе­цифический путь мышления ко все более глубокому позна­нию бытия. Мышление отражает не только отношения и свя­зи, но также свойства и сущность; но отношения отражают­ся не только в мышлении. В действительности в восприятии дана не простая сумма изолированных элементов; уже на этом уровне различные свойства и предметы действительности да­ны в некоторых взаимоотношениях, сочетаниях, связях, и мышление исходит из них в своем познании действительно­сти. Мы воспринимаем обычно вещи в определенных ситуа­циях, в тех или иных соотношениях с другими вещами, — пространственных, временных и т.д. Вещи воспринимаются как равные или неравные, большие или меньшие, опреде­ленным образом расположенные и т.д. Помимо этого и внутри каждой вещи различные свойства воспринимаются нами опять-таки не как совокупность изолированных, не связан­ных между собой качеств, а определенных, характерных для вещи соотношениях, сочетаниях, связях. Но в восприятии вещи и явления их свойства даны в случайных, в единичных, несущественных определениях. Задача мышления заключа­ется в том, чтобы выявить существенные, необходимые свя­зи, основанные на реальных зависимостях, отделив их от слу­чайных совпадений.

Выявляя необходимые существенные связи, отделяя слу­чайное от необходимого, мышление вместе с тем переходит от единичного к общему. Связи, основанные на случайном стечении частных обстоятельств, ограниченных пространст­вом и временем, могут носить лишь единичный характер. То, что является существенным, обязательно оказывается об­щим при многообразных изменениях несущественных обстоятельств; раскрывая существенные связи, мышление обоб­щает. Всякое мышление совершается в обобщениях. Мыш­ление — это движение мысли, раскрывающее связь, которая ведет от отдельного к общему и от общего к отдельному. Поэтому мышление опосредствованно, основанное на рас­крытии связей, отношений, опосредовании, и обобщенное познание объективной реальности.

Мышление как познавательная теоретическая деятельность теснейшим образом связано с действием. Человек познает действительность, воздействуя на нее, понимает мир, изме­няя его. Мышление не просто сопровождается действием или действие — мышлением; действие — это первичная форма существования мышления. Первичный вид мышления — это мышление в действии или действием, мышление, которое совершается в действии и в действии выявляется.

Все мыслительные операции (анализ, синтез и пр.) воз­никли сначала как практические операции и лишь затем ста­ли операциями теоретического мышления. Мышление заро­дилось в трудовой деятельности как практическая операция, как момент или компонент практической деятельности и лишь затем выделилось в относительно самостоятельную теорети­ческую деятельность. В теоретическом мышлении связь с практикой сохраняется, лишь характер этой связи изменяет­ся. Практика остается основой и конечным критерием ис­тинности мышления; сохраняя свою зависимость от практи­ки в целом, теоретическое мышление высвобождается в пер­воначальной прикованности к каждому единичному случаю практики. Возможность дать обобщенную формулировку и обобщенное решение задачи радикально меняет положение. Задача, получившая такое обобщенное решение, решена не только практически — для данного частного случая, но и теоретически — для всех принципиально однородных случа­ев. Решение, полученное на единичном случае, выходит за его пределы и получает обобщенное значение; оно стано­вится теорией или составной частью теории. Мышление не решает одну и ту же задачу каждый раз снова, оно в обоб­щенной форме раскрывает принцип решения задачи и предвосхищает решение задач, на которые практика может лишь в будущем натолкнуться. Мышление принимает на себя фун­кции планирования. Оно поднимается на тот уровень, когда возможной становится теория, опережающая практику и слу­жащая руководством к действию. Так прокладывается диа­лектический путь познания объективной реальности. Разви­ваясь на основе действия, мышление служит, в конечном счете, для организации действия и руководства им.

Проблема мышления долгое время была скорее разделом фи­лософии и логики, чем разделом психологии. Поэтому в изуче­нии мышления особенно отчетливо проявлялась борьба между материализмом и идеализмом. Материалистический подход к мышлению исходил из классической формулы сенсуализма (нет ничего в интеллекте, чего не было бы раньше в чувственном познании). Однако эта формула приводила чаще всего к меха­ническому толкованию мышления как сочетания образов па­мяти или продукта ассоциации. Естественно, эта концепция при­водила к утверждению, что само мышление не является особым специфическим процессом. Поэтому в течение долгого време­ни процессы продуктивного мышления и не были предметом специального исследования.

Противоположную позицию занимала идеалистическая фи­лософия, которая видела в мышлении особые формы активно­сти человеческого духа, не сводимые ни к каким более элемен­тарным процессам. В наше время положение о том, что мышление следует рассматривать как проявление особой «символической» активности духа, стало основой философии неокантианцев и проявилось в работах крупных философов-идеалистов. Идеалистический подход к мышлению как особой форме пси­хической деятельности лег в основу школы, которая впервые в психологии сделала его предметом специального экспериментального исследования. Эта школа получила название Вюрцбургской школы, объединив группу немецких психологов начала XX в. (О. Кюльпе, А. Мессер, К. Бюлер, Н.Ах), считавших, что I мышление является особой, далее не разложимой функцией сознания.

            В результате экспериментального исследования психологи этой школы пришли к выводу, что мышление не опирает­ся на какие-либо образы, не осуществляется с помощью речи и составляет особые «логические переживания», кото­рые направляются соответствующими «установками» или «ин­тенциями» и осуществляются как специальные психологиче­ские «акты». Выделяя мышление как особый вид психиче­ских процессов, Вюрцбургская школа, однако, отделила его как от чувственной основы, так и от речевых механизмов, иначе говоря, представила мышление Как особую форму активности духа, подходя к последней с позиций крайнего иде­ализма.

Проблема научного подхода к мышлению оказалась, та­ким образом, нерешенной, и психологическая наука встала перед задачей материалистически объяснить его процесс, по­дойдя к нему как к сложной форме психической деятельно­сти, имеющей свое происхождение и свою историю и опирающейся на исторически сформированные средства, ха­рактеризующие другие формы предметной деятельности и ис­пользующие в качестве основного средства систему языка. Для решения этой задачи материалистическая психология дол­жна была рассматривать мышление не как «проявление ду­ха», а как процесс, который формируется в общественной истории, протекает сначала как развернутая предметная де­ятельность, использует систему языка с объективно заклю­ченной системой смысловых связей и отношений и лишь за­тем принимает свернутые, сокращенные формы, приобретая характер внутренних «умственных действий».

Для мышления человека более существенна взаимосвязь не с чувственным познанием, а с речью и языком. Высшей формой мышления является вербально логическое мышле­ние, посредством которого человек, опираясь на коды язы­ка, становится способен отражать сложные связи, отноше­ния, формировать понятия, делать выводы и решать слож­ные теоретические задачи. Более того, человеческое мышле­ние невозможно без языка, в каких бы формах оно не осу­ществлялось. Попробуйте спросить кого-нибудь: «На каком языке вы думаете?» Это не вызовет удивления: в этом прояв­ляется одно из принципиальных различий между человече­ской психикой и психикой животных. Мышление животных всегда наглядно и имеет дело с предметами, которые нахо­дятся в данный момент перед глазами животного. Речь по­зволяет отвлекаться от познаваемого объекта, выражая то или иное свойство, представление о нем в слове. Взрослые и де­ти гораздо лучше решают задачи, если сформулируют их вслух. И, наоборот, когда в эксперименте у школьников фиксиро­вался язык (зажимался зубами), качество и количество ре­шенных задач ухудшалось.

В более строгом понимании речь — процесс общения, опосредованный языком. Если язык — объективная, истори­чески сложившаяся система кодов, предмет специальной на­уки — языкознания (лингвистики), то речь является психо­логическим процессом формулирования и передачи мысли средствами языка. Как психологический процесс речь явля­ется предметом раздела психологии, называемым «психолин-

гвистикой». Какие же этапы проходит мысль прежде, чем она будет выражена в развернутой речи? Человек хочет об­ратиться к другому человеку или изложить свою мысль в раз­вернутой речевой форме. Он должен прежде всего иметь со­ответствующий мотив высказывания. Но мотив высказыва­ния является лишь основным моментом, движущей силой процесса. Следующим моментом является возникновение мысли или общей схемы того содержания, которое в даль­нейшем должно быть воплощено в высказывании.

Психологический анализ мысли всегда представлял боль­шие трудности для психологии. Представители Вюрцбургской школы считали, что«чистая мысль» не имеет ничего общего ни с образами, ни со словами. Она сводится к внутренним духовным силам или «логическим переживаниям», которые лишь «одеваются» в слова, как человек одевается в одежду. Другие психологи, принадлежавшие к идеалистическому ла­герю, с полным основанием выражали сомнение в том, что мысль является готовым психическим образованием, кото­рому нужно лишь «воплотиться» в слова. Они высказывали предположение, что мысль является лишь этапом между ис­ходным мотивом и окончательной внешней развернутой речью, что она остается неясной, диффузной, пока не при­мет свои ясные очертания в речи. Вслед за Л.С. Выготским эти исследователи утверждали, что мысль не воплощается, а совершается, формируется в слове. Под «мыслью» или «за­мыслом» будем понимать общую схему того содержания, ко­торое должно воплотиться в высказывании, причем до его воплощения она носит самый общий, смутный, диффузный характер, нередко трудно поддающийся формулировке и осоз­нанию.

Следующий этап на пути подготовки высказывания мыс­ли имеет особенное значение. В течение длительного време­ни он оставался вообще неизвестным, и только после иссле­дований Л.С.Выготского было доказано его решающее зна­чение для перешифровки (перекодирования) замысла в раз­вернутую речь и создания порождающей (генеративной) схе­мы развернутого речевого высказывания. Имеется в виду ме­ханизм, называемый в психологии внутренней речью. Сов­ременная психология не считает, что внутренняя речь имеет такое же строение и такие же функции, как и развернутая внешняя речь. Под внутренней речью психология подразумевает существенный переходный этап между замыслом (или «мыслью») и развернутой внешней речью. Механизм, который позволяет перекодировать общий смысл в речевое вы­сказывание, придает этому замыслу речевую форму. В этом смысле внутренняя речь порождает (генерирует) разверну­тое речевое высказывание, включающее исходный замысел в систему грамматических кодов языка.

Переходное место, занимаемое внутренней речью на пути от мысли к развернутому высказыванию, определяет основные чер­ты как ее функции, так и ее психологической структуры. Внут­ренняя речь есть прежде всего не развернутое речевое высказы­вание, а лишь подготовительная стадия, предшествующая тако­му высказыванию; она направлена не на слушающего, а на са­мого себя, на перевод в речевой план той схемы, которая была до этого лишь общим содержанием замысла. Это содержание уже известно говорящему в общих чертах, потому что он уже знает, что именно хочет сказать, но не определил, в какой фор­ме и в каких речевых структурах сможет его воплотить.

Внутренняя речь, формулирующая содержание мысли, известна человеку и носит не только свернутый, но и предактивный характер. Она воплощает речевую схему дальнейше­го высказывания и порождает его развернутые формы, поэтому во внутренней речи мы встречаем общие обозначения темы дальнейшего высказывания, иногда выраженные лишь одним, понятным только самому субъекту словом, иногда при­нимающим форму речевого фрагмента, обозначающего наиболее существенные элементы дальнейшего высказыва­ния, формулирующего в сокращенной, зачаточной форме, что именно должно быть содержанием дальнейшей развер­нутой речи. Занимая промежуточное место между замыслом и развернутой речью, внутренняя речь имеет свернутый со­кращенный характер, который генетически произошел из по­степенного свертывания, сокращения развернутой речи ре­бенка, через шепотную речь, переходящую во внутреннюю, скорее обозначение общей схемы дальнейшего высказыва­ния, но вовсе не ее полное воспроизведение.

Внутренняя речь отличается от внешней не только тем внешним признаком, что она не сопровождается громкими звуками, что она — «речь минус звук». Внутренняя речь от­лична от внешней и по своей функции. Выполняя иную фун­кцию, чем внешняя речь, она в некоторых отношениях от­личается от нее также по своей структуре; протекая в иных условиях, она в целом подвергается некоторому преобразо­ванию. Не предназначенная для другого, внутренняя речь допускает «короткое замыкание»; она часто эллиптична, в ней пропускается то, что для пользующегося ею представля­ется само собой разумеющимся. Иногда она предикативна: намечает, что утверждается, при этом опускается как само собой разумеющееся, как известное то, о чем идет речь; час-

то она строится по типу конспекта или даже оглавления, когда намечается как бы тематика мысли, то, о чем идет речь, и опускается как известное то, что должно быть сказано.

Психология еще недостаточно изучила структуру и функ­циональные механизмы внутренней речи. По-видимому, про­исхождение внутренней речи из внешней и позволяет ей осу­ществлять и обратный процесс, генерировать грамматическую схему развернутого высказывания. Активные фрагменты внут­ренней речи возникают при каждом затруднении и исчеза­ют, когда мышление автоматизируется и лишается активно­го творческого характера. Именно это указывает на то важ­ное значение, которое имеет внутренняя речь для процессов речевого мышления. Последний факт успешно показывается специальными опытами с электромиографической регистра­цией тонких движений речевого аппарата (губ, языка, гортани) при каждой подготовке к развернутому высказыванию или каждом мыслительном акте.

Как было показано исследованиями некоторых авторов, лю­бое предложение решить какую-либо сложную задачу вызывает у испытуемого группу отчетливых электрических разрядов в ре­чевых мышцах, которые не выявляются в виде внешней речи, не всегда ей предшествуют. Характерно, что описанные элект­рические разряды, являющиеся симптомами внутренней речи, возникают при всякой интеллектуальной деятельности (даже той, которая раньше считалась неречевой), и исчезают, когда интел­лектуальная деятельность приобретает привычный, автомати­зированный характер.

Генерирующая роль внутренней речи, приводящей к ожив­лению ранее усвоенных грамматических структур развернутой речи, приводит к последнему этапу интересующего нас процес­са — к появлению развернутого внешнеречевого выражения мыс­ли. Тот факт, что она кодируется в речи, чтобы приобрести ис­тинную ясность, Л.С.Выготский выразил в формуле «мысль со­вершается в слове». Это указывает на то значение, которое фор­мулировка замысла в речи имеет для уточнения мысли, для то­го, чтобы ее общая схема стала развернутой программой, вклю­чилась в систему связей и отношений, которые выступают в развернутых логико-грамматических кодах языка. Поэтому ко­дирование мысли в речевом высказывании имеет решающее зна­чение не только для передачи информации другому человеку, но и для уточнения мысли для самого себя. Вот почему развер­нутая речь является не только средством общения, но и орудием мышления.

Однако неразрывная связь мышления с речью вовсе не оз­начает, что мышление может быть сведено к речи, тождественной с ней. Мышление и речь не одно и то же. Мыслить — не значит говорить про себя. Свидетельством этому может слу­жить возможность высказывания одной и той же мысли разны­ми словами, а также то, что мы не всегда находим нужные сло­ва, чтобы выразить свою мысль. Для того, чтобы лучше узнать законы, лежащие в основе вербально-логического мышления, следует ближе познакомиться с тем, как построен язык, на ос­нове которого протекает мышление, остановиться на строении слова, позволяющего формировать понятия, осветить основные законы связей слов в сложные системы, дающие возможность осуществлять суждения, и описать существующие, сложившие­ся в истории языка, наиболее сложные логические системы, овладевая которыми человек оказывается в состоянии выпол­нять операции логического вывода.

Основной единицей языка с полным основанием считается слово. Однако было бы большой ошибкой думать, что оно явля­ется элементарной, далее неделимой частицей, как это долгое время считали, простой связью (ассоциацией) условного звука с определенным представлением. Современной лингвистиче­ской науке известно, что слово имеет сложное строение, и в нем можно выделить две основные составные части, которые принято обозначать терминами «предметная отнесенность» и «значение». Каждое слово человеческого языка обозначает ка­кой-либо предмет, указывает на него, вызывает у нас образ того или иного предмета. Этим язык человека отличается от языка животных, звуки которых выражают лишь определенное эф­фективное состояние, но никогда не обозначают предметов. Эта первая основная функция слова и называется предметной от­несенностью.

Слово имеет и другую более сложную функцию: оно дает возможность анализировать предметы, выделять в них сущест­венные свойства, относить предметы к определенной катего­рии. Являясь средством абстракции и обобщения, оно отражает глубокие связи и отношения, которые стоят за предметами внеш­него мира. Эта вторая функция слова обычно обозначается тер­мином «значение слова». Детальный разбор строения слова (мор­фология) раскрывает всю сложность его функции. Он показы­вает, что перед нами сложная система кодов, которая сформи­ровалась в истории человечества, передающая отдельному че­ловеку, пользующемуся этим словом, информацию о свойст­вах, существенных для данного предмета, о его основных фун­кциях и связях с другими предметами.

Овладевая словом, человек автоматически усваивает слож­ную систему связей и отношений, в которых стоит данный пред­мет и которые сложились в многовековой истории человечества. Способность анализировать предмет, выделять в нем суще­ственные свойства и относить его к определенным категориям, и называется значением слова. Каждое слово имеет сложное значение, составленное как из наглядно-образных, так и из от­влеченных и обобщающих компонентов, и именно это позво­ляет человеку выбирать одно из возможных значений слова, употребляя его то в его конкретном, образном, то в отвлечен­ном и обобщенном смысле.

Факт, что слово ни в какой степени не является простой и однозначной ассоциацией между условным звуковым сигналом и наглядным представлением и имеет множество потенциаль­ных значений, явствует не только из анализа морфологической структуры слова, но и из его практического употребления в обыч­ной жизни (например, слово «корень»). Реальное употребление слова всегда результат выбора нужного значения из целой сис­темы всплывающих альтернатив с выделением одних, нужных ассоциаций и торможением других, не соответствующих дан­ной задаче систем связей. Эта выделенная из многих возмож­ных значений, соответствующая ситуация, система связей на­зывается в психологии смыслом слова.

Обозначая предмет словом, мы выводим его из сферы чувст­венных образов и включаем его в систему логических связей и отношений, позволяющих отражать мир глубже, чем это делает наше восприятие. При этом переход от более наглядных обоз­начений (ель, сосна) к более общим понятиям (дерево, расте­ние) не только не обедняет, но и существенно обогащает наше представление. Например, за словом «растение» стоит проти­вопоставление растения и животного, за ним в скрытом виде стоит все богатство индивидуальных разновидностей деревьев, трав и т.д. Поэтому общее понятие, обозначенное словом, ко­торое по степени наглядности может показаться бедным, по системе скрывающихся за ним связей несравненно богаче, чем конкретное обозначение индивидуального предмета.

Естественно, что эта система смысловых связей, стоящих за словом, выражающим понятие, позволяет мысли двигаться во многих направлениях, которые и определяются «широтой» и «глубиной» этой системы связей. Поэтому понятие с подлин­ным основанием может считаться наиболее существенным ме­ханизмом, лежащим в основе движения мысли. Именно поня­тие, а не слово превращает речевой знак в творца мышления. Понятие — это опосредованное и обобщенное знание о пред­мете, основанное на раскрытии его более или менее сущест­венных объективных связей и отношений. Во всяком слове, но­сителе понятия, легко можно выделить как эмоционально-об­разные наглядные компоненты, так и систему логических связей. Существенным является тот факт, что у различных людей, особенно у тех, кто стоит на различных ступенях умственного развития, соотношение наглядно-образных и логических свя­зей оказывается неодинаковым.

Поэтому у детей дошкольного возраста явно преобладают стоящие за словом эмоционально-образные переживания, у школьника младших классов — наглядные, конкретно-образ­ные и ситуативные связи, у старшеклассников и взрослых — сложные логические связи. Таким образом, содержание поня­тий в онтогенезе развивается, а их структурные связи корен­ным образом меняются. Понятие как форма знания имеет и историческую обусловленность. Они возникают и развиваются в процессе развития науки и техники общества. В них люди фиксируют результаты опыта и познания (сравнительно недав­но в нашей речи появилось понятие «информация», «черная дыра», «приватизация» и т.д.). С каждым новым понятием на­ши представления о мире обогащаются новыми и новыми зна­ниями.

В психологии принято различать два вида понятий, отлич­ных как по своему происхождению, так и по психологическому строению. Обычно их обозначают терминами «житейские» и «на­учные» понятия. Житейские понятия (стул, стол, собака, дере­во и т.п.) приобретаются ребенком в практическом опыте, пре­обладающее место в них занимают наглядно-образные связи. Ребенок практически представляет себе, что означает каждое из этих понятий, и соответствующее слово вызывает у него об­раз той практической ситуации, в которой он имел дело с этим предметом. Поэтому ребенок хорошо знает содержание этих понятий, но, как правило, не может сформулировать или сло­весно его определить.

Совершенно иначе обстоит дело с научными понятиями, при­обретаемыми ребенком в процессе школьного обучения (госу­дарство, остров, глагол, млекопитающее и пр.). Сначала они формулируются учителем и лишь затем заполняются конкрет­ным содержанием. Поэтому школьник с самого начала может словесно сформулировать эти понятия и лишь значительно поз­днее оказывается в состоянии заполнить их полноценным смыс­ловым содержанием. Естественно, что и структура обоих видов понятий и система тех психологических процессов, которые при­нимают участие в их формировании, совершенно различны: в житейских понятиях преобладают конкретные, ситуационные, в научных — отвлеченные, логические связи. Первые формиру­ются с участием практической деятельности и наглядно-образ­ного опыта, вторые — с ведущим участием вербально-логических операций. Оба указанных вида понятий занимают различное место в умственной жизни человека и отражают разные формы его опыта.

Содержание понятия может быть раскрыто различными спо­собами. Самый простой вариант предполагает внешнее описа­ние тех явлений, которые могут быть включены в это понятие. Именно таким способом воспитатель знакомит детей с поняти­ем «время года». Близким первому является прием раскрытия понятия через перечисление существенных признаков в последовательности, соответствующей их значимости. Научное раскрытие содержания понятия предполагает необходимость дать ему определение, т.е. подвести данное понятие под ближайшее родовое понятие с указанием существенных видов признаков. Усвоение понятия означает осознание его содержания, умение выделять существенные признаки, точно знать границы поня­тия и его место среди других понятий. Однако важнейшим по­казателем усвоения понятия является умение пользоваться им в познавательной и практической деятельности. В соответствии с этим можно выделить последовательность этапов усвоения по­нятия:

— конкретное единичное использование понятия;

—  выделение понятий из круга родственных понятий, но неразличение при этом существенных и несущественных при­знаков;

— определение обобщенных существенных признаков без уме­ния широкого употребления понятия;

—  выделение существенных признаков, широкое использо­вание понятия.

Чтобы усвоение понятий было сознательным, осмысленным, а не формальным, педагог должен позаботиться о создании соответствующих условий. Прежде всего следует создать соответствующую мотивацию с тем, чтобы ребенок испытывал желание решить данную задачу, понять, что это означает и т.д. Как правило, эмоционально насыщенный, интересный мате­риал усваивается скорее, чем нейтральный. Для того, чтобы до­биться содержательности понятий, их следует формировать на основе богатого, качественно и количественно разнообразного материала. При этом необходимо использовать наглядную ос­нову, включающую в себя как можно больше видов анализато­ров. В результате обеспечивается взаимосвязь первой и второй сигнальной системы и предупреждается вербализм, т.е. опера­ции со словами, содержание которых ребенку неизвестно. В процессе занятия следует также специально обратить внима­ние на существенные и несущественные признаки понятия, а также на его место в системе понятий. Усвоив словесное опре­деление понятия, учащиеся должны иметь возможность упражняться в применении полученных знаний, в решении учебных и жизненных задач в разнообразных условиях.

Помимо понятий, язык позволяет фиксировать четкие логи­ческие отношения — отражение практических связей между предметами и явлениями, перенесенными в план языка и сфор­мулированными в виде определенных семантических (смысло­вых) конструкций. К наиболее простым видам относятся кон­струкции, опирающиеся на служебные части речи — предлоги. Например: я иду к..., я иду от..., я сижу на..., я нахожусь в... Такие конструкции автоматически создают переживание про­странственных отношений и используются человеком как объ­ективные средства пространственного мышления.

Более сложные виды работы мышления требуют иных кон­струкций (пожар возник вследствие..., я вышел на улицу, хо­тя..., я сказал ему правду, несмотря на... и т.д.). Эти объективно сложившиеся в истории языка средства отражают уже не внеш­ние пространственные или временные отношения, а более слож­ные логические отношения (отношения причины и следствия, включения в целое условий частичного ограничения и др.). Че­ловек, овладевающий системой языка, автоматически овладе­вает системой различных по сложности логических отношений, и введение в конструкцию слов типа вследствие, хотя, несмот­ря на неизбежно рождает у человека своеобразное ощущение незаконченности структуры. Эти «логические чувства» являют­ся продуктом овладения объективными кодами языка, сложив­шимися в общественной жизни.

Однако существуют иные, не менее сложные логические отношения, которые отражаются не столько в лексическом и синтаксическом строении языка, сколько в определенных ло­гических структурах, сформированных в историческом раз­витии человечества и составляющих объективные логические связи, возникающие в развитом сознании человека. К этим связям относятся такие логические структуры, как отноше­ние часть — целое или целое — часть, род — вид или вид — род, и, наконец, логические механизмы, известные и как от­ношения аналогии. Переживание логических отношений и отражает существование специальных аналоговых устройств, характерных для работы развитого человеческого сознания и определяющих выбор специального типа логических связей, тормозящих в развитом человеческом сознании все осталь­ные возможные ассоциации.

Существуют, однако, и еще более сложные системы, образу­ющие связи, по которым течет организованная мысль взросло­го и развитого человека и которые на этот раз используются человеком для возможности делать логические выводы. Приме-

ром такой связи является суждение (силлогизм), т.е. отражение связей между предметами и явлениями действительности или между их свойствами и признаками. Человек, которому даются 2 посылки — большая и малая (например, драгоценные метал­лы не ржавеют; золото — драгоценный металл), испытывает логическое чувство, объединяющее обе посылки в известную логическую систему, в данном случае он почти автоматически делает вывод, что золото не ржавеет. Приведенное здесь сужде­ние является результатом длительного практического опыта, от­раженного в свернутой логической схеме, отражающей общее суждение (все драгоценные металлы не ржавеют), частное суж­дение, относящее данный металл (золото) к группе драгоцен­ных металлов; и именно отношение этого общего и частного суждения заставляет автоматически переносить качества всей группы драгоценных металлов на какой-то один. Наиболее су­щественным является тот факт, что суждение, которое выво­дится в приведенном выше примере, не является результатом личного практического опыта, но следует как автоматический вывод из логических отношений большой и малой посылок.

В истории языка и в истории логики сформировались объ­ективные средства, которые автоматически передают инди­виду опыт поколений, избавляют его от необходимости по­лучать соответствующую информацию из непосредственной личной практики и позволяют получать соответственное суж­дение теоретическим логическим путем. Именно логические связи, усваиваемые человеком в процессе умственного раз­вития, и составляют объективную основу его продуктивного мышления, но при этом человек не рождается с логическим чувством. Наблюдения показывают, что операции умозаклю­чения (т.е. вывода, который исходит не из личного практи­ческого опыта, а на основании логических отношений, сфор­мированных в речи, например, в виде силлогизма) имеют место далеко не на всех ступенях развития, и человек дол­жен пройти длинный путь, пока обретает возможность опе­рировать логическими отношениями, которые сами по себе способны передать информацию независимо от непосредст­венной практики. Для этого человеку необходимо овладеть формами обобщения, которые формулируются большой по­сылкой, и начать оценивать ее как утверждение о всеобщно­сти этого обобщенного правила. Необходимо, чтобы он сра­зу перевел рассуждение из плоскости наглядно-действенных практических процессов в сферу вербально-логических тео­ретических построений и начал относиться к утверждению второй малой посылки как к частному случаю большой об­щей посылки.

Именно эти процессы, служащие необходимым психоло­гическим условием теоретического или дедуктивного мыш­ления (возможности делать выводы из общего правила путем теоретических логических операций), являются результатом сложного исторического развития. Ими еще не обладают люди исторических укладов, с преобладающими непосредственны­ми формами практики, в которых теоретическое мышление еще не получило достаточного развития, а формируется лишь в процессе овладения основными видами теоретической де­ятельности (в школьном обучении и сложных формах трудо­вого общения).

У людей, живущих в условиях элементарного практического опыта, в результате недостаточного усвоения логических мат­риц, мысль будет идти, скорее, в плане воспроизведения на­глядно-действенных ситуаций, чем в плане установления от­влеченных логических отношений, и законы мышления ока­жутся здесь существенно иными.

Испытуемые этой группы легко могут сделать вывод из данных, которые опираются на их непосредственный прак­тический опыт, но отказываются делать вывод из такого же силлогизма, если он не включает их собственного опыта. Так, например, испытуемые этой группы легко делают вывод из силлогизма: Везде, где тепло и влажно, растет кофе — В де­ревне X тепло и влажно — Растет ли там кофе? — заявляют: «Конечно, он должен там расти. Если тепло и влажно, он обязательно будет расти, я сам это знаю...». Однако они не могут делать вывод из сходного силлогизма, но не включен­ного в их индивидуальный опыт: На крайнем севере, где круг­лый год снег, все медведи — белые — Место X находится на крайнем севере — Белые там медведи или нет? — Ответ: «Я этого не скажу! Я на севере не был и не знаю. Ты лучше спроси дедушку М., он на севере был, он тебе скажет». Лег­ко видеть, что в последнем случае испытуемый практически отказывается делать вывод из посылки, которая не базирует­ся на его личностном практическом опыте, и вывод здесь является не столько операцией логического дедуктивного мышления, сколько операцией воспроизведения собствен­ных знаний, результатов собственного практического опыта.

Как показывают специальные наблюдения, подобный отказ от логических выводов из положения, не опирающегося на лич­ный практический опыт, характерен для подавляющего боль­шинства испытуемых, живущих в условиях отсталых экономи­ческих укладов и не прошедших школьного обучения. Но до­статочно относительно кратковременного школьного обучения или включения в коллективную трудовую деятельность, требующую совместного обсуждения и планирования трудового про­цесса, чтобы дело коренным образом изменилось и человек на­чинал легко включаться в операцию логического дедуктивного вывода.

Мышление человека, опирающееся на средства языка, явля­ется и специальной формой продуктивной деятельности: оно позволяет не только упорядочить, анализировать и синтезиро­вать информацию, относить воспринимаемые факты к извест­ным категориям, но и выходить за пределы непосредственно получаемой информации, делать выводы из воспринимаемых фактов и приходить к известным заключениям, даже не распо­лагая непосредственными фактами и исходя из получаемой сло­весной информации. Мыслящий человек оказывается способным рассуждать и решать логические задачи, не включая процесс решения в практическую деятельность. Все это говорит о том, что мышление может быть специальной теоретической деятель­ностью, которая приводит к новым заключениям и таким образом носит продуктивный характер.

Благодаря логическим связям мышление становится доказа­тельным, убедительным, объективно отражающим окружающую действительность. Эти формы мышления (понятие, силлогизм и др.) специально изучаются формальной логикой. Однако логиче­ские закономерности не охватывают всего многообразия чело­веческого мышления. Логика исследует лишь готовые имеющи­еся формы мысли и устанавливает определенные отношения между ними. В то же время процессуальность мышления, эта­пы выявления и добывания данных, условия возникновения и развития мысли, взаимосвязь с чувственным познанием оста­ются вне зоны внимания формальной логики, оперирующей лишь застывшими, законченными, четко сформулированными мыслями.

Все это позволяет заключить, что и логика и психология изу­чают мышление с разных сторон: логика — со стороны резуль­татов, продуктов мышления, а психологию больше интересует самотечение, процесс мыслительной деятельности. Исследова­ние мышления как процесса означает выявление причин, при­водящих к образованию продуктов мышления; определение ос­новных этапов, которые проходит мышление на пути к цели; оценку того, как используются результаты на практике; а также влияние на мышление различных объективных и субъективных факторов.

Чтобы понять это, достаточно представить себе класс уча­щихся, в котором идет контрольная работа по математике. Впол­не очевидно, что одни ребята выполняют задание гораздо быс­трее, чем другие. Скорость решения задачи не определяется выработкой навыка письма, а зависит от того, насколько быстро школьник проходит основные этапы, фазы мыслительного ак­та. И даже если учитель решит помочь классу, немного подска­зав направление поиска, то окажется, что не все ученики смог­ли воспользоваться этой подсказкой. Одни ученики, прошед­шие этот этап решения, убедятся, что решают правильно, дру­гим подсказка покажет то единственное направление из мно­гих, которые уже зародились в их голове, а третьи, еще только пытающиеся разобраться в условиях, могут даже не обратить на нее внимания, посчитав, что слова учителя не имеют к ним никакого отношения.

Кроме того, процессуальный характер мышления ярко отра­жается во влиянии психической жизни индивида на результаты мыслительной деятельности. Мыслит не чистая мысль, а живой человек, практически невозможно разорвать мышление и чув­ство. Чувство может отклонить мысль от верного пути, и тогда человек идет на поводу у своих желаний («мыслит сердце»). Но чувство может и стимулировать работу ума, что придает мыш­лению страстность, напряженность, остроту. Обычно логиче­ское и чувственное тесно переплетены между собой, и человек не замечает возникающих противоречий. Вот как протекает мыс­лительный процесс при попытке определить, что такое мужест­во (по А.Г.Комм): «Первое, что пришло в голову, когда вы ска­зали слово «мужество» — фигура мужчины, античная скульпту­ра, какой-то музей скульптуры, галерея разных фигур. Останав­ливаюсь перед одной — это мужество. Это в первый момент, а вообще хочется определить не внешним образом, а психологи­ческую сторону этого термина... Мужество... первая мысль — связать с мужчиной, какая-то черта, присущая мужчине. Эта мысль только возникла, я ее отбросила, сосредоточившись на том, что это общечеловеческое понятие. Безусловно общечело­веческое. Это свойство присуще всем: и молодым людям, и жен­щинам, И мужчинам, и старикам, и, в какой-то степени, даже детям. Детям все-таки наполовину. Сперва кажется, что муже­ство — какая-то постоянная черта характера. Но это опять-таки первая мысль. А вторая мысль, что мужество может быть еди­ничной чертой. Сразу возникает образ слабой, робкой женщи­ны, кроткой, нерешительной, но вдруг, в какой-то момент мо­гущей с большим мужеством вынести страдания. А образ, зри­тельно представленный, — молодая женщина, подвал, иезуиты, средние века. Она мужественно выносит пытку и в чем-то со­знается, что есть на самом деле. Увидев образ пытаемой жен­щины, я поняла, что мужество может быть чертой временной, присущей слабому в какие-то моменты. Теперь могу обобщить. Мужество, мужественность может быть общей чертой характера, рисующей образ человека на протяжении всей его жизни во всех ситуациях. Это значит выдержка, твердость характера, во­левая направленность, настойчивость, отчасти храбрость, спокойствие, ровность и хладнокровное отношение ко всем не­взгодам жизни и ее тяготам...».

Не трудно также проследить взаимосвязи мышления с по­требностями, с волевыми особенностями человека, с его про­фессией и т.д.

В развернутом процессе мышления в ходе решения сложной задачи, которую нельзя определить однозначным алгоритмом, можно выделить несколько основных этапов или фаз. Начало мыслительного процесса видится в сознании проблемной ситу­ации. Уже этот этап оказывается не всем под силу — тот, кто не привык мыслить, воспринимает окружающий мир как само со­бой разумеющееся. Чем больше знаний, тем больше проблем видит человек. Необходимо иметь мышление И.Ньютона, что­бы увидеть в падающем на землю яблоке проблему. Проблем­ная ситуация, как правило, содержит в себе противоречие и не имеет однозначного решения. По мнению А.М.Матюшкина, в структуру проблемной ситуации также входят познавательная потребность, побуждающая человека к деятельности, неизвест­ное достигаемое знание (т.е. предмет потребности) и интеллек­туальные возможности человека. В результате анализа проблем­ной ситуации формулируется задача. Это означает, что в дан­ных условиях удалось предварительно расчленить известное (дан­ное) и неизвестное (искомое), а также определить требование (цель).

Задача всегда ставит перед субъектом цель, сформулирован­ную в вопросе, которым кончается каждая задача. Этот вопрос сам не заключает в себе ответа. Цель дана в определенных ус­ловиях, и субъект, решающий задачу, прежде всего должен ори­ентироваться в ее условии, выделить из содержания самое важ­ное, сопоставив входящие в его состав части. Лишь такая рабо­та, служащая ориентировочной основой интеллектуального дей­ствия, позволяет создать гипотезу того пути, по которому долж­но идти решение, иначе говоря, стратегию решения, его общую схему.

Задача решается различными способами, выбор которых обус­ловлен ее условиями, типом умственной деятельности субъек­та, способом решения (алгоритм, эвристика, правила и т.д.). Если решаемая задача предполагает знание правил, то это оз­начает включение в общую структуру еще двух этапов. На пер­вом необходимо определить то правило, которое будет исполь­зовано, а на втором — применить данное общее правило к кон­кретным, частным условиям.

Решение сложных эвристических проблем требует учета и сопоставления условий и данных, чтобы не возникло логиче­ских расхождений с наметившейся стратегией действий. В ре­зультате этой работы появляется гипотеза или несколько гипо­тез, но возникают они не всегда последовательно, и на любом этапе мыслительного процесса. Длительность жизни гипотезы определяется критичностью ума индивида. Дж. Брунер считал, что существуют следующие способы выдвижения гипотез: а) сна­чала формулируются все возможные гипотезы, а затем в ходе проверки отбрасываются ложные; б) гипотезы выдвигаются и проверяются последовательно, по одной; в) в результате бесси­стемности действий (азарт) ни одна из гипотез не доводится до конца; г) гипотезы не формулируются, а идет поиск случайного решения.

Определив стратегию, решающий задачу может обратиться к выделению частных операций, которые всегда должны оставаться в рамках этой стратегии и последовательность которых он дол­жен строго соблюдать. Эти операции иногда могут оставаться сравнительно простыми, а иногда приобретают сложный харак­тер и состоят из целой цепи последовательных звеньев (кото­рые решающий должен хранить в своей «оперативной памя­ти»), приводящих к определенному результату; решающий за­дачу должен сличить этот результат с исходным условием, и лишь в том случае, если результат соответствует условию, за­кончить действие, если же такого соответствия нет, начать дей­ствие снова, пока нужное согласование результата с исходным условием не будет достигнуто.

Естественно, описанный нами процесс на всем протяжении должен определяться основной задачей и не выходить за пределы ее условия; всякая утеря связи отдельных операций с исходным условием неизбежно приведет к невозможности решения зада­чи и превратит интеллектуальный акт в цепь ассоциаций, поте­рявших всякий смысл. Следует также отметить, что человек не всегда в состоянии выделить этапы, последовательно проходи­мые мыслью в ходе решения задачи. В противоположность ди­скурсивному при интуитивном мышлении создается впечатле­ние, что решение приходит внезапно, как озарение. Вот как описывает данный акт известный математик А. Пуанкре, кото­рый долго не мог разрешить сложную профессиональную про­блему: «...Я оставил Канн, где жил тогда, чтобы принять уча­стие в геологической экскурсии, предпринятой Горным училищем. Дорожные перипетии заставили меня забыть о ма­тематических работах. По приезде в Кутанс мы сели в омнибус для какой-то прогулки; в тот момент, когда я поставил ногу на подножку, у меня возникла идея, к которой, казалось, я не был

подготовлен ни одной из предшествующих мыслей... Я не сде­лал проверки; у меня не хватило бы на это время, так как в омнибусе я возобновил начатый разговор, но у меня уже тогда явилась полная уверенность в правильности идеи. По возвра­щению в Канн я со свежей головой проверил вывод только для очистки совести».

Все это создает специальные требования, обеспечивающие полноценный характер решения задачи. Решающий задачу дол­жен запомнить ее и не потерять связь вопроса с ее условием; он должен ориентироваться в условии задачи и затормозить вся­кие проявления непосредственных импульсивно возникающих операций, не подчиненных ее общей смысловой схеме. Он дол­жен создать известное «внутреннее поле», в пределах которого должны протекать все его поиски и операции и ни в коем слу­чае не выходить за границы этого логического поля; он должен выполнять необходимые операции счета, не забывая какое ме­сто в общей стратегии решения задачи занимает каждая опера­ция; наконец, он, как уже указывалось, должен сличить полу­ченный результат с исходным условием. Нарушение каждого из этих требований неизбежно приводит к распаду интеллектуаль­ного акта.

С помощью психологического диализа можно без труда вы­делить те факторы, которые включены в процесс решения за­дач. Они являются основными условиями полноценной интеллектуальной деятельности, и их исключение приводит к нарушению ее нормального течения. Первым из таких фактов является установление прочного логического отношения между условием и конечным вопросом, сохраняющим доминирующее значение последнего. Без этого условия место избирательной системы операций, подчиненных вопросу, могут занять изби­рательные ассоциации, выбор из многих возможных альтерна­тив станет не реальным и интеллектуальная деятельность, по­теряв свой смысл, распадается. Вторым фактором, определяю­щим сохранность интеллектуальной деятельности, является пред­варительная ориентировка в условиях задачи, предполагающая одновременное (симультанное) обозрение всех составных эле­ментов условия и позволяющая создать общую схему решения задачи. Устранение этого фактора неизбежно приведет к тому, что вся логическая система, включенная в условие задачи, рас­падается на отдельные фрагменты, и субъект попадает во влия­ние связей, спонтанно возникающих из этих фрагментов. Тре­тий из этих факторов, условно названный «динамическим», за­ключается в торможении преждевременных импульсивно воз­никающих операций, совершенно необходимом для успешного осуществления всей стратегии решения задач. И, наконец, последним фактором является механизм сличения результатов дей­ствия с исходным условием. Этот фактор может рассматривать­ся как разновидность механизма «акцептора действия».

Процесс решения задач несомненно является моделью, с наи­большей полнотой отражающей структуру интеллектуальной де­ятельности, и изучение особенностей этого процесса может дать существенные материалы для понимания психологии мышле­ния человеком. В процессе мыслительной деятельности чело­век познает окружающий мир с помощью особых умственных операций. Эти операции составляют различные взаимосвязан­ные, переходящие друг в друга стороны мышления. Основны­ми мыслительными операциями являются анализ, синтез, срав­нение, абстракция, конкретизация и обобщение.

Анализ — это мысленное разложение целого на части или мысленное выделение из целого его сторон, действий, отноше­ний. В элементарной форме анализ выражается в практическом ; разложении предметов на составные части. Стол, например, мож­но расчленить на такие части, как крышка, ножки, ящики, рас­порки и т.д. При знакомстве детей с каким-нибудь растением им предлагают показать его часть (ствол, ветви, листья, корни). Анализ бывает практическим (когда мыслительный процесс не­посредственно включен в речевую деятельность) и умственным (теоретическим). Если анализ оторван от других операций, он становится порочным, механистичным. Элементы такого ана­лиза наблюдаются у ребенка на первых этапах развития мыш­ления, когда ребенок разбирает, ломает игрушки на отдельные части, никак не используя их дальше.

Синтез — это мысленное объединение частей, свойств, дей­ствий в единое целое. Операция синтеза противоположна ана­лизу. В его процессе устанавливается отношение отдельных пред­метов или явлений как элементов или частей к их сложному целому, предмету или явлению. Синтез не является механиче­ским соединением частей и поэтому не сводится к их сумме. При соединении отдельных частей машины, при их синтезе по­лучается не груда металла, а машина, способная передвигаться. При химическом соединении кислорода и водорода получается вода. И синтез и анализ занимают важное место в учебном про­цессе. Так, при обучении чтению звуков и букв составляются слоги, из слогов — слова, из слов — предложения.

Анализ и синтез протекают всегда в единстве. Анализирует­ся то, что включает в себя что-то общее, целое. Синтез также предполагает анализ: чтобы объединить какие-то части, элементы в единое целое, эти части и признаки необходимо получить в результате анализа. В мыслительной деятельности анализ и син­тез как бы поочередно выходят на передний план. Преобладание анализа или синтеза в мышлении может быть обусловлено как характером материала и условиями задачи, так и умствен­ным складом человека.

Сравнение — это установление сходства или различия между предметами и явлениями или их отдельными признаками. Прак­тически сравнение наблюдается при прикладывании одного предмета к другому; например, одного карандаша к другому, линейки к парте и т.п. Так происходит процесс сравнения, ког­да мы измеряем пространство или взвешиваем тяжести. Срав­нение бывает односторонним (неполным, по одному признаку) и многосторонним (полным, по всем признакам); поверхност­ным и глубоким; неопосредствованным и опосредованным. Ос­новное требование к операции сравнения, чтобы оно прово­дилось в одном отношении. Для более глубокого и точного по­знания деятельности особенно большое значение такое качест­во мышления как способность находить различие в наиболее сходных предметах и сходство — в различных.

Абстракция состоит в том, что субъект, вычленяя какие-либо свойства, признаки изучаемого объекта, отвлекается от осталь­ных. Так мы можем говорить о зеленом цвете как о благотворно действующем на зрение человека, не указывая конкретно пред­метов, имеющих зеленый цвет. В этом процессе признак, отде­ляемый от объекта, мыслится независимо от других признаков предмета, становится самостоятельным предметом мышления. Абстрагирование обычно осуществляется в результате анализа. Именно путем абстрагирования были созданы отвлеченные, аб­страктные понятия длины, широты, количества, равенства, сто­имости и т.д. Абстракция — сложный процесс, зависящий от своеобразия изучаемого объекта и целей, стоящих перед иссле­дователем. Благодаря абстракции человек может отвлечься от единичного, конкретного. В то же время абстракция не сущест­вует без чувственной опоры, иначе она становится бессодержа­тельной, формальной. Среди видов абстракции можно выде­лить практическую, непосредственно включенную в процесс дея­тельности; чувственную или внешнюю; высшую, опосредован­ную, выраженную в понятиях.

Конкретизация предполагает возвращение мысли от общего и абстрактного к конкретному с целью раскрыть содержание. К конкретизации обращаются в том случае, если высказанная мысль оказывается непонятной другим или необходимо пока­зать проявление общего в единичном. Когда нас просят приве­сти пример, то, по сути дела, просьба заключается в конкрети­зации предшествующих высказываний.

Обобщение — мысленное объединение предметов и явлений по их общим и существенным признакам. Например, сходные признаки, имеющиеся в яблоках, грушах, сливах и т.п., соеди­няются в одном понятии, которое мы выражаем словом «фрук­ты». Мыслительная деятельность всегда направлена на получе­ние результата. Человек анализирует предметы с тем, чтобы вы­явить в них общие закономерности и предсказать их свойства. Психолог изучает людей, чтобы вскрыть общие закономерно­сти их развития. Повторяемость определенной совокупности свойств в ряде предметов указывает на более или менее сущест­венные связи между ними. При этом обобщение вовсе не пред­полагает отбрасывания специфических особенных свойств пред­метов, а заключается в раскрытии их существенных связей. Су­щественное, т.е. необходимо между собой связанное и именно в силу этого неизбежно повторяющееся.

Простейшие обобщения заключаются в объединении объек­тов на основе отдельных, случайных признаков. Более слож­ным является комплексное обобщение, при котором объекты объединены по разным основаниям. Наиболее сложно обобще­ние, в котором четко выделяются видовые и родовые признаки и объект включается в систему понятий.

Все указанные операции не могут проявляться изолирован­но вне связи друг с другом. На их основе возникают более слож­ные операции, такие как классификация, систематизация и про­чие. Каждая из мыслительных операций может быть рассмотре­на как соответствующее умственное действие. При этом под­черкивается активность, действенный характер человеческого мышления, возможность творческого преобразования действи­тельности. Мышление человека не только включает в себя раз­личные операции, но и протекает на различных уровнях, в раз­личных формах, что в совокупности позволяет говорить о су­ществовании разных видов мышления. В психологии сложи­лось несколько подходов к проблеме классификации видов мыш­ления. Как уже было показано выше, по степени развернутости мышление может быть дискурсивным, поэтапно развернутым про­цессом, и интуитивным, характеризующимся быстротой проте­кания, отсутствием четко выраженных этапов, минимальной осознанностью.

Если рассматривать мышление с точки зрения новизны и оригинальности решаемых задач, то можно выделить мышле­ние творческое (продуктивное) и воспроизводящее (репродуктив­ное). Творческое мышление направлено на создание новых идей, его результатом является открытие нового или усовершенство­вание решения той или иной задачи. В ходе творческого мыш­ления возникают новообразования, касающиеся мотивации, це­лей, оценок, смыслов внутри самой познавательной деятельно­сти. Необходимо отличать создание объективно нового, т.е. того, что еще никем не было сделано, и субъективно нового, т.е. нового для данного конкретного человека. Так, например, уче­ник, выполняя опыт по химии, открывает новые, неизвестные ему лично свойства данного вещества. Однако то, что эти свой­ства были неизвестны ему, не означает, что они были неизвест­ны учителю. В качестве препятствий развитию творческого мыш­ления может выступать излишняя критичность, внутренняя цен­зура, желание найти ответ немедленно, ригидность (стремле­ние пользоваться старыми знаниями) и конформизм (боязнь выделиться и стать смешным для окружающих). В отличие от творческого мышления репродуктивное представляет собой при­менение готовых знаний и умений. В тех случаях, когда в про­цессе применения знаний осуществляется их проверка, выяв­ление недостатков и дефектов, говорят о критическом мыш­лении.

По характеру решаемых задач мышление делят на теоретиче­ское и практическое. В психологии долгое время изучался толь­ко теоретический аспект мышления как направленного на от­крытие законов, свойств объектов. Теоретические, интеллекту­альные операции предшествовали практической деятельности, направленной на их реализацию, и в силу этого противопос­тавлялись ей. Всякое действие, не являющееся воплощением теоретического мышления, могло быть лишь навыком, инстин­ктивной реакцией, но только не интеллектуальной операцией. В результате сложилась альтернатива: либо действие не носит интеллектуального характера, либо оно является отражением теоретической мысли.

С другой стороны, если вопрос о практическом мышлении и ставился, то обычно сужался до понятия сенсомоторного ин­теллекта, который рассматривался неотрывно от восприятия и от прямого манипулирования с предметами. Между тем в жиз­ни мыслят не только «теоретики». В своей блестящей работе «Ум полководца» Б.М. Тешюв показал, что практическое мыш­ление — это не начальная форма мышления ребенка, а зрелая форма мышления взрослого. В работе любого организатора, ад­министратора, производственника и т.д. ежечасно встают воп­росы, требующие напряженной мыслительной деятельности. Практическое мышление связано с постановкой целей, выра­боткой планов, проектов и часто развертывается в условиях де­фицита времени, что подчас делает его еще сложнее, чем тео­ретическое мышление. Возможности пользоваться гипотезами у «практики» несравненно более ограничены, так как прове­ряться эти гипотезы будут не в специальных экспериментах, а в самой жизни, и не всегда есть даже время для подобных прове­рок. Высшие проявления человеческого ума мы наблюдаем в одинаковой мере и у великих практиков (Петр I, А.Суворов) и у великих теоретиков (М.Ломоносов, К.Циолковский).

Одной из наиболее распространенных в психологии являет­ся классификация видов мышления в зависимости от содержа­ния решаемой задачи. Здесь выделяют предметно-действенное, наглядно-образное и словесно-логическое мышление. Особенно­сти предметно-действенного мышления проявляются в том, что задачи решаются с помощью реального, физического преобра­зования ситуации, апробирования свойств объектов. Эта форма мышления наиболее характерна для детей до 3 лет. Ребенок этого возраста сравнивает предметы, накладывая один на дру­гой или приставляя один к другому; он анализирует, разламы­вая по частям свою игрушку; он синтезирует, складывая из ку­биков или палочек «дом»; он классифицирует и обобщает, рас­кладывая кубики по цвету. Ребенок не ставит еще перед собой цели и не планирует своих действий. Ребенок мыслит действуя. Движение руки на этом этапе опережает мышление. Поэтому этот вид мышления еще называют ручным. Не следует думать, что предметно-действенное мышление не встречается у взрос­лых. Оно часто применяется в быту (например, при переста­новке мебели в комнате, при необходимости пользоваться ма­лознакомой техникой) и оказывается необходимым, когда зара­нее невозможно полностью предусмотреть результаты каких-нибудь действий (работа испытателя, конструктора).

Наглядно-образное мышление связано с оперированием об­разами. Об этом виде мышления говорят, когда человек, решая задачу, анализирует, сравнивает, обобщает различные образы, представления о явлениях и предметах. Наглядно-образное мыш­ление наиболее полно воссоздает все многообразие различных фактических характеристик предмета. В образе может быть од­новременно зафиксировано видение предмета с нескольких то­чек зрения. В этом качестве наглядно-образное мышление прак­тически неотделимо от воображения.

В простейшей форме наглядно-образное мышление прояв­ляется у дошкольников в возрасте 4—7 лет. Здесь практические действия как бы отходят на второй план и, познавая объект, ребенку вовсе не обязательно трогать его руками, но ему необ­ходимо отчетливо воспринимать и наглядно представлять этот объект. Именно наглядность является характерной особенно­стью мышления ребенка в этом возрасте. Она выражается в том, что обобщения, к которым приходит ребенок, тесно связа­ны с единичными случаями, являющимися их источником и опорой. В содержание его понятий первоначально входят толь­ко наглядно воспринимаемые признаки вещей. Все доказатель­ства носят наглядный, конкретный характер. В данном случае наглядность как бы опережает мышление, и когда ребенка спрашивают, почему кораблик плавает, то он может ответить, потому что он красный или потому что это Вовин кораблик.

Взрослые также пользуются наглядно-образным мышлением. Так, приступая к ремонту квартиры, мы заранее можем предста­вить себе, что из этого выйдет. Именно образы обоев, цвета по­толка, окраски окон и дверей становятся средствами решения задачи, а способами становятся внутренние пробы. Наглядно-об­разное мышление позволяет придать форму изображения таким вещам и их отношениям, которые сами по себе невидимы. Так бы­ли созданы изображения атомного ядра, внутреннее строение зем­ного шара и т.д. В этих случаях образы носят условный характер.

Словесно-логическое мышление функционирует на базе язы­ковых средств и представляет собой наиболее поздний этап ис­торического и онтогенетического развития мышления. Для сло­весно-логического мышления характерно использование поня­тий, логических конструкций, которые иногда не имеют пря­мого образного выражения (например, стоимость, честность, гордость и т.д.). Благодаря словесно-логическому мышлению человек может устанавливать наиболее общие закономерности, предвидеть развитие процессов в природе и обществе, обобщать различный наглядный материал.

В то же время даже самое отвлеченное мышление никогда полностью не отрывается от наглядно-чувственного опыта. И любое абстрактное понятие имеет у каждого человека свою конкретную чувственную опору, которая, конечно, не может отразить всей глубины понятия, но в то же время позволяет не отрываться от реального мира. При этом чрезмерное количест­во ярких запоминающихся деталей в объекте может отвлекать внимание от основных существенных свойств познаваемого объ­екта и тем самым затруднять его анализ.

Следует отметить, что все виды мышления тесно взаимо­связаны между собой. Приступая к какому-либо практиче­скому действию, мы уже имеем в сознании тот образ, кото­рого предстоит еще достигнуть. Отдельные виды мышления постоянно взаимо переходят друг в друга. Так, практически невозможно разделить наглядно-образное и словесно-логи­ческое мышление, когда содержанием задачи являются схе­мы и графики. Практически действенное мышление может быть одновременно и интуитивным и творческим. Поэтому, пытаясь определить вид мышления, следует помнить, что этот процесс всегда относительный и условный. Обычно у чело­века задействованы все возможные компоненты и следует говорить об относительном преобладании того или иного вида мышления. Только развитие всех видов мышления в их единстве может обеспечить правильное и достаточно полное от­ражение действительности человеком.

Успешность решения задач во многом определяется тем, насколько адекватны содержанию задачи приемы и компо­ненты мышления. В разных по содержанию задачах к реше­нию может привести преобладание различных компонентов мышления. Вот, например, как практически-действенное мышление позволило решить сложную теоретическую зада­чу. П.Н.Яблочков, изобретатель первой электрической лам­почки, долго думал, как сделать, чтобы расстояние между углями лампы, расположенными на одной вертикальной ли­нии, не увеличивалось при сгорании, в результате чего ток прерывался и электрическая лампочка гасла. Пробовали де­лать механизм, сближающий угли, но это оказалось дорогим и сложным приспособлением. И вот однажды, сидя в кафе, П.Н.Яблочков по обыкновению что-то писал на салфетке и случайно положил два карандаша рядом. И тут его осенила мысль: поместить угли в лампе параллельно. Задача была ре­шена, оставалось только оформить ее технически.

В других случаях наглядный образ может увести от пра­вильного решения задачи и эффективнее использовать от­влеченное, абстрактное мышление. Вот пример такой зада­чи: «Два товарища направились из пункта А в пункт Б, рас­стояние между которыми 30 км. Один из них шел пешком, делая по 6 км в час, а другой ехал на велосипеде, двигаясь со скоростью 13 км в час. Когда велосипедист доехал до пункта Б, он повернул навстречу пешеходу. Поровнявшись с ним, велосипедист снова повернул к пункту Б, оттуда поехал на­встречу товарищу и так ездил до тех пор, пока пешеход не дошел до пункта Б (предполагается, что оба друга двигались непрерывно и равномерно). Сколько километров проехал ве­лосипедист?». Нередко первые попытки решения такой за­дачи вызваны наглядностью происходящего действия: уча­щийся пытается вычислить сколько километров проехал ве­лосипедист до первой встречи с пешеходом, до второй и т.д. В то же время, если отвлечься от заданных образов и опреде­лить сколько времени были в дороге оба товарища (по 5 ч. = 30 км : 6 км/ч), то легко найти искомое (13 км х 5 ч. = 65 км).

В мышлении каждого человека есть свои особенности, включенные в относительно устойчивую структуру умствен­ных способностей. Эти различия в мышлении называют ка­чествами ума. Понятие «ум» шире понятия «мышление», так как «ум», как и более современное понятие «интеллект», ха­рактеризует не только особенности мышления, но и специ­фику других познавательных процессов. В индивидуальных особенностях мышления может отражаться как специфика мыслительного процесса, так и различие в отдельных фазах мыслительного акта. В целостном акте мышления отличия проявляются, прежде всего, в соотношении различных его ви­дов. Для одних людей характерно оперирование наглядными образами, другим свойственно использовать абстрактные те­оретические модели. Особенности мыслительной деятельно­сти будут также зависеть от эмоциональности человека, име­ющихся у него знаний и опыта, соотношения содержатель­ных и операционных структур. Динамические характеристи­ки мышления определяются скоростью, быстротой мышле­ния, что обусловлено временем, в течение которого дается окончательный ответ на поставленный вопрос. Конечно, это время существенно связано со сложностью решаемой зада­чи, но при прочих равных условиях можно найти людей, у которых сложные мыслительные операции протекают очень быстро. Сейчас даже определился держатель неофициаль­ного мирового рекорда по скорости устного счета. Им стал сотрудник Европейского центра ядерных исследований в Же­неве голландский математик Калем Клейн. Он извлекает ко­рень 19-й степени из числа со 133 цифрами. Калем Клейн также демонстрирует такой трюк. Просит загадать шести­значное число, затем ЭВМ возводит его в 37-ю степень и результат — число из 220 цифр — передают Клейну, записав на нескольких грифельных досках. Клейн в уме извлекает из этого числа корень 37-й степени и выдает результат — зага­данное шестизначное число. Вся работа занимает у него 3 мин 26 с.. Особенно отчетливо роль скорости мыслитель­ных операций проявляется при различных психических заболеваниях. Так, у больных эпилепсией в связи с умень­шением скорости операций, мышление становится более инерционным, вязким, медленным.

Рассматривая отдельные этапы процесса мышления, можно заключить, что в начале мыслительного акта на этапе постанов­ки задач индивидуальные особенности мышления проявляются прежде всего в его самостоятельности и инициативности. Под самостоятельностью мышления понимают умение увидеть и по­ставить новый вопрос, новую проблему, попытаться решить их особыми путями. Тесно связана с самостоятельностью мышле­ния и инициативность, т.е. постоянное стремление самому ис­кать и находить пути и средства для разрешения задачи. Ука­занные особенности мышления особенно ярко наблюдаются в старшем дошкольном возрасте, когда дети задают так много вопросов, что взрослые назвали этот период возрастом «поче­мучек».

 На этапе поиска ассоциаций и отбора гипотез ярко выра­женными оказываются такие свойства мышления, как его ши­рота, т.е. способность охватить вопрос в целом, привлечь боль­шое количество областей действительности, а также прошлое, настоящее и будущее человека. Нередко таких людей называют «люди с широким кругозором». Однако нельзя путать широкое мышление с поверхностным, разбросанным. Поэтому широкое мышление обычно является и глубоким, т.е. отражающим наи­более существенные свойства и качества, связи и отношения действительности.

Проверка решения требует проявления критичности мыш­ления, умения не принимать на веру своих и чужих мыслей, а подвергать их критическому рассмотрению, взвешивать все доводы «за» и «против». Критичность ума характеризуется способностью человека оценивать как объективные условия, так и собственную деятельность, занять определенную пози­цию, объективно оценить выдвинутые гипотезы и результа­ты их проверки. Основой для развития критичности мышле­ния являются глубокие знания и опыт человека. Как свиде­тельствуют наблюдения, с возрастом критичность мышления возрастает. Наименее критичными, т.е. наиболее внушаемы­ми, принимающими все на веру, являются дети. Взрослых необходимо специально обучать их контрольной, оценочной деятельности.

В ходе проверки решения, а также при внедрении полу­ченных результатов в практику на передний план выдвигает­ся такое свойство мышления, как гибкость. Гибкость мыш­ления выражается в ее свободе от сковывающего влияния закрепленных в прошлом приемов и способов решения за­дач, в умении быстро менять действия при изменении обста­новки. Преодоление сложившихся стереотипов мышления и действия — процесс сложный, не безболезненный, требую­щий времени взвешенного подхода. Косность, шаблонность, стереотипность мышления — качества, противоположные гиб­кости — мысли, которые развиваются при малой вариабель­ности задач в процессе обучения и отсутствии обсуждения при вырабатывании решений.

Рассматривая индивидуальные особенности мышления, нель­зя забывать, что мыслит не мозг сам по себе, а человек, лич­ность как целое. Немало умных решений осталось лишь проек­тами, не воплощенными в жизнь, поэтому большое значение имеет соединение ума с активностью личности, с готовностью применять свои силы в полезной деятельности.

 

Лекция 5 ВООБРАЖЕНИЕ

 

Образы, которыми оперирует человек, включают в себя не только воспринятые ранее предметы и явления. Содержанием образов может стать и то, что он никогда не воспринимал не­посредственно: картины далекого прошлого или будущего; ме­ста, где он никогда не был и не будет; существа, которых нет не только на Земле, но и вообще во Вселенной. Образы позволяют человеку выйти за пределы реального мира во времени и про­странстве. Именно эти образы, преобразующие, видоизменяю­щие человеческий опыт, являются основной характеристикой воображения.

Обычно под воображением или фантазией имеется в виду не совсем то, что подразумевается под этими словами в нау­ке. В житейском обиходе воображением или фантазией на­зывают все то, что нереально, не соответствует действитель­ности и что таким образом не имеет никакого практического значения. На деле же воображение как основа всякой твор­ческой деятельности одинаково проявляется решительно во врех сторонах культурной жизни, делая возможным художе­ственное, научное и техническое творчество. В этом смысле все, что окружает нас и что сделано рукой человека, весь мир культуры в отличие от мира природы, — все это являет­ся продуктом человеческого воображения и творчества, ос­нованного на этом воображении.

«Всякое изображение, — говорит Рибо, — крупное или мел­кое, прежде чем окрепнуть, осуществившись фактически, было объединено только воображением — постройкой, возведенной в уме при посредстве новых сочетаний или соотношений...» Во­ображение всегда остается, впрочем, само собой, как бы оно не проявлялось: у отдельной личности или же коллективно, и име­ет свое специфическое содержание. Основное отличие образов воображения от образов памяти связано с различным отноше­нием к действительности. Образы памяти — это воспроизведе­ние прошлого опыта, поэтому основной функцией памяти яв­ляется сохранение результатов опыта по возможности в неиз­менной форме. Функция же воображения заключается в изме­нении образов, что является непременным условием любого творческого процесса.

Кроме того, благодаря воображению человек имеет воз­можность еще до начала работы представить себе готовый результат труда. «В конце процесса труда получается резуль­тат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, то есть идеально», — писал Маркс К. В пред­ставлении ожидаемого результата с помощью воображения и состоит коренное отличие человеческого труда от инстинк­тивного поведения животных. То, что воображение позволя­ет человеку предвидеть результаты своей деятельности, при­дает ему побудительную силу, делает фактором, стимулиру­ющим достижение цели. «Если бы человек был совершенно лишен возможности мечтать, — писал Д.И.Писарев, — если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображе­нием своим в цельной и законченной красоте, то самое тво­рение, которое только что начинает складываться под его руками, тогда я решительно не могу себе представить, какая побудительная причина заставила его предпринимать и до­водить до конца обширные и утомительные работы в обла­сти искусства, науки и практической жизни».

Иногда побуждения фантазии могут сыграть отрицатель­ную роль. Нередки случаи, когда ожидаемая неприятность или опасность и даже несчастье переживаются сильнее и по­буждают человека к большей и более бурной активности, чем реально происшедшее событие. Свидетельство тому — изве­стные случаи, когда люди в панике спрыгивают с верхних этажей зданий при пожаре вместо того, чтобы терпеливо до­ждаться очереди в лифт или подачи пожарной лестницы. Или случаи, когда пассажиры, не умея плавать, бросались в море на верную гибель с только начинающего тонуть кораб­ля, когда еще не исключены все шансы на их спасение. Об этом же свидетельствуют народные поговорки, объясня­ющие подобные случаи безрассудного поведения: «лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас», «у страха глаза ве­лики» и т.д.

Возможность воображения «забегать» вперед, предвидеть на­ступление тех или иных событий в будущем, показывает тесную связь воображения и мышления. Подобно мышлению вообра­жение возникает в проблемной ситуации, мотивируется потреб­ностями личности, обусловлено уровнем развития обществен­ного сознания. Так, если потребности древних людей объяс­нить происхождение и возникновение мира породили возник­новение религиозных образов, то в настоящее время для этого все чаще используются фантастические картины космических пришельцев.

Однако в отличие от мышления, основным содержанием которого являются понятия, позволяющие обобщенно и опос­редованно познавать мир, воображение протекает в конкретно-образной форме, в виде ярких представлений. В конкретных образах, создаваемых воображением, очень часто раскрываются те или иные отвлеченные теоретические мысли. Каждый пи­сатель, художник в процессе творчества пытается передать, объ­яснить свою мысль другим, но не через отвлеченные понятия, а с помощью конкретных образов. Достаточно вспомнить любую басню, сказку, поговорки. Везде мы ищем основную мысль, ос­новную идею, которые образно, наглядно раскрываются в этих произведениях.

Другой отличительной характеристикой воображения, при­знаком воображения выступает возможность его использования в проблемных ситуациях высокой степени неопределенности, когда исходные данные не поддаются точному анализу. Как пра­вило, здесь мышление оказывается гораздо менее эффектив­ным, чем в случае, если все данные известны и подчинены стро­гой закономерности. В этом смысле воображение может рас­сматриваться как определенная форма, «заместитель» мышле­ния. Образное сравнение процессов мышления и воображения дано в романе А.С.Пушкина при характеристике Онегина и Лен­ского:

 

Они сошлись, Волна и Камень,

Стихи и Роза, Лед и Пламень,

Не столь различны меж собой.

 

Подчеркивая связь между мышлением и воображением, К.Д.Ушинский говорил, что сильное, деятельное воображение есть необходимая принадлежность ума.

Таким образом, можно заключить, что воображение, или фантазия, представляет собой психический процесс создания образов, включающий предвидение конечного результата пред­метной деятельности и обеспечивающий создание программы поведения в тех случаях, когда проблемная ситуация характе­ризуется неопределенностью.

Несмотря на то, что в воображении у человека возникают образы предметов и явлений, ранее не встречавшихся ему, со­ставляющим их элементам всегда можно найти реальные ана­логи. Создавая новый предмет, будь то машина или дом, чело­век мысленно представляет его собранным из известных ему частей и деталей. Поэтому, чем больше знаний имеет человек, чем богаче его опыт, чем разнообразнее его впечатления, тем более интересные и неординарные образы возникают в его во­ображении. Даже в изображении жителей Марса писателем-фан­тастом Гербертом Уэллсом можно найти земные реалии. По мнению автора, голова марсианина похожа на металлический цилиндр, снабженный клювом птицы, ноги напоминают ко­нечности насекомого и в общем марсианин оказывается похо­жим на огромного спрута.

В целом, по мнению Л.С.Рубинштейна, мощь творческого воображения и его уровень определяются соотношением двух показателей: 1) тем, насколько воображение придерживается ог­раничительных условий, от которых зависит осмысленность и объективная значимость его творений; 2) новизной и ориги­нальностью, отличными от непосредственно данного его по­рождения. Воображение, не удовлетворяющее одновременно обоим условиям, фантастично, но творчески бесплодно.

Значение воображения трудно переоценить. Оно необходи­мо не только писателям для создания образов героев или ху­дожникам в поисках сюжета будущей картины. Без фантазии ученые не могли выдвигать гипотезы, делать предположения о причинах явлений, предвидеть события; учителя не смогли бы готовиться к уроку, так как невозможно представить себе его ход, предугадать реакции учеников и т.д. Да и процесс учения вообще стал бы очень ограниченным, так как не опираясь на воображение, невозможно изучать историю, географию, астро­номию и другие предметы.

Воображение, как и все другие психические процессы, яв­ляется функцией коры больших полушарий. Иногда его про­цесс связывают только с работой правого полушария. Этот упрощенный подход не раскрывает сложных взаимосвязей, существующих между полушариями. Для возникновения об­разов воображения необходима работа обоих полушарий, каж­дое из которых выполняет свои функции. Специфика право­го полушария заключается в том, что оно не застревает на деталях, но упрощает картину мира, дает представление це­лостности и вместе с тем гармоничности, соразмерности, композиционного единства. Оно тесно .связано с эстетиче­скими чувствами, вызываемыми различными образами. Левое же полушарие упорядочивает эту информацию, позво­ляет выразить ее в речи: образ и мысль всегда выступают в неразрывном единстве. Великий испанский художник Ф. Гойя говорил, что фантазия, лишенная разума, производит чудо­вищ; соединенная с ним она — мать искусства и источник его чудес. Такую же мысль высказал физик Э.Резерфорд: «Экс­перимент без фантазии или фантазия, не опирающаяся на эксперимент, достигнут лишь немногого. Действительный прогресс имеет своим предположением соединение обоих сил».

Физиологической основой воображения является актуализа­ция нервных связей, их распад, перегруппировка и объедине­ние в новые системы. Таком способом возникают образы, не совпадающие с прежним опытом, но и не оторванные от него. Сложность, непредсказуемость воображения, его связь с эмо­циями дают основание предполагать, что его физиологические механизмы расположены не только в коре, но и в более глубоко залегающих отделах мозга. В частности, большую роль здесь играет гипоталамо-лимбическая система.

В то же время возникающие в мозгу образы оказывают регулирующее воздействие на периферические процессы, из­меняя их функционирование. В этом отношении из всех пси­хических процессов воображение наиболее тесно связано с органическими процессами и позволяет воздействовать на них. Из повседневной жизни каждому известно, как созда­ваемая воображением картина вызывает учащение пульса, из­менение дыхания, побледнение лица, расширение зрачков и т.д. Нередко встречаются факты внушения различных бо­лезней. Даже студенты медицинских институтов на младших курсах нередко находят у себя многие болезни, хотя в действи­тельности их нет. Особенно ярко это проявляется у лиц впечатлительных, с богатым воображением. Когда Флобер пи­сал сцену отравления Эммы Бовари, героини знаменитого романа, он ясно ощущал во рту вкус мышьяка. По свиде­тельству М.Горького, при описании им сцены убийства цы­ганки в повести «Старуха Изергиль», у него на левой сторо­не груди возник красный рубец, не проходивший несколько дней. Картины самовнушения могут привести и к более пе­чальным последствиям. Так, по свидетельству венгерского психиатра Иштвана Гарди, рабочий одного из холодильни­ков случайно оказался запертым в рефрижераторе и был убеж­ден, что холодильная установка включена. Наутро его нашли мертвым, причем врач констатировал все признаки смерти от переохлаждения организма. При выяснении обстоятельств этого несчастного случая было, однако, установлено, что ре­фрижератор не был включен и что смерть, следовательно, наступила не от холода, а от ожидания и представления кар­тины смерти.

Иногда поводом для психического расстройства и последую­щего заболевания становится неправильно понятое слово авто­ритетного человека. Известны случаи, когда неосторожное вы­сказывание врача вызывало у пациента мысль о том, что он заболел опасной болезнью. При этом могут развиться соответст­вующие симптомы и возникнет так называемое ятрогенное за­болевание. Так, у одной больной заболевание развилось после неосторожного высказывания медицинского работника санато­рия. В санатории больная предпочитала проводить значитель­ную часть времени в парке. Во время беседы врач сказал, что в  связи с болезнью сердца она может без отдыха проходить толь­ко от скамейки к скамейке. В этот же день больная, пройдя несколько десятков шагов, почувствовала боль в области сердца и вынуждена была сесть, а затем совершенно уже не могла хо­дить. Состояние ее улучшилось только после лечения в психи­атрической клинике.

Аналогичным образом может возникнуть расстройство и при неосторожном, бестактном, педагогически неграмотном выска­зывании учителя. Такие заболевания называются дидактогенными. В научной литературе К. К. Платоновым описан следующий случай: «Людмила В., 16 лет, ученица IX класса средней школы, здоровая, трудолюбивая, усидчивая (по словам матери), обра­тилась с жалобами на «панический страх», который с некото­рых пор стал овладевать ею перед классными письменными ра­ботами: задолго до предстоящей письменной работы у нее раз­вивается состояние внутренней тревоги, с болезненно-напря­женным ожиданием «чего-то неотвратимо страшного». Вместе с тем в эти дни отмечается резко сниженный аппетит, плохой сон, не может готовить уроков. Во время самой письменной работы испытывает состояние растерянности, не может сосре­доточиться, причем «все происходит, как в тумане». Вследствие этого делает много необычных для нее описок и грубых грам­матических ошибок по тем правилам грамматики, которые пре­красно знает. Таких ошибок в обычном, спокойном состоянии совершенно не допускает. На этой почве наступили конфликт­ные отношения с учительницей, в результате чего возникло тя­желое невротическое состояние с мыслями о «бесперспектив­ности» учебы. В то же время такие письменные работы в до­машних условиях пишет вполне хорошо, без волнений и без ошибок.

Проведенная... беседа вскрыла психическую травму: буду­чи в IV классе, девочка была переведена из одной школы в другую, причем в новой школе учительница русского языка встретила ее недружелюбно и при устных ответах (у доски) давала ей слишком сложные задания. Но с устными ответа­ми девочка справлялась. Однако во время первой же пись­менной работы учительница, подойдя к ней, резко бросила фразу: «Языком ты крутишь хорошо, а вот посмотрим как напишешь!». Девочка сразу сильно взволновалась: «А что, если наделаю ошибок!». И почувствовала, что ее всю «охватило жаром»: руки, лицо и все тело вспотели, в голове «пошел туман», и вся работа была написана ею как в тумане: «Что писала — не помню!». А при известии о плохой отметке, по­ставленной за эту работу (причем учительница, возвращая ее работу, сказала: «Я так и знала!»), с ней что-то произошло: «Внутри как-то все осунулось и снова появился туман в го­лове». С этого дня и возник страх перед классными письмен­ными работами».

В то же время сознательное использование образов вообра­жения позволяет управлять органическими процессами, делает их доступными для тренировки и развития. Достаточно ярко представить себе вкус лимона, как немедленно начинается слю­ноотделение. Интересно, что прямой самоприказ в отличие от представления не вызывает выделение слюны.

Основываясь на силе воображения, французский аптекарь Эмиль Куэ создал оригинальную систему лечения, названную им «школой самообладания путем сознательного самовнуше­ния». Куэ считал, что главной причиной болезней является во­ображение человека. Исходя из этого больным предлагалось еже­дневно, сидя или лежа в удобной позе, представлять себя абсо­лютно здоровыми, повторяя 20—30 раз формулы самовнушения вроде: «Мне становится лучше и лучше... Мое зрение (или слух) улучшается и т.п.». Такие сеансы, по несколько минут каждый, рекомендовалось проводить 3—4 раза в день, особенно перед сном в состоянии покоя и расслабления. Куэ подчеркивал, что достижение результата совершенно не требует усилий, ибо они предполагают участие воли, в то время как именно она должна остаться в стороне. В 20-е годы нашего века эта методика полу­чила широкое распространение.

Помимо представлений о состоянии своих внутренних орга­нов человек может использовать воображение, чтобы предста­вить движения какой-либо части собственного тела (руки, ноги и т.д.). При этом в мышцах, которые должны осуществлять это движение, можно зафиксировать импульсы, аналогичные тем, которые регистрируются при реальном выполнении движения. Это так называемые идеомоторные акты. О существовании идеомоторных актов свидетельствует следующий опыт. Необ­ходимо взять в руку маятник-нитку, к которой привязан вися­щий грузик. На листе бумаги следует нарисовать круг, разде­ленный на 4 сектора пересекающимися под прямым углом ли­ниями. Если поставить локоть руки на стол и взять свободный конец нити большим и указательным пальцем, то маятник мо­жет совершать произвольные движения по отношению к сег­ментированному кругу в направлении, на котором мы сосредо­точились, образ которого представляем себе с наибольшей точ­ностью. Если представить, что маятник движется по линии, пе­ресекающей круг вертикально, то висящий предмет действи­тельно начнет такое движение, хотя мы будем держать конец нитки совершенно спокойно, не помогая пальцами этому дви­жению.

Именно представление о возможном негативном результате действия не позволяет новичку проехать на машине, не совер­шив аварии, или начинающему туристу перейти пропасть попереброшенному через нее бревну (хотя по бревну, лежащему на земле, он ходит спокойно). Однако правильное представле­ние движения широко используется спортсменами, людьми, ов­ладевшими трудовыми навыками. Это связано с тем, что неод­нократное представление движения упрочивает механизм вы­полнения данного действия. Тренеры рекомендуют своим вос­питанникам перед выполнением упражнения проделать его в уме, представить от начала до конца. Практика показывает, что такое «проигрывание» улучшает выполнение упражнения.

Воображение может функционировать на различных уров­нях. Различие их определяется прежде всего тем, насколько ак­тивно, сознательно относится человек к этому процессу. По степени выраженности активности различают два вида вообра­жения: пассивное и активное. Для пассивного воображения ха­рактерно создание образов, которые не воплощаются в жизнь, программ, которые не осуществляются или вообще не могут быть осуществлены. Воображение выступает при этом как за­мена деятельности, ее суррогат, с помощью которого человек отказывается от необходимости действовать. Наилучшим при­мером такой бездеятельной пустой мечтательности может слу­жить созданный Н.В.Гоголем образ Манилова. Людей с таким воображением называют «пустыми мечтателями», «фантазера­ми». Нередко это люди с бедным личным опытом, не развитой критичностью мышления, слабой волей, не связанные с жиз­ненной практикой. Ничем не сдерживаемая их фантазия может создавать самые причудливые, невероятные и, главное, неосу­ществимые образы.

Пассивное воображение может быть преднамеренным и непреднамеренным. Преднамеренное пассивное воображение создает образы, не связанные с волей. Эти образы получили название грез. В грезах наиболее ярко обнаруживается связь воображения с потребностями личности. Легко предугадать, о чем будет грезить спортсмен, готовящийся к соревнованию, или студент, идущий сдавать экзамен. Людям свойственно грезить о приятном, заманчивом. Но, если грезы начинают подменять деятельность и преобладать в психической жизни личности, то это уже свидетельствует о дефектах развития. Так школьник, не готовясь к занятиям и получая неудовлетворительные отметки, может создать себе иллюзорную, выдуманную жизнь, где ему все удается, где ему все завидуют, где он занимает положение, на которое не может надеяться в настоящее время и в реальной жизни.

Непреднамеренное пассивное воображение наблюдается при ослаблении деятельности сознания, его расстройствах, в полу­дремотном состоянии, во сне и т.д. Наиболее показательным

проявлением пассивного воображения является галлюцинация, при которой человеком воспринимается несуществующий объ­ект. Этот образ настолько яркий, что человек абсолютно убеж­ден в его реальности. Больное воображение рисует чертей, чу­довищ, опасные ситуации.

В отличие от пассивного воображения активное воображе­ние может быть воссоздающим и творческим. Воссоздающее воображение имеет в своей основе создание тех или иных, обра­зов, соответствующих описанию. Этот вид воображения явля­ется непременным атрибутом любой учебной деятельности и проявляется при чтении литературы, изучении географических карт, исторических описаний, рассмотрении чертежей и проек­тов. Создание образов воссоздающего воображения может про­исходить со слов других людей на основании письменных и вещественных документов. Воссоздавая, человек наполняет зна­ковую систему (словесную, числовую, графическую, нотную и т.д.) имеющимися у него знаниями.

Воссоздание того или иного образа во многом зависит от художественного мастерства автора, от способов, приемов, при помощи которых был оформлен данный образ. Доста­точно вспомнить: «Тиха, печальна, молчалива...», «Чуден Днепр при тихой погоде...», «...кто штык точил, ворча серди­то, кусая длинный ус», как перед нами разворачиваются яр­кие картины. Образный язык с использованием сравнений, метафор дает простор для воссоздания, поскольку оживляет широкий круг знаний и личный опыт читателя. Одновременно то или иное содержание, полнота, яркость воссоздаваемого образа зависят и от степени развития воображения человека, воспринимающего данный образ. Читая, рассматривая, слу­шая, каждый человек создает свой образ соответствующего объекта. Например, при чтении романа А.С.Пушкина «Евге­ний Онегин» у каждого читателя создается свой образ Оне­гина, Ленского, Татьяны и др. Обширность знаний, сочета­ющаяся с их точностью, богатство жизненного опыта позво­ляют человеку извлекать из памяти нужную информацию. В этом отношении показателен факт чтения звездной карты неба. Опытный астроном, имеющий солидный запас знаний, выгодно отличается от человека, не видящего за миллиарда­ми светящихся огней никакой системы. Следует также отме­тить роль состояний человека в построении воссоздающих образов. Сильные эмоциональные состояния отрицательной и положительной направленности мешают воссозданию, и тогда человек не в состоянии собраться с мыслями, сосредо­точиться и воссоздать образ того, что заключено в тексте. Измененные состояния психики, вызванные болезнью или алкоголем, также могут породить образы, не адекватные их первоначальному содержанию.

Творческое воображение выражается в создании нового, ори­гинального образа, идеи. В данном случае понятие «новый» мо­жет иметь двоякое значение: как объективно новое и как субъ­ективно новое. Объективно новые образы — это образы таких предметов которых не существует в действительности ни в ма­териальном, ни в идеальном виде. Субъективно новое — это то, что ново для данного человека. Творческое воображение пред­ставляет собой активное, целеустремленное оперирование на­глядными представлениями в поисках путей удовлетворения по­требностей.

Отличительной особенностью творческого воображения яв­ляется то, что объект создаваемого образа не существует в дей­ствительности, что формируется нечто новое. Создание образа стимулируется не только потребностями человека, но и интере­сами всего общества, уровнем его развития. Творческое вооб­ражение проявляется во всех видах искусства, в изобретениях в области науки и техники. Продукт творческого воображения не всегда может быть материализован, т.е. воплощен в виде вещи, но образ может остаться на уровне идеального содержания, по­скольку реализовать его на практике невозможно.

Неверно, что о силе воображения следует судить по необыч­ности созданного образа. В связи с этим некоторые считают наиболее продуктивным для творческого воображения детский возраст. Л.Н.Толстой писал о своем детстве: «...я изобразил си­него зайца, потом нашел нужным переделать из синего зайца куст, куст тоже мне не понравился; я сделал из него дерево, из дерева — скирд, из скирда — облако...». Однако несмотря на то, что, представления в детском возрасте играют большую роль из-за малого жизненного опыта, отсутствия знаний и слабой кри­тичности и фантазии представляют собой скорее глубокое искажение действительности, чем подлинное творчество. Еще труднее оценить уровень представлений у больших художни­ков. Воображение Льва Толстого отнюдь не слабее, чем вообра­жение Герберта Уэллса. Это качественно разные проявления творческого воображения. Можно даже сказать, что чем реали­стичнее художественное произведение, чем в большей степени оно соответствует действительности, тем изощреннее должно быть воображение, чтобы сделать наглядным замысел художни­ка. Очень трудно, подчас невозможно, выразить, в чем заклю­чается сущность творчества. Даже в портрете художник не вос­производит фотографию и преобразует, воспринимает в соот­ветствии со своим видением. Суть этого преобразования — в снятии случайных, нетипичных наслоений и внешних покровов. В результате все глубже и вернее выявляется основной ри­сунок, и полученный образ оказывается адекватнее, чем при обычном фотографическом воспроизведении действительности. Этими качествами отличаются и выдающиеся мастера фотогра­фии, которые скрупулезно ищут ракурс, освещенность, поло­жение и другие характеристики объекта с тем, чтобы точнее передать его сущность.

Нужно отметить относительность различий между воссоз­дающим и творческим воображением. При воссоздающем во­ображении, так же как и при творческом, образы объектов создаются, творятся вновь. Вероятно, нетворческого вообра­жения, строго говоря, не бывает. У каждого человека — свой Евгений Онегин и Остап Бендер, Анна Каренина и Эллочка Людоедка. Недаром, посещая спектакли и кинофильмы, лю­ди выходят после окончание неудовлетворенными, утверж­дая, что актеры играли «непохоже». Но вероятность достичь сходства с образом, созданным каждым индивидуальным во­ображением, очень мала.

С Л.Рубинштейн предлагает также различать конкретное и аб­страктное воображение. Образы, которыми оперирует вообра­жение, различны, это могут быть образы единичные, вещные, обремененные множеством деталей, и образы типизированные, обобщенные схемы, символы. Возможна целая иерархия или ступенчатая система наглядных образов, отличающихся друг от друга различным в каждом из них соотношением единичного и общего; соответственно этому существуют многообразные ви­ды воображения — более конкретного и более абстрактного.

Кроме того, образы конкретного воображения могут разли­чаться по той модальности, в которой они представлены. Здесь можно выделить зрительные представления (например, букет из васильков, портрет А.С.Пушкина, апельсин и т.д.); слуховые представления (гудок тепловоза, удар грома, писк комара и т.д.); осязательные представления (укол иглы, прикосновение к сне­гу, щелчок и тд.); обонятельные представления (запах лука, бен­зина, сена и т.д.); вкусовые представления (вкус соли, кофе, уксуса и т.д.); двигательные представления (качание на каче­лях, кружение на месте, взмах руки и т.д.).

Чем разнообразнее образы, используемые в творчестве ху­дожником, тем полнее и ярче картины возникают при их восп­риятии. Так А.С.Пушкин, описывая Полтавскую битву, исполь­зует не только зрительные, но и слуховые образы боя:

 

...Шары чугунные повсюду

Меж нами прыгают, разят,

Прах роют и в крови шипят.

Швед, русский — колет, рубит,режет;

Бой барабанный, клики, скрежет;

Гром пушек, топот, ржанье, сгон;

Исмерть, иад со всех сторон...

 

М.Шолохов в «Поднятой целине» использует обонятель­ные образы: «В конце января, овеянные первой оттепелью, хорошо пахнут вишневые сады. В полдень где-нибудь в за­тишке (если пригревает солнце) грустный, чуть внятный за­пах вишневой коры поднимается с пресной сыростью талого снега, с могучим и древним духом, проглянувшим из-под мер­твой листвы земли».

Особым видом воображения является мечта как образ жела­емого будущего. Мечтать — значит создавать образы будущего, приятные для нас, образы того, что человек хотел бы осущест­вить, но в данный момент не может; того, что удовлетворяет самые сокровенные желания. Мечта выступает необходимым условием претворения в жизнь творческих сил человека. Мож­но говорить о реальности и нереальности мечты. В первом слу­чае мечта по своей сути тождественна цели деятельности и человек отчетливо представляет ее содержание и пути достиже­ния. Для нереальной мечты характерно лишь ее содержание при отсутствии или невозможности путей реализации. Нере­альная мечта практически неотделима от грез, которые захва­тывают человека и позволяют компенсировать жизненные про­блемы в плане воображения.

Многие романы Жюля Верна, Герберта Уэллса не оказались примером несбыточного фантазерства, как считали некоторые их современники. Большинство их идей воплотилось в дейст­вительность, и поэтому их творчество может рассматриваться как вид научного прогнозирования. Совершенно другой вид меч­таний наблюдается у гоголевского Манилова: «Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или через пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки и чтобы в них сидели купцы и продавали раз­ные мелкие товары... Впрочем, все эти прожекты так и оканчи­вались только одними словами».

В отличие от грез мечта всегда активна и выступает в качест­ве побудительной причины, мотива деятельности, результат ко­торой по каким-то причинам оказался отсроченным. Любой предмет человеческой деятельности (бумага, авторучка, маши­на и т.д.) представляет собой определенную мечту многих по­колений людей. Чем длиннее история создания вещи, тем больше она изменялась, тем больше человеческих мечтаний в ней за­ключено. Каждая новая вещь сначала кажется совершенством,

но по мере пользования ею обнаруживаются недостатки, от ко­торых стремятся избавиться, и человек начинает мечтать о но­вых, более совершенных вещах, лишенных этих недостатков. По сути дела, достичь мечты невозможно, т.к. на этом моменте заканчивается развитие. Воплощенная мечта вызывает новую потребность, а новая потребность порождает новую мечту. Этот процесс можно легко проследить по этапам создания оконного стекла. Как известно, первоначально окон в жилищах людей не было или их заменяли естественные отверстия. По мере разви­тия цивилизации люди, стремясь защитить жилье от холода, стали закрывать это отверстие какими-либо пленками, пропу­скающими дневной свет (обычно животного происхождения). Однако непрозрачность такого окна причиняла определенные неудобства и в результате появилось обычное оконное стекло. Современные изобретатели создали стекла, пропускающие ультрафиолетовые лучи, шумонепроницаемые, пуленепробива­емые, прозрачные только с одной стороны и т.д. Так, осущест­вление одной мечты порождает новые, давая простор для вооб­ражения и творчества.

Роль воображения в творческом процессе трудно переоце­нить. Творчество тесно связано со всеми свойствами личности и не исчерпывается какой-либо одной стороной. Психология творчества проявляется во всех конкретных его видах: изобре­тательском, научном, литературном, художественном и т.д. По­лет фантазии в творческом процессе обеспечивается знаниями, подкрепляется способностями, стимулируется целеустремлен­ностью, сопровождается эмоциональным тоном. В любом виде деятельности творческое воображение узнается не столько по тому, что может измышлять человек, не считаясь с реальными требованиями действительности, а скорее по тому, как он уме­ет преобразовать действительность, обремененную случайны­ми, не существенными деталями. В качестве подтверждения это­му могут служить слова А.Эйнштейна, много лет прослуживше­го в патентном бюро: «Изобретатель — это человек, нашедший новую комбинацию уже известных оборудований». Он же ут­верждал, что «без знания нельзя изобретать, как нельзя слагать стихи, не зная языка».

Долгое время в науке господствовал взгляд о невозможности алгоритмизации и обучения творческому процессу, что было сформулировано французским психологом Г.Рибо следующим образом: «Что касается до «методов изобретения», по поводу которых было написано много ученых рассуждений, то их на самом деле не существует, так как в противном случае можно было бы фабриковать изобретателей подобно тому, как фабри­куют теперь механиков и часовых дел мастеров». Постепенно эта точка зрения подвергалась сомнению. Творчество прошло путь от случайных открытий к сознательному и планомерному решению новых задач. Английский ученый Г.Уоллес выделил 4 стадии процессов творчества:

1.  Подготовка (зарождение идеи);

2. Созревание (концентрация, «стягивание» знаний, прямо и косвенно относящихся к данной проблеме, добывание недоста­ющих сведений);

3. Озарение (интуитивное схватывание искомого результата);

4.  Проверка.

Г.САльтшуллер разработал целую теорию творческих задач.

В общем виде им выделено 5 уровней творчества. Задачи первого уровня решаются применением средств, прямо пред­назначенных для этих целей. Здесь требуется мысленный пере­бор лишь нескольких общепринятых и очевидных вариантов решений. Сам объект в этом случае не меняется. Средства ре­шения таких задач находятся в пределах одной узкой специаль­ности. Задачи второго уровня требуют некоторого видоизмене­ния объекта для получения необходимого эффекта. Перебор вариантов в этом случае измеряется десятками. Средства реше­ния такого рода задач относятся к одной отрасли знаний.

Правильное решение задач третьего уровня скрыто среди со­тен неправильных, так как совершенствуемый объект должен быть серьезно изменен. Приемы решения задач этого уровня приходится искать в смежных областях знаний. При решении задач четвертого уровня совершенствуемый объект меняется пол­ностью. Поиск же решений ведется, как правило, в сфере нау­ки, среди редко встречающихся эффектов и явлений. На пятом уровне решение задач достигается изменением всей системы, в которую входит совершенствуемый объект. Здесь число проб и ошибок возрастает до сотен тысяч и миллионов. Средства ре­шения задач этого уровня могут оказаться за пределами сегод­няшнего дня науки; поэтому сначала нужно сделать открытие, а потом, опираясь на новые научные данные, решать творче­скую задачу. Одним из важных приемов решения творческих задач является перевод их с высших уровней на низшие. Таким образом, если задачи четвертого или пятого уровня посредст­вом специальных приемов перевести на первый или второй уро­вень, то далее сработает обычный перебор вариантов. Пробле­ма сводится к тому, чтобы научиться быстро сужать поисковое поле, превращая «трудную» задачу в «легкую».

Таким образом, несмотря на кажущуюся легкость, произ­вольность, непредсказуемость возникающих образов, твор­ческое преобразование действительности в воображении под­чиняется своим законам и осуществляется в соответствии с

определенными способами или приемами. Новые представ­ления возникают на основе того, что уже было в сознании, благодаря операциям анализа и синтеза. В конечном счете, процессы воображения состоят в мысленном разложении ис­ходных представлений на составные части (анализ) и после­дующем их соединении в новых сочетаниях (синтез), т.е. но­сят аналитико-синтетический характер.

Наиболее ярко аналитико-синтетический характер вообра­жения проявляется в приеме агглютинации (в переводе с грече­ского — «склеивание»). Агглютинация представляет собой ком­бинацию, слияние отдельных элементов или частей нескольких предметов в один образ. Так, например, образ водяной русалки в народных представлениях создался из образов женщины (го­лова и туловище), рыбы (хвост) и зеленых водорослей (волосы). Таким же образом созданы кентавр, сфинкс, избушка на курьих ножках и т.д. О приеме агглютинации хорошо высказался ху­дожник Леонардо да Винчи: «Если ты хочешь заставить казать­ся естественным вымышленное животное, — пусть это будет, скажем, змея, — то возьми для ее головы голову овчарки или легавой собаки, присоединив к ней кошачьи глаза, уши фили­на, нос борзой, брови льва, виски старого петуха и шею водя­ной черепахи». Л.Н.Толстой писал, что при создании образа Наташи в романе «Война и мир» он взял одни черты у своей жены Софьи Андреевны, другие — у ее сестры Татьяны, «пере­толок» и таким образом получил образ Наташи. Агглютинация используется и в техническом творчестве. С помощью этого при­ема были созданы троллейбус, аэросани, танк-амфибия, гидро­самолет, аккордеон и пр.

Аналитическим процессом создания образов можно считать и акцентирование, которое заключается в том, что в создавае­мом образе какая-либо часть, деталь выделяется и особо под­черкивается, например, изменяясь по величине и делая объект непропорциональным. Акцентирование позволяет выделить са­мое существенное, самое важное в данном конкретном образе. Этим приемом нередко пользуются карикатуристы: воспроиз­водя одни черты оригинала, — иначе было бы неизвестно кого хотят изобразить, они утрируют, возводя в абсолют другие чер­ты. Болтуна изображают с длинным языком, любителя поесть наделяют объемистым животом и т.д.

Прием акцентирования может получить дальнейшее разви­тие, если будет распространен на весь объект. Этого можно до­стичь 2 способами: увеличив объект по сравнению с действи­тельностью (гипербола) или уменьшив его (литота). Эти при­емы широко используются в народных сказках, былинах, когда герой изображается могучего телосложения, ростом «выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего», со сверхчеловеческой силой, что позволяет ему победить целое войско врагов. Так же созданы образы великанов и лилипутов в романе Дж. Свифта «Путешествие Гулливера». Гиперболизация может достигаться за счет изменения количества частей предмета или их смеще­нием: многорукий Будда в индийской религии, драконы с семью головами, одноглазый циклоп и т.д.

Конструирование представлений воображения может идти и синтетическим путем. В том случае, если представления, из ко­торых создается фантастический образ, сливаются, различия сглаживаются, а черты сходства выступают на первый план, то говорят о схематизации. В качестве примера схематизации мо­гут служить национальные орнаменты и узоры, элементы кото­рых заимствованы из окружающего мира. Каждый человек без труда может представить себе «итальянца», «англичанина», «ки­тайца» или представителя любой другой нации. Однако, если попросить определить, в чем различия между ними, то это у многих вызовет затруднение, так как эти образы живут в нашем воображении в виде обобщенных схем.

Схематизация является как бы подготовительным этапом к наиболее сложному приему творческого воображения — типи­зации, процессу разложения и соединения, в результате чего выкристаллизовывается определенный образ (человека, его де­ла, взаимоотношений). В образе художник обычно стремится передать определенный более или менее осознанный замысел. В соответствии с этим замыслом происходит акцентирование тех, а не иных черт, подбор при агглютинации таких, а не дру­гих моментов. В результате одни черты опускаются, как бы вы­падают из внимания, другие упрощаются, освобождаются от частностей, усложняющих деталей, третьи же, наоборот, усилива­ются, а в целом весь образ преобразуется. По этому поводу А.М.Горький писал: «Как строятся типы в литературе? Они стро­ятся, конечно, не портретно, не берут отдельно какого-нибудь человека, а берут тридцать-пятьдесят человек одной линии, од­ного рода, одного настроения и из них создают Обломова, Оне­гина, Фауста, Гамлета, Отелло и т.д. Все это обобщенные ти­пы». Тип — это индивидуальный образ, в котором соединены в одно целое наиболее характерные признаки людей целой груп­пы, класса, нации.

В индивидуально-дифференцирующем отношении вообра­жение является чрезвычайно существенным проявлением лич­ности. Воображение различается у людей по нескольким при­знакам. Образы фантазии могут различаться по новизне, ори­гинальности, точности и т.д. Прежде всего индивидуальное сво­еобразие выражается в яркости образов. У некоторых людей образы воображения настолько яркие, сочные, отчетливые, что могут соперничать с образами восприятия и представлениями памяти. В таких случаях как бы теряется различие между реаль­ной действительностью и образами фантазии. Рассказывают, что Ч.Диккенс со слезами на глазах описывал страдание и смерть своих героев. Жорж Санд говорила о том, что запах плюща вы­зывал в ее глазах дикий испанский пейзаж. Л.Бетховен настоль­ко ярко и точно представлял звучание музыки, что будучи уже совершенно глухим, мог создать свои великолепные произведе­ния. Л.Н.Толстой признавался, что путал события, факты, уви­денные лица с теми, что создало его воображение. Он пишет: «Я стал учиться видеть — галлюцинировать. Впоследствии я раз­вил в себе эту способность до такой яркости, что часто, вспо­миная, путал бывшее и воображаемое».

Яркость, сила воображения также в значительной степени обусловлены эмоциональной сферой. Яркие картины, рисуе­мые воображением, нередко возникают вследствие повышен­ной чувствительности. Чувство страха заставляет человека пред­ставить воображаемые опасности, и, напротив, воображение этих опасностей может во много раз усилить чувство страха. Чем сильнее чувство, тем ярче образы воображения. У людей мало­чувствительных, холодных образы воображения обычно бледны и слабы. Индивидуальные различия воображения могут быть определены и по степени их реалистичности, правдивости. Так, для одних людей характерно фантазировать в области нереаль­ных представлений, другие не выходят за рамки обыденного опыта. Данная особенность воображения зависит от того, на­сколько легко или трудно даются личности преобразования ре­альности. Естественно, что у лиц, которым трудно даже мыс-, ленно сдвинуть что-нибудь со своего места, представить себе что-нибудь необычное, взаимоотношения с окружающим ми­ром носят печать шаблона и рутины, не выходят за пределы ситуации, они скованы и инертны в своих фантазиях.

Широта воображения определяется кругом тех областей дей­ствительности, образами которой оперирует воображение чело­века. Для людей с широким воображением свойственно одно­временное использование представлений из самых различных сфер природы в ее прошлом и будущем, прошлой и будущей жизни истории человека, недра земли и звездное небо, техника и искусство. Нередко сюда же привлекаются и образы чистой фантастики. Широкое воображение обычно богато по содержа­нию. Именно таким воображением отличались А.С.Пушкин, Л.Н.Толстой, М.Горький, Ж.Верн, Ч. Диккенс и другие писате­ли, сумевшие отразить в своем творчестве факты и события разнообразных времен и мест.

Индивидуальной характеристикой воображения может слу­жить его произвольность, т.е. умение подчинять воображение поставленной задаче, использовать для достижения нужного ре­зультата. Люди с высокоорганизованным воображением, несмот­ря на разнообразие появляющихся образов, не упускают из вни­мания основное направление решения и как бы привязывают к нему появляющиеся у них ассоциации. И А. Гончаров о своих творческих процессах сообщил следующее: «У меня есть один образ и вместе с тем главный мотив, он-то и ведет меня вперед, а по дороге я нечаянно захватываю, что попадается под руку, то есть что близко относится к нему. Тогда я работаю быстро, жи­во, рука едва поспевает писать...».

Неорганизованное воображение обычно быстро теряет зада­чу, как направление, задающее фантазирование, и начинает фун­кционировать по типу свободных ассоциаций, переходя в гре­зы. У разных людей воображение также определяется областью их профессиональной деятельности и доминирующими потреб­ностями. Направленность личности как бы создает очаги повы­шенной восприимчивости и в этой области находятся наиболее яркие и разнообразные представления личности. В качестве ин­дивидуальной особенности воображения может служить и тип представлений, которыми по преимуществу оперирует человек (зрительные, двигательные и т.д.).

Индивидуальные проявления творческого воображения мо­гут быть связаны также с устойчивостью данного процесса. Творчество — несплошное и непрерывное движение. В нем чередуются подъемы, застои, спады. Высшей точкой творче­ства, его кульминацией является вдохновение, для которого характерен особый эмоциональный подъем, ясность и от­четливость мысли, отсутствие субъективного переживания, напряжения. П.И.Чайковский писал о своем творческом со­стоянии: «...в другой раз является совершенно новая само­стоятельная музыкальная мысль. Откуда это является — не­проницаемая тайна. Сегодня, например, с утра я был охва­чен тем непонятным и неизвестно откуда берущимся огнем вдохновения, благодаря которому я знаю заранее, что все написанное мной сегодня будет иметь свойство западать в сердце и оставлять в нем впечатление».

У разных людей состояние вдохновения имеет разную про­должительность, частоту наступления. Выяснено, что продук­тивность творческого воображения зависит главным образом от волевых усилий и является результатом постоянной напряжен­ной работы. По словам И.Е.Репина, вдохновение — это награда за каторжный труд.

 

ЛИТЕРАТУРА

Лекция 1. Внимание

 

1.  Гальперин П.Я. К проблеме внимания // Хрестоматия по психологии. М.: Просвещение, 1987. С. 167—174.

2.  Гоноболии Ф.Н. Внимание и его воспитание. М.: Педагогика, 1972. С. 5—43.

3. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М.: Изд-во МГУ, 1982.                                               С. 152-170.

4. Добрынин Н.Ф. О теории и воспитании внимания // Хрестоматия по вни­манию. М.: Изд-во МГУ, 1976. С. 243-259.

5. Ланге Н.Н. Теория волевого внимания // Хрестоматия по вниманию. М.: Изд-во МГУ, 1976. С. 107—143.

6.  Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981. С. 97—122.

7.  Нейрофизиологические механизмы внимания // Под ред. Е.Д.Хомской М.: Изд-во МГУ, 1979. С. 15-73.

8.  Рябо Т. Психология внимания // Хрестоматия по вниманию. М.: Изд-во МГУ, 1976. С. 66-102.

9.  Страхов В.И. Психология внимания. Саратов: Изд-во СГПИ, 1992.

 

Лекция 2.

Ощущение и восприятие

 

1. Ананьев Б.Г. Теория ощущений. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961.

2. Леонтьев А.Н. Избр. психологические произведения. М.: Педагогика, 1983. Т. 1. С. 143-184.

3.  Лурия А.Р. Ощущение и восприятие. М.: Изд-во МГУ, 1975. С. 4—18, 25-33, 43-51, 93—97, 108-110.

4. Ананьев Б.Г. Психология чувственного познания. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1960.                                 С. 9-64.

5.  Запорожец А.В. и др. Восприятие и действие. М.: Просвещение, 1967. С. 70-115.

6.  Рубинштейн СЛ. Основы общей психологии. М.: Педагогика, 1989. Т. 1. С. 208-300.

7. Веккер Л.М. Психические процессы. Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. Т. 1. С. 142—159.

8. Грановская P.M. Элементы практической психологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. С. 25-37.

9.  Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М.: 1974. С. 13-62.

10. Mwnep П.И. Физиологическая психология. М.: Мир, 1973. С. 153—162.

 

Лекция 3. Память

 

1. Зияеию ПИ. Непроизволыюе запоминание. М: АПН РСФСР, 1961.

2. Лурия А.Р. Внимание и память. М.: Изд-во МГУ, 1975. С. 42—99.

3.  Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М., 1974. С. 276-293, 313-355.

4. Грановская P.M. Элементы практической психологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. С. 75—138.

5.  Рубинштейн СЛ. Основы общей психологии. М.: Педагогика, 1989 Т  1 С. 300-344.

 

Лекция 4.  Мышление

 

1. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М: Изд-во МГУ, 1982. С. 184—248.

2. Запорожец А.В. Избр. психологические труды: В 2 т. М.: Педагогика, 1986 С. 154-221.

3. Лейтес Н.С. Возрастные предпосылки умственных способностей // Хрестоматия по психологии. М.: Просвещение, 1987. С. 331—340.

4. Леонтьев А.Н. Избр. психологические произведения: В 2 т. М.: Педагогика 1983. Т. 2. С. 79-92.

5.  Пушкин В.Н. Эвристическая деятельность человека и проблемы современ­ной науки // Хрестоматия по психологии. М.: Просвещение, 1987. С. 201—217.

6.  Смирнов АЛ. Избр. психологические труды. В 2 т. М.: Педагогика, 1987. Т. 2. С. 173-256.

7. Теплое Б.М. Избр. труды: В 2 т. М.: Педагогика, 1985. Т. 1. С. 223—306.

 

Лекция 5.  Воображение

 

1.  Выготский Л. С Воображение и его развитие в детском возрасте // Хресто­матия по психологии. М.: Просвещение, 1987. С. 320—325.

2. Брушлинский А.В. Воображение и творчество // Научное творчество. М.: Наука. 1969. С. 341-356.

3. Дьяченко О.М. Воображение дошкольника. М.: Знание, 1986.

4. Hawse Р.Г. Воображение как фактор поведения //Хрестоматия по психологии. М.: Просвещение, 1987. С. 217—223.

5. Никифорова О.И. К вопросу о воображении // Вопросы психологии, 1972. № 2.

6.  Страхов И.В. Психология творчества. Саратов, 1968.

7. Якобсон П.М. Психология художественного творчества. М.: Знание, 1971.

 

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ И ОСОБЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ

 

Лекция 1

ЧЕЛОВЕК: ИНДИВИД, ЛИЧНОСТЬ, ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. ЧЕЛОВЕК И ЛИЧНОСТЬ

В психологической науке категория личности относится к числу базовых категорий. Она не является сугубо психологиче­ской и изучается, по существу, всеми общественными науками. В этой связи возникает вопрос о специфике исследования лич­ности психологией: все психические явления формируются и развиваются в деятельности и общении, но принадлежат они не этим процессам, а их субъекту — общественному индивиду, личности. Наряду с другими принципами в психологии сформу­лирован личностный принцип, который требует исследовать пси­хические процессы и состояния личности (Б.Г.Ананьев, С Л.Ру­бинштейн, К. К. Платонов).

Но проблема личности в психологии выступает и как само­стоятельная. И при этом в разных планах изучается различны­ми отраслями психологической науки. Важнейшая теоретическая задача состоит в том, чтобы вскрыть объективные основания тех психологических свойств, которые характеризуют человека как индивида, как индивидуальность и как личность. Человек рождается на свет уже человеком. Строение тела появившегося на свет младенца обусловливает возможность прямохождения, структура мозга — потенциальный развитый интеллект, строе­ние руки — перспективу использования орудий труда и т.д., и всеми этими возможностями младенец отличается от детеныша животного, тем самым утверждается факт принадлежности ма­лыша к человеческому роду, зафиксированному в понятии «ин­дивид» в отличие от детеныша животного, от рождения и до конца жизни называемого особью.

В понятии индивид выражена родовая принадлежность чело­века, т.е. любой человек — это индивид. Но, появляясь на свет как индивид, человек приобретает особое социальное качество, он становится личностью. Фундаментальное философское ма­териалистическое определение личности было дано К.Марксом. Он определял сущность человека как совокупность обществен­ных отношений. Понять, что такое личность, можно только че­рез изучение реальных общественных связей и отношений, в которые вступает человек. Общественная природа личности всег­да имеет конкретное историческое содержание. Именно из кон­кретных социально-исторических отношений человека нужно выводить не только общие условия развития, но и исторически конкретную сущность личности. Специфика общественных ус­ловий жизни и образа деятельности человека определяет осо­бенности его индивидуальных признаков и свойств. Все люди принимают определенные психические черты, взгляды, обычаи и чувства своего общества, того общества, к которому они при­надлежат. Марксистское определение понятия личности противоположно тем определениям, в которых она выступает как замкнутая, независимая от мира духовная сущность, недо­ступная научным методам исследования. Личность не может быть сведена только к совокупности более или менее произ­вольно выделенных внутренних психических свойств и качеств, не может находиться в изоляции от объективных условий, свя­зей и отношений личности с окружающим миром.

В отечественной и зарубежной психологической литературе существует большое количество определений личности, что каж­дый раз определялось уровнем развития науки или методологи­ческой позицией автора.

 

Основные подходы к проблеме соотношения биологического и социального в личности

 

Тот факт, что понятия «личность» и «индивидуальность» не совпадают, не позволяет представить строение личности лишь как некоторую конфигурацию индивидуально-психологических свойств и качеств человека. В немарксистских психологических концепциях личность не рассматривается как субъект системы отношений, общественных по своей природе. С точки зрения их приверженцев достаточно охарактеризовать структуру инди­видуальности и тем самым личность человека будет полностью охвачена и описана, для чего используются специальные лич­ностные опросники. Необходимо, однако, указать, что с по­мощью этих методов можно описать индивидуальность челове­ка, но никак не всю личность.

Действительно, если принять во внимание, что личность всег­да выступает как субъект своих действительных отношений с конкретным социальным окружением, ее структуру с необходимостью должны войти эти действительные отношения и свя­зи, складывающиеся в деятельности и общении конкретных со­циальных групп и коллективов. Структура личности человека шире структуры его индивидуальности. С позиции отечествен­ной психологии данные, полученные в результате исследования личности как индивидуальности, не могут быть непосредствен­но перенесены на характеристики личности как субъекта меж­индивидных отношений.

Центральное место в психологической науке занимает про­блема психического развития индивида. И первое, с чем при­ходится столкнуться при обращении к изучению психиче­ского развития индивида, — это вопрос о соотношении в нем биологического и социального. В истории науки были перебраны практически все возможные формально-логиче­ские связи между понятиями психическое, социальное и био­логическое. Психическое развитие трактовалось и как полно­стью спонтанный процесс, независимый ни от биологиче­ского, ни от социального; и как производный только от био­логического, или только от социального развития, либо как результат их параллельного действия на индивида или взаи­модействия и т.п. В концепциях спонтанного психического развития оно рассматривается как полностью детерминируе­мое своими внутренними законами. Вопрос о биологическом и социальном для этих концепций просто не существует: че­ловеческому организму здесь, в лучшем случае, отводится роль некоего «вместилища» психической деятельности, внешнего по отношению к ней.

В биологизаторских концепциях психическое развитие рас­сматривается как линейная функция развития организма, как нечто, однозначно следующее за этим развитием; все осо­бенности психических процессов, состояний и свойств чело­века здесь пытаются вывести из биологических законов. При этом нередко используются законы, открытые при изучении животных, которые не учитывают специфику развития чело­веческого организма. Часто в этих концепциях для объясне­ния психического развития привлекается основной биогене­тический закон (рекапитуляции), согласно которому в раз­витии индивида воспроизводится в главных чертах эволю­ция вида, к которому этот индивид принадлежит; пытаются найти в психическом развитии индивида повторение ступе­ней эволюционного процесса в целом или хотя бы основных этапов развития вида.

Конечно, при желании можно усмотреть здесь некоторые внешние аналогии, однако они не дают основания для вывода о справедливости принципа рекапитуляции в отношении психического развития человека. Подобные концепции — типич­ный случай неправомерного расширения сферы действия био­генетического закона.

Идея рекапитуляции не чужда и социологизаторским кон­цепциям психического развития индивида. Только здесь она представляется несколько иначе: утверждается, что психическое развитие индивида в конспективной форме воспроизводит ос­новные ступени процесса исторического развития общества, прежде всего его духовной жизни, культуры.

Наиболее ярко суть подобных концепций выразил В.Штерн; при этом в предложенной им трактовке принцип., рекапитуляции охватывает и эволюцию психики животных, и историю духовного развития общества. Для иллюстрации приведем одну из его цитат: «Человеческий индивид в пер­вые месяцы младенческого периода, с преобладанием низ­ших чувств, с неосмысленным рефлекторным и импульсив­ным существованием, находится в стадии млекопитающего; во второе полугодие, развив деятельность хватания и разно­стороннего подражания, он достигает развития высшего мле­копитающего — обезьяны и на втором году, овладев верти­кальной походкой и речью — элементарного человеческого состояния. В первые пять лет игры и сказок он стоит на ступени первобытных народов. Затем следует поступление в школу, более напряженное внедрение в социальное целое с определенными обязанностями, — онтогенетическая парал­лель вступления человека в культуру с ее государственными и экономическими организациями. В первые школьные го­ды простое содержание античного и ветхозаветного мира наи­более адекватно детскому духу, средние годы носят черты фанатизма христианской культуры, и только в периоде зре­лости достигается духовная дифференциация, соответствую­щая состоянию культуры нового времени». [Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М.: Учпедгиз, 1946, С. 160].

Конечно, можно усмотреть некоторые аналогии развития ин­дивида и истории общества, но вряд ли они помогают раскрыть суть психического развития индивида. Проводя подобные ана­логии, нельзя не учитывать систему обучения и воспитания, которая исторически развивается в каждом обществе и имеет свою специфику в каждой общественно-исторической форма­ции. Законы развития общества и законы развития индивида в обществе — это разные законы. Связь между ними гораздо сложнее, чем это представляется с позиций принципа рекапи­туляции.

Каждое поколение людей застает общество на определенной ступени его развития и включается в ту систему общественных

отношений, которая на этой ступени уже сложилась. Ему нет нужды повторять, в каком бы то ни было свернутом виде всю предшествующую историю. Кроме того, включаясь в систему сложившихся общественных отношений, каждый индивид при­обретает и усваивает в этой системе определенные функции, определенную общественную позицию, которые не идентичны функциям и позициям других индивидов. В своем культурном развитии индивид начинает с овладения культурой своего вре­мени и той общности, к которой он принадлежит. Развитие индивида подчиняется особому порядку законов.

Вместе с тем первый и очевидный факт, с которого начинается жизнь человека, состоит в том, что он рождается как биологическое существо. Его организм — это человече­ский организм, а его мозг — человеческий мозг. При этом индивид рождается биологически, а тем более социально не­зрелым; созревание и развитие его организма с самого нача­ла протекает в социальных условиях, неизбежно накладывая сильный отпечаток на эти процессы. Законы созревания и развития человеческого организма проявляются специфиче­ским образом, иначе, чем у животных. Задача психологии состоит в том, чтобы вскрыть законы биологического разви­тия человеческого индивида и специфику их действия в ус­ловиях его жизни в обществе. Для психологии особенно важно выяснить взаимоотношения этих законов с законами психи­ческого развития индивида. Биологическое развитие инди­вида является исходной предпосылкой его психического раз­вития. Но эти предпосылки реализуются в социальных дей­ствиях индивида. Развитие индивида начинается не от нуля, не на пустом месте. Старая идея об исходной его основе как tabula raza наукой не подтверждается. Человеческий инди­вид рождается с определенным набором биологических свойств и физиологических механизмов, которые и выступа­ют в роли такой основы. Вся генетически закрепленная сис­тема свойств и механизмов является общей исходной пред­посылкой дальнейшего развития индивида, обеспечивает уни­версальную его готовность к развитию, в том числе и к пси­хическому.

Было бы наивно представлять себе дело так, что биологиче­ские свойства и механизмы имеют какое-то значение только в начальный период психического развития, а затем оно утрачи­вается. Развитие организма происходит на протяжении всей жиз­ни индивида, т.е. всегда эти свойства и механизмы выполняют роль общей предпосылки психического развития: биологиче­ская детерминанта действует в течение всей жизни индивида, хотя в разные периоды эта роль различна.

В психологии сейчас накоплено немало данных, раскры­вающих особенности ощущений, восприятия, памяти, мыш­ления и т.д. в разные периоды развития индивида. Показа­тельно, что эти психические процессы развиваются в дея­тельности и общении с другими людьми. Между тем без изу­чения того, как изменяется биологическое обеспечение раз­вивающихся психических процессов, трудно выявить зако­ны, управляющие психическим развитием человека. Не изу­чая биологическое развитие организма, трудно понять и дей­ствительные законы психических процессов. Речь идет о раз­витии той самой высокоорганизованной материи, свойством которой является психика. Понятно, конечно, что субстрат психики развивается не сам по себе, а в реальной жизнедея­тельности индивида, важнейшей составляющей которой яв­ляется овладение исторически сложившимися способами де­ятельности, общения, знаниями, навыками и т.д. Для психо­логического исследования важно содержание жизнедеятель­ности индивида в каждом временном интервале.

Видный отечественный психолог Б.Ф.Ломов [Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984], развивая системный подход к пониманию сущ­ности личности, пытается вскрыть всю сложность и неодно­значность решения проблемы соотношения социального и биологического в личности. Его взгляды на эту проблему сво­дятся к следующим основным положениям. Исследуя разви­тие индивида, психология, конечно, не ограничивается ана­лизом только отдельных психических функций и состояний. Её прежде всего интересует формирование и развитие лич­ности человека. В этой связи проблема соотношений биоло­гического и социального выступает преимущественно как про­блема организм и личность. Одно из этих понятий сформиро­валось в контексте биологических, другое — социальных на­ук, но и то и другое относится к индивиду как представите­лю вида «человек разумный» и как члену общества. Вместе с тем в каждом из этих понятий фиксируются разные системы свойств человека: в понятии организм — структура человече­ского индивида как биологической системы, в понятии лич­ность — его включенность в жизнь общества. Как уже отме­чалось, исследуя формирование и развитие личности, отече­ственная психология исходит из марксистского положения о личности как социальном качестве индивида. Вне общества это качество индивида не существует, а потому вне анализа отношений индивид — общество не может быть и понято. Объективным же основанием личностных свойств индивида является система общественных отношений, в котором он

живет и развивается. В глобальном плане формирование и развитие личности можно рассматривать как усвоение ею со­циальных программ, сложившихся в данном обществе на дан­ной исторической ступени. При этом нужно иметь в виду, что этот процесс направляется обществом при помощи спе­циальных социальных институтов, в первую очередь систе­мы воспитания и образования.

Из всего сказанного можно сделать общий вывод: детерми­нация развития индивида имеет системный характер и отлича­ется высокой динамичностью. Она необходимо включает как социальные, так и биологические детерминанты. Попытки пред­ставить ее как сумму двух параллельных или взаимосвязанных рядов — это очень грубое упрощение, искажающее суть дела. Относительно связей биологического и психического вряд ли целесообразно пытаться сформулировать некоторый универсаль­ный принцип, справедливый для всех случаев. Эти связи многоплановы и многогранны. При одних обстоятельствах биоло­гическое выступает по отношению к психическому как его ме­ханизм, в других — как предпосылка, в-третьих — как содержа­ние психического отражения, в четвертых —как фактор, влия­ющий на психические явления, в-пятых — как причина отдель­ных актов поведения, в шестых — как условие возникновения психических явлений и т.д.

Еще более многообразны и многоплановы отношения пси­хического к социальному. Все это создает очень большие труд­ности в изучении триады биологическое — психическое — соци­альное. Соотношение социального и биологического в психике человека многомерно, многоуровнево и динамично. Оно опре­деляется конкретными обстоятельствами психического разви­тия индивида и по-разному складывается на разных ступенях этого развития и на разных его уровнях. Вернемся к вопросу о понимании психологической сущности личности. Охарактери­зовать, что такое личность, именно в ее содержательном психо­логическом плане, оказалось не простой задачей. И решение этого вопроса имеет свою историю. Рассмотрим, как развива­лось представление о том, что такое личность в отечественной психологии.

В истории отечественной психологии представление о пси­хологической сущности личности неоднократно изменялось. Первоначально, казалось бы, самым надежным путем преодо­ления теоретических трудностей, связанных с необходимостью осмысления личности именно как психологической категории, является перечисление составных образующих личность как не­кую психологическую реальность. В этом случае личность вы­ступает как набор качеств, свойств, черт, характеристик особенностей психики человека. Этот подход к проблеме был на­зван академиком А.В.Петровским «коллекционерским», ибо в этом случае личность превращается в некое вместилище, ем­кость, принимающую в себя черты темперамента, характера, интересы, способности и т.д. Задача психолога в таком случае сводится к каталогизации всего этого и выявлению индивиду­альной неповторимости его сочетания у каждого отдельного че­ловека. Такой подход лишает понятие «личность» его категори­ального содержания.

Уже в 60-е годы психологи осознали неудовлетворенность результатами такого подхода. На повестку дня встал вопрос о структурировании многочисленных личностных качеств. С середины 60-х годов начали предприниматься попытки вы­яснить общую структуру личности. Очень характерен в этом направлении подход К.К.Платонова, понимавшего под лич­ностью некую биосоциальную иерархическую структуру. Уче­ный выделял в ней следующие подструктуры: направленность, опыт (знания, умения, навыки); индивидуальные особенно­сти различных форм отражения (ощущения, восприятия, па­мяти, мышления) и, наконец, объединенные свойства тем­перамента. Основной недостаток обозначенного подхода со­стоял в том, что общая структура личности интерпретирова­лась, главным образом, как некая совокупность ее биологи­ческих и социально-обусловленных особенностей. В резуль­тате едва ли не главной в психологии личности становилась проблема соотношения социального и биологического в лич­ности. Однако на самом деле биологическое, входя в лич­ность человека, становится социальным.

К концу 70-х годов, ориентация на структурный подход к проблеме личности сменяется тенденцией к применению си­стемного подхода. В этой связи особый интерес представляет обращение к идеям А.Н.Леонтьева, чьи представления о лич­ности подробно изложены в одной из его последних работ. Следуя этим представлениям, А.Н.Леонтьев решал такие фундаментальные проблемы, как формирование и основы ти­пологии личности, образующие личности и др. Однако по­тенциальные возможности нового понимания личности зна­чительно превосходят те реализации, которые успел осуще­ствить сам автор.

Охарактеризуем кратко особенности понимания личности А.Н.Леонтьевым. Личность, по его мнению, — это психоло­гическое образование особого типа, порождаемое жизнью че­ловека в обществе. Соподчинение различных деятельностей создает основание личности, формирование которой проис­ходит в онтогенезе. Интересно отметить те особенности, которые А.Н.Леонтьев не относил к личности, прежде всего генотипически обусловленные особенности человека: физи­ческая конституция, тип нервной системы, темперамент, ди­намические силы биологических потребностей, эффектив­ность, природные задатки, а также прижизненно приобре­тенные навыки, знания и умения, в том числе профессио­нальные. Перечисленное составляет индивидные свойства че­ловека. Понятие индивид, по А.Н.Леонтьеву, отражает, во-первых, целостность и неделимость отдельной особи данно­го биологического вида, во-вторых, особенности конкретно­го представителя вида, отличающие его от других представи­телей этого вида. Индивидуальные же свойства, в том числе генотипически обусловленные, могут многообразно менять­ся в ходе жизни человека, однако от этого личностными не становятся. Личность не есть обогащенный предшествующим опытом индивид. Свойства индивида не переходят в свойст­ва личности. Хотя и трансформированные, они так и оста­ются индивидными свойствами, не определяя складывающей­ся личности, а составляя предпосылки и условия ее форми­рования. Общий подход к пониманию проблемы личности, обозначенный А.Н.Леонтьевым, нашел свое развитие в ра­ботах А.В.Петровского и В.А.Петровского.

В учебнике «Общая психология» [М.: Просвещение, 1986. С. 192] под редакцией А.В.Петровского дается следующее опре­деление личности: «Личностью в психологии обозначается сис­темное социальное качество, приобретаемое индивидом в пред­метной деятельности и общении и характеризующее уровень и качество представленности общественных отношений в инди­виде».

Что же такое личность как особое социальное качество ин­дивида? Всеми советскими психологами отрицается тождество понятий «индивид» и «личность»,. Понятия личность и индивид не тождественны; это особое качество, которое приобретается индивидом в обществе, по всей совокупности его отношений, общественных по своей природе, в которые индивид вовлека­ется... личность есть системное и потому «сверхчувственное» качество, хотя носителем этого качества является вполне чувст­венный, телесный индивид со всеми его прирожденными и при­обретенными свойствами» [Там же].

Теперь надо уточнить, почему о личности говорят как о «сверхчувственном» качестве индивида. Очевидно, что индивид обладает вполне чувственными (т.е. доступными восприятию с помощью органов чувств) свойствами: телесностью, индивиду­альными особенностями поведения, речи, мимики и т.д. Каким же образом у человека обнаруживаются качества, которые не могут быть усмотрены в своей непосредственно чувственной форме? Личность воплощает в себе систему отношений, обще­ственных по своей природе, которые вмещаются в сферу бытия индивида как его системное (внутренне расчлененное, слож­ное) качество. Только анализ отношения «индивид-общество» позволяет раскрыть основания свойств человека как личности. Чтобы понять основания, на которых формируются те или иные свойства личности, нужно рассмотреть ее жизнь в обществе, ее движение в системе общественных отношений. Включенность индивида в те или иные общности определяет содержание и характер выполняемых ими деятельностей, круг и способы об­щения с другими людьми, т.е. особенности его социального бы­тия, образа жизни. Но образ жизни отдельных индивидов, тех или иных общностей людей, а также общества в целом опреде­ляется исторически развивающейся системой общественных от­ношений. Такую задачу психология может решить только в кон­такте с другими общественными науками.

Можно ли прямым образом, непосредственно вывести пси­хологические характеристики той или иной личности из об­щественно-исторических законов? Охарактеризовать личность можно, только увидев ее в системе межличностных отноше­ний, в совместной, коллективной деятельности, потому что вне коллектива, вне группы, вне человеческих сообществ лич­ности в ее деятельной социальной сущности нет. Для лично­сти общество — не просто некоторая внешняя среда. Как член общества она объективно, необходимым образом вклю­чена в систему общественных отношений. Конечно, связь общественных отношений и психологических свойств лйч-норти не прямая. Она опосредуется множеством факторов и условий, требующих специального исследования. Если рас­сматривать жизнь личности в обществе в глобальном плане, то нужно сказать, что вся совокупность общественных отно­шений, вся их система в целом так или иначе определяет социальный статус каждой конкретной личности и ее разви­тие. Но при более детальном анализе выявляется, что спосо­бы включения конкретных личностей в разные виды обще­ственных отношений различны; различна также степень их реализации в жизни каждой личности. Способы включения и мера участия личности в разных видах общественных от­ношений различны; в них, в частности, по-разному склады­ваются взаимосвязи разных форм деятельности и общения. Иначе говоря, «пространство отношений» каждой личности специфично и весьма динамично.

Понятие личность относится к определенным свойствам, при­надлежащим индивиду, причем имеется в виду и своеобразие,

уникальность индивида, т.е. индивидуальность. Однако поня­тия индивид, личность и индивидуальность не тождественны по содержанию: каждое из них раскрывает специфический аспект индивидуального бытия человека. Личность может быть понят­на только в системе устойчивых межличностных связей, опос­редствованных содержанием, ценностями, смыслом совместной деятельности каждого из участников. Эти межличностные свя­зи реальны, но по природе своей сверхчувственны. Они прояв­ляются в конкретных индивидуальных свойствах и поступках людей, входящих в коллектив, но к ним несводимы.

Межличностные связи, формирующие личность в коллекти­ве, внешне выступают в форме общения или субъект-субъект­ного отношения наряду с субъект-объектным отношением, ха­рактерным для предметной деятельности. При более глубоком рассмотрении выясняется, что непосредственные субъект-субъ­ектные связи,существуют не столько сами по себе, сколько в опосредствовании какими-либо объектами (материальными или идеальными). Это значит, что отношение индивида к другому индивиду опосредствуется объектом деятельности (субъект—объ­ект—субъект).

В свою очередь то, что внешне выглядит как прямой акт предметной деятельности индивида, на самом деле является актом опосредствования, причём опосредствующим звеном для личности является уже не объект деятельности, не ее предметный смысл, а личность другого человека, соучастни­ка деятельности, выступающая как бы преломляющим уст­ройством, через которое он может воспринять, понять, по­чувствовать объект деятельности. Все сказанное позволяет понять личность в качестве субъекта относительно устойчи­вой системы межиндивидных (субъект—объект-субъектных и субъект—субъект-объектных) отношений, складывающих­ся в деятельности и общении.

Личность каждого человека наделена только ей присущим сочетанием черт и особенностей, образующих ее индиви­дуальность — сочетание психологических особенностей челове­ка, составляющих его своеобразие, его отличие от других лю­дей. Индивидуальность проявляется в чертах характера, темпе­рамента, привычках, преобладающих интересах, в качествах по­знавательных процессов, в способностях, индивидуальном сти­ле деятельности. Подобно тому, как понятия индивид и лич­ность не тождественны, личность и индивидуальность в свою очередь образуют единство, но не тождество. Если черты инди­видуальности не представлены в системе межличностных отно­шений, они оказываются несущественными для оценки лично­сти индивида и не получают условий для развития, подобно тому как в качестве личностных выступают лишь индивидуаль­ные черты, в наибольшей степени «втянутые» в ведущую для данной социальной общности деятельность. Индивидуальные особенности человека до известного времени никак не прояв­ляются, пока они не станут необходимыми в системе межлич­ностных отношений, субъектом которых выступит данный че­ловек как личность. Итак, индивидуальность — лишь одна из сторон личности человека.

Возвращаясь к вопросу о понимании сущности личности А.В.Петровским и В.А.Петровским, необходимо остановиться еще на одном аспекте — таком понимании ими структуры лич­ности, когда она рассматривается как «сверхчувственное» сис­темное качество индивида. Рассматривая личность в системе субъективных отношений, они выделяют 3 типа атрибуции (при­писывания, наделения) личностного бытия индивида (или 3 ас­пекта трактовки личности). Первый аспект рассмотре­ния — интраиндивидная личностная атрибуция: личность тракту­ется как свойство, присущее самому субъекту; личностное ока­зывается погруженным во внутреннее пространство бытия ин­дивида. Второй аспект — интериндивидная личностная атрибуция как способ понимания личности, когда сферой ее определения и существования становится «пространство меж­индивидных связей». Третий аспект рассмотрения — метаиндивидная личностная атрибуция. Здесь обращается вни­мание на воздействие, которое вольно или невольно индивид оказывает своей деятельностью (индивидуальной и совместной) на других людей. Личность воспринимается уже под новым уг­лом зрения: ее важнейшие характеристики, которые пытались усматривать в качествах индивида, предлагается искать не только в нем самом, но и в других людях. В этом случае личность вы­ступает в качестве идеальной представленное индивида в дру­гих людях, его инобытия в них, его персонализации. Сущность этой идеальной представленности — в тех реальных действен­ных изменениях интеллектуальной и аффективно-потребностной сферы другого человека, которые производит деятельность субъекта или его участие в совместной Деятельности. «Инобы­тие» индивида в других людях — не статичный отпечаток. Речь идет об активном процессе, о своего рода продолжении себя в другом, вследствие которого личность обретает вторую жизнь в других людях.

Продолжаясь в других людях, со смертью индивида личность полностью не умирает. Индивид как носитель личности уходит из жизни, но персонализированный в других людях, продолжа­ет жить. В словах «он живет в нас и после смерти» нет ни мис­тики, ни чистой метафоричности, это констатация факта иде-

альной представленности индивида после его материального ис­чезновения.

Разумеется, личность может быть характеризуема только в единстве всех трех предложенных аспектов рассмотрения.

 

Мотивационно-потребностная сфера личности

 

Известно, что потребности человека являются исходными по­буждениями к деятельности. У человека, обладающего высши­ми формами отражения действительности, объекты, побуждаю­щие к деятельности, могут быть отражены в форме сознатель­ного образа или представления, в форме мысли или понятия, в форме идеи или нравственного идеала.

В психологии сложилось следующее определение мотива: мо­тив — это то, что отражаясь в сознании человека, побуждает его к деятельности, направляя ее на удовлетворение определенной потребности. В общем виде мотив есть отражение потребности, которая действует как объективная закономерность, выступает как объективная необходимость.

По мнению одного из наиболее известных в отечественной психологии исследователей мотивации — Р.Г.Асеева, мотива­ция есть специфический вид психической регуляции поведения и деятельности. Таким образом, в наиболее широком смысле мотивация определяет поведение.

Итак, в основе любой деятельности человека лежит мотив, побуждающий его к этой деятельности. Однако соотношение деятельности и мотива как личностного образования не про­стое и не однозначное. Тот или иной мотив, возникший у лич­ности и побуждающий ее к определенной деятельности, не всегда в этой деятельности исчерпывается, тогда, завершив ее, лич­ность начинает другую. В процессе деятельности мотив может измениться, и, напротив, при сохранности мотива может изме­ниться выполняемая деятельность. Между развитием мотива и овладением деятельностью могут возникать и обычно возника­ют рассогласования. Иногда формирование мотива опережает формирование деятельности, а иногда — напротив — отстает — и то и другое сказывается на ее результате.

Все сказанное позволяет заключить, что мотив является не просто одной из составляющих деятельности, а выступает в качестве компонента сложной системы — мотивационной сферы личности. Под мотивационной сферой личности по­нимается вся совокупность ее мотивов, которые формиру­ются и развиваются в течение ее жизни. В целом эта сфера динамична и развивается в зависимости от обстоятельств. Но некоторые мотивы относительно устойчивы и, доминируя, образуют как бы стержень всей сферы (в них проявляется направленность личности).

Вопрос о том, откуда берутся мотивы, как они возникают, является в психологии личности одним из основных. Та же са­мая концепция А. Маслоу не может ответить на этот вопрос: как известно, он строит «пирамиду» потребностей, которые явля­ются основой мотивов, — биологические потребности, потреб­ность в безопасности (как нужда в порядке, устойчивости), аффилиативные потребности, потребность в уважении, престиже, и, наконец, потребность в самовыражении и самоактуализации. Но Маслоу берет потребности абстрактного индивида, вырывая его из системы общественных отношений, рассматривая их вне связи с обществом, причем, последнее лишь среда, в которой развивается индивид.

Отечественные психологи исходят из того, как конкретный действительный индивид включен в систему общественных от­ношений и каким образом эта система отражается в его индиви­дуальном сознании. Б.Ф Ломов считает, что для понимания мотивационной сущности сферы (ее состава, строения, динамики) и развития этой сферы необходимо рассматривать связи и отно­шения личности с другими людьми. Изучая зависимости мотива-ционной сферы личности, важно иметь в виду, что они имеют многомерный и многоуровневый характер, не только непосред­ственные, но и опосредствованные контакты. В процессе разви­тия в обществе индивид как бы выходит за пределы непосредст­венных связей с другими людьми, а его мотивационная сфера начинает формироваться под существенным влиянием жизни об­щества: идеологии, политики, этики и т.п. Огромную роль в фор­мировании мотивационной сферы играют общественные инсти­туты. На эмпирическом уровне психологического анализа речь должна идти прежде всего о тех общностях людей, к которым принадлежит данный конкретный индивид. Принадлежность к общности является одной из важнейших детерминант мотиваци­онной сферы личности. Так как любой индивид принадлежит ря­ду общностей, а в процессе его развития число общностей, в ко­торые он включается, изменяется, естественно, изменяется и его мотивационная сфера. Следовательно, развитие мотивационной сферы надо рассматривать не как процесс «изнутри» индивида, а в плане развития его связей с различными общностями людей. Таким образом, переход от одного уровня мотивации к другому определяется не законами спонтанного развития индивида, а раз­витием его отношений и связей с другими людьми, с обществом в целом.

Во множестве мотивов индивида отражаются потребности, свойственные различными общностям, в которые он включен. Этим определяется сложнейшая картина динамической систе­мы мотивов; их согласованность или противоречия, дифферен­циация и интеграция, взаимопревращения и т.д. Но всегда ли человек осознает свои побуждения (цели, потребности, идеалы, направленность своей личности)? Безусловно, не всегда. Если бы это было так, человек обладал бы идеальным самосознани­ем, в совершенстве знал себя, давал бы точную самооценку. Между тем нередко окружающие люди лучше знают, вернее оце­нивают человека, чем он сам. Разумеется, человек всегда осоз­нает ту непосредственную цель, которой подчинено его пове­дение в текущий момент. Он лучше знает фактическую сторону своей жизни, но парадокс в том, что человек часто не осознает (или осознает неполно) истинные причины или побуждения к совершению определенных поступков или поведенческих ак­тов. Немало-важную область мотивации человеческих действий и поступков образуют неосознаваемые побуждения, к рассмот­рению которых мы переходим.

Среди неосознаваемых побуждений личности лучше всего изучены установки. Установкой в психологии обозначается нео­сознаваемое личностью состояние готовности, предрасположен­ности к деятельности, с помощью которой может быть удовлетворена та или иная потребность. Установка — это го­товность, предрасположенность определенным образом восп­ринять, понять, осмыслить объект или действовать с ним в соответствии с прошлым опытом.

Ставшие классическими исследования Д.Н.Узнадзе и его со­трудников показали процесс формирования фиксированных ус­тановок, определяющих поведение личности. Предвзятость, со­ставляющая сущность многих установок, либо является резуль­татом поспешных и недостаточно обоснованных выводов из не­которых факторов личного опыта человека, либо это результат некритического усвоения стереотипов мышления — стандарти­зированных суждений, принятых в определенной обществен­ной группе.

Установки по отношению к различным фактам обществен­ной жизни могут быть позитивными и негативными, прини­мающими характер предубеждения. Психологическими ис­следованиями в структуре установки выделены три состав­ляющие (подструктуры). Когнитивная (от лат. cogito — «по­знание») подструктура есть образ того, что готов познать и воспринять человек; эмоционально-оценочная подструктура есть комплекс симпатий и антипатий к объекту установки; поведенческая подструктура — готовность определенным об­разом действовать в отношении объекта установки, осуще­ствлять волевые усилия.

 К неосознаваемым мотивам относятся также влечения, ко­торые определяются как неопредмеченное побуждение.

 

Направленность личности

 

Несмотря на различие трактовок личности, существующее в отечественной психологии, во всех подходах в качестве ее ведущей характеристики выделяется ее направленность. В раз­ных концепциях эта характеристика раскрывается по-разно­му: как «динамическая тенденция» (С.Л.Рубинштейн), смыслообразующий мотив (А.Н.Леонтьев), «доминирующее отно­шение» (В.Н.Мясищев), «основная жизненная направлен­ность» (Б.Г.Ананьев), «динамическая организация сущност­ных сил человека» (А.С.Прангишвили). Она так или иначе выявляется в изучении всей системы психических свойств и состояний личности: потребностей, интересов, склонностей, мотивационной сферы, идеалов, ценностных ориентации, убеждений и т.д. Таким образом, направленность выступает как системообразующее свойство личности, определяющее ее психологический склад.

Совокупность устойчивых мотивов, ориентирующих де­ятельность личности и относительно независимых от наличных ситуаций, называется направленностью лично­сти человека. Направленность личности всегда социально обусловлена и формируется путем воспитания. Направлен­ность — это установки, ставшие свойствами личности. На­правленность включает несколько связанных иерархиче­ски форм: влечение, желание, стремление, интерес, склон­ность, идеал, мировоззрение, убеждение. Все формы на­правленности личности вместе с тем являются мотивами ее деятельности.

Кратко охарактеризуем каждую из выделенных форм направ­ленности:

— влечение — наиболее примитивная биологическая форма направленности;

—  желание — осознанная потребность и влечение к чему-либо вполне определенному;

— стремление — возникает при включении в структуру же­лания волевого компонента;

— интерес — познавательная форма направленности на пред­меты;

— при включении в интерес волевого компонента он стано­вится склонностью;

—  конкретизируемая в образе или представлении предмет­ная цель склонности есть идеал;

— мировоззрение — система философских, эстетических, этических, естественнонаучных и других взглядов на окру­жающий мир;

— убеждение — высшая форма направленности — это систе­ма мотивов личности, побуждающих ее поступать в соответст­вии со своими взглядами, принципами, мировоззрением.

Мотивы могут быть в большей или меньшей мере осоз­нанными или совсем не осознаваемыми. Основная роль на­правленности личности принадлежит осознанным мотивам. Необходимо заметить, что потребностно-мотивационная сфе­ра характеризует направленность личности лишь частично, является как бы исходным ее звеном, фундаментом. На этом фундаменте формируются жизненные цели личности. Сле­дует различать цель деятельности и жизненную цель. Человеку приходится выполнять в течение жизни множество разнооб­разных деятельностей, в каждой из которых реализуется оп­ределенная цель. Но цель любой отдельной деятельности рас­крывает лишь какую-то одну сторону направленности лич­ности, проявляющуюся в данной деятельности. Жизненная цель выступает в качестве общего интегратора всех частных целей, связанных с отдельными деятельностями. Реализация каждой из них есть вместе с тем частичная реализация об­щей жизненной цели личности. С жизненными целями свя­зан уровень достижений личности. В жизненных целях лич­ности находит выражение сознаваемая ею «концепция соб­ственного будущего». Осознание человеком не только цели, но и реальности ее осуществления рассматривается как пер­спектива личности.

Состояние расстройства, подавленности, противоположное переживаниям, свойственным человеку, осознающему перспек­тиву, называется фрустрацией. Она возникает в тех случаях, когда человек на пути к достижению цели сталкивается с реально не­преодолимыми препятствиями, барьерами, или когда они вос­принимаются как таковые. Необходимыми признаками фрустрирующей ситуации является ярко выраженная мотивирован­ность достижения цели (удовлетворения потребности) и воз­никновение преграды, препятствующей этому достижению. В подобной ситуации человек может преодолевать значитель­ные трудности не впадая в состояние фрустрации. Но в крити­ческие моменты, когда трудности непреодолимы, возникает со­стояние фрустрации, которое в определенной мере деформиру­ет целеполагающее поведение человека. Ф.Е.Василюк, анали­зируя литературу, выделяет следующие виды фрустрационного поведения: а) двигательное возбуждение — бесцельные и неу­порядоченные реакции; б) апатия; в)' агрессия и деструкция; г) стереотипия — тенденция к слепому повторению фиксиро­ванного поведения; д) регрессия, которая понимается любо «как обращение к поведенческим моделям, доминировавшим в бо­лее ранние периоды жизни индивида», либо как «примитивиация» поведения, проявляющаяся в падении «конструктивности» поведения.

 

Самосознание личности

 

Интерес человека к себе, к своему «Я», издавна был предме­том особого внимания. И кто знает, может быть из этого инте­реса и возникла сама психология как наука. Внутренний мир личности, ее самосознание всегда были в центре внимания не только философов, ученых, но и писателей и художников. По­ведение человека всегда так или иначе сочетается с его пред­ставлением о себе («образ "Я"») и с тем, каким он хотел бы быть. Изучение свойств самосознания адекватности самооце­нок, структуры и функций «образа "Я"» представляет не только теоретический, но и практический интерес в связи с формиро­ванием жизненной позиции личности.

Один из ведущих отечественных исследователей пробле­мы самосознания В.В.Столин, анализируя место самосозна­ния в психической организации человека, пишет: «Проблеме самосознания посвящено немало исследований в отечествен­ной психологии. Эти исследования сконцентрированы в ос­новном вокруг двух групп вопросов. В работах Б.Г.Ананьева, Л.И. Божович, Л.С. Выготского, А.Н.Леонтьева, С.Л.Рубинш­тейна, П.Р. Чаматы, И.И. Чесноковой, Е.В. Шороховой в об­щетеоретическом и методологическом аспектах проанализи­рован вопрос о становлении самосознания в контексте более общей проблемы развития личности. В другой группе иссле­дований рассматриваются более специальные вопросы, преж­де всего связанные с особенностями самооценок, их взаимо­связью с оценками окружающих. Исследования А.А. Бодалева по социальной перцепции заострили интерес к вопросу связи познания других людей и самопознания. Немало опуб­ликовано и философско-психологических и собственно фи­лософских исследований, в которых проанализированы про­блемы, связанные с личностной ответственностью, мораль­ным выбором, моральным самосознанием. Работы И.С.Ко­на, в которых были удачно синтезированы философские, об­ще и социально-психологические, историко-культурные ас­пекты, теоретические вопросы и анализ конкретных экспе­риментальных данных, открыли многие новые грани этой, пожалуй, одной из старейших проблем в психологии. Зарубежная литература по темам, имеющим отношение к психо­логии самосознания, чрезвычайно богата...» [Столин В.В. Са­мосознание личности. М., 1983. С. 6].

Понятия «Я» и самосознания являются также одними из цен­тральных в литературе, посвященной теоретическим и практи­ческим аспектам психотерапии и психологического консульти­рования. Тем не менее А. Н Леонтьев, характеризовавший про­блему самосознания как проблему «высокого жизненного зна­чения, венчающую психологию личности», расценивал ее в це­лом как нерешенную, «ускользающую от научно-психологиче­ского анализа».

Проблема самосознания человека чрезмерно сложна. Каж­дый человек имеет множество образов своего «Я», существую­щих в разных ракурсах: каким воспринимает себя сам человек в настоящий момент, каким он мыслит идеал своего «Я», каким это «Я» выглядит в глазах других людей и т.д. Будучи субъектом познания, человек вместе с тем выступает и как объект для са­мого себя.

Что же такое самосознание? Один из самых авторитетных исследователей феномена самосознания И.С.Кон дает сле­дующее определение: «Совокупность психических процессов, посредством которых индивид осознает себя в качестве субъ­екта деятельности, называется самосознанием, а его представ­ления о самом себе складываются в определенный «образ "Я"» [Кон И.С. Открытие «Я». М., 1978].

Психологическую сущность «Я» другой видный отечест­венный исследователь А.Г.Спиркин охарактеризовал следу­ющим образом: «Под понятием "Я" имеется в виду личность, освещенная светом своего собственного самосознания, то есть такая личность, какой сама она воспринимает, знает и чув­ствует себя. "Я" — это регулятивный принцип психической жизни, самоконтролирующая сила духа; это все, чем мы яв­ляемся и для мира, и для других людей в своей сущности и прежде всего для самих себя в своем самосознании, само­оценке и самопознании. "Я" предполагает знание и отноше­ние к объективной реальности и постоянное ощущение в ней самого себя». [Спиркин А.Г. Сознание и самосознание. М., 1972].

И.С.Кон также считает, что «образ "Я"» — это не просто отражение в форме представления или понятия, асоциаль­ная установка, отношение личности к самой себе, которое включает, как и любая установка, три компонента: 1) позна­вательный (когнитивный) — знание себя; 2) эмоциональный (оценка своих качеств); 3) поведенческий (практическое от­ношение к себе).

И.И.Чеснокова в структуре самосознания также выделяет 3 взаимосвязанных компонента: самопознание; эмоционально-ценностное отношение к себе и саморегулирование поведения личности [Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психоло­гии. М., 1977]. Как видно, выделенные ею компоненты факти­чески совпадают со структурой самосознания, намеченной И.С.Коном.

Мы уже отмечали, что образ «Я» — не статическое, а чрезвы­чайно динамическое образование личности. Образ «Я» может переживаться как представление о себе в момент самого пере­живания,- обычно обозначаемое в психологии как «реальное Я». Но образ «Я» вместе с тем и «идеальное Я» субъекта, то, каким он должен был быть, стать, чтобы соответствовать социальным нормам и ожиданиям окружающих. Возможно еще и «фанта­стическое Я» — то, каким субъект желал бы стать, если бы это оказалось для него возможным. Естественно, что преобладание в структуре личности фантастических представлений о себе, не сопровождающихся поступками, которые способствовали бы осу­ществлению желаемого, дезорганизует деятельность и самосоз­нание человека и, в конце концов, может его жестоко травми­ровать, ввиду очевидного несовпадения желаемого и действи­тельного.

Степень адекватности образа «Я» выясняется при изуче­нии одного из важнейших его аспектов — самооценки лич­ности, т.е. оценки личностью самой себя, своих возможно­стей, качеств и места среди других людей. Это наиболее су­щественная и наиболее изученная в психологии сторона са­мосознания личности...

С помощью самооценки происходит регуляция поведения личности.

Как же личность осуществляет самооценку? Человек, как из­вестно, становится личностью в результате совместной деятель­ности и общения. Все, что сложилось и отстоялось в личности, возникло благодаря совместной с другими людьми деятельно­сти и в общении с ними. Человек включается в деятельность и общение и там черпает некоторые существенно важные ориен­тиры для своего поведения, все время сверяет то, что он делает, с тем, чего от него ожидают окружающие. В конечном счете, если оставить в стороне удовлетворение естественных потреб­ностей, все, что человек делает для себя, он делает это вместе с тем и для других, даже в том случае, когда ему кажется, что он делает что-то только для себя. Уже сложившиеся оценки собст­венного «Я» есть результат постоянного сопоставления того, что личность наблюдает в себе, с тем, что видит в других людях. Человек, уже зная кое-что о себе, присматривается к другому

человеку, сравнивает себя с ним, предполагает, что и тот небез­различен к его личностным качествам, поступкам; и все это входит в самооценку личности и определяет ее психологиче­ское самочувствие. Другими словами, у личности всегда имеет­ся референтная группа, с которой она считается, в которой чер­пает свои ценностные ориентации, идеалы которой являются ее идеалами, интересы — ее интересами.

Самооценка тесно связана с уровнем притязаний личности. Уровень притязаний — это желаемый уровень самооценки лич­ности (уровень образа «Я», проявляющийся в степени трудно­сти цели, которую индивид ставит перед собой). Стремление к повышению самооценки в том случае, когда человек имеет воз­можность свободно выбирать степень трудности очередного дей­ствия, порождает конфликт двух тенденций: с одной стороны, стремление повысить притязания, чтобы пережить максималь­ный успех, а с другой — снизить притязания, чтобы избежать неудачи. В случае успеха уровень притязаний обычно повыша­ется, человек проявляет готовность решать более сложные за­дачи, при неуспехе — соответственно снижается. Уровень при­тязания личности в конкретной деятельности может быть опре­делен довольно точно.

Экспериментально показано, что уровень своих притязаний личность устанавливает где-то между чересчур трудными и че­ресчур легкими задачами и целями таким образом, чтобы со­хранить на должной высоте свою самооценку. Формирование уровня притязаний определяется не только предвосхищением успеха или неудачи, но прежде всего учетом и оценкой про­шлых успехов и неудач.

Исследование уровня притязаний личности не только со стороны их действенности, но и по содержанию позволяет лучше понять мотивацию поведения человека и осуществ­лять направленное воздействие, формирующее позитивные качества личности.

 

Психологическая защита личности

 

В каждодневной жизни человека часто встречаются ситуа­ции, когда имеющаяся потребность по каким-либо причинам не может быть удовлетворена, т.е. отсутствует возможность ее удовлетворения. В таких случаях поведение регулируется с по­мощью механизмов психологической защиты. Психологическая защита определяется как нормальный механизм, направленный на предупреждение расстройств поведения. Такого рода психическая деятельность реализуется в форме специфических приемов переработки информации, которые позволяют сохранять достаточный уровень самоуважения в условиях эмоцио­нального конфликта.

Механизм психологической защиты связан с реорганизацией системы внутренних ценностей личности, изменением ее иерар­хии, направленной на снижение уровня субъективной значи­мости соответствующего переживания с тем, чтобы свести к минимуму психологически травмирующие моменты. Р.М.Гра­новская считает, что функции психологической защиты по своей сути противоречивы: с одной стороны, они способствуют адап­тации человека к собственному внутреннему миру, но при этом, с другой, — могут ухудшить приспособленность к внешней со­циальной среде [Грановская P.M. Элементы практической пси­хологии. Л., 1988].

В психологии давно известен эффект так называемого не­завершенного действия. Он заключается в том, что всякое пре­пятствие ведет к прерыванию действия до тех пор, пока пре­пятствие не будет преодолено или человек не откажется от его преодоления. В работах многих исследователей показа­но, что незаконченные действия формируют тенденцию к их завершению, при этом, если прямое завершение невозмож­но, человек начинает совершать замещающие действия. Мож­но допустить, что механизмы психологической защиты — это и есть некоторые специализированные формы замещающих действий.

Защитные механизмы начинают свое действие, когда дости­жение цели нормальным способом невозможно или когда чело­век полагает, что оно невозможно. К механизмам психологиче­ской защиты обычно относят отрицание, вытеснение, проекцию, идентификацию, рационализацию, замещение, отчуждение и не­которые другие. Остановимся на характеристике каждого из на­званных механизмов так, как их описывает Р.М.Грановская в уже упомянутой книге.

Отрицание сводится к тому, что информация, которая трево­жит и может привести к конфликту, не воспринимается. Име­ется в виду конфликт, возникающий при появлении мотивов, противоречащих основным установкам личности, или инфор­мации, которая угрожает самосохранению, престижу, самооцен­ке. Этот способ защиты характеризуется заметным искажением восприятия действительности. Отрицание формируется еще в детском возрасте и зачастую не позволяет человеку адекватно оценивать происходящее вокруг, что в свою очередь вызывает затруднения в поведении.

Вытеснение — наиболее универсальный способ избавления от внутреннего конфликта путем активного выключения из со­знания неприемлемого мотива или неприятной информации. Человек, ивдивид, личность, индивидуальность. Человек и личность ущемленное самолюбие, задетая гордость и обида могут порождать декларирование ложных мотивов своих поступков, чтобы скрыть истинные не только от других, но и от себя. Истинные, но неприятные мотивы вытесняются с тем, чтобы их

уместили другие, приемлемые с точки зрения социального окружения и потому не вызывающие стыда и угрызений совести. Ложный мотив в этом случае может быть опасен тем, что позволяет прикрывать общественно приемлемой аргументацией личные эгоистические устремления. Интересно, что быстрее всего вытесняется и забывается человеком не то плохое, что ему сделали люди, а то плохое, что он причинил себе или другим. Неблагодарность связана с вытеснением, все разновидности зависти и бесчисленные компоненты комплексов собственной неполноценности вытесняются с огромной силой. Важно, что человек не делает вид, а действительно забывает нежелательную, травмирующую его информацию, она полностью вытесняется

из его памяти.

Проекция -  бессознательный перенос на другое лицо, приписывание собственных чувств, желаний и влечений, в которых человек не хочет себе сознаться, понимая их социальную неприемлемость. Например, когда человек по отношению к кому-то проявил агрессию, у него нередко возникает тенденция понизить привлекательные качества пострадавшего.

Идентификация - бессознательный перенос на себя чувств и

качеств, присущих другому человеку и недоступных, но желательных .для себя. У детей - это простейший механизм усвоения норм социального поведения и этических ценностей.

Так, мальчик бессознательно старается походить на отца и тем самым заслужить его любовь и уважение. В широком смысле идентификация + это неосознаваемое следование образцам, идеалам, позволяющее преодолеть собственную слабость и чувство неполноценности.

Рационализация - псевдоразумное объяснение человеком своих

желаний, поступков, в действительности вызванных причинами, признание которых грозило бы потерей самоуважения. В частности, рационализация связана с попыткой снизить ценность недоступного. Так, переживая психическую травму, человек

защищает себя от ее разрушительного воздействия тем, что переоценивает значимость травмирующего фактора в сторону ее Понижения: не получив страстно желаемого, убеждает себя, что не очень-то и хотелось. Рационализация используется человеком в тех особых случаях, когда он, страшась осознать ситуацию, пытается скрыть от себя тот факт, что его действия. Побуждаются мотивами, находящимися в конфликте с его собственными нравственными стандартами.

 

Индивидуальные проявления и особенности личности

 

Замещение перенос действия, направленного на недоступный объект, на действие с доступным объектом. Замещение разряжает напряжение, созданное недоступной потребностью, но не приводит к желаемой цели. Когда человеку не удается выполнить действие, необходимое для достижения поставленной перед ним цели, он иногда совершает первое попавшееся бессмысленное движение, дающее какую-то разрядку внутреннему напряжению. Замещающая деятельность может отличаться от исходной переводом активности в иной план, например, из практического осуществления в мир фантазии. Изоляция, или отчуждение + обособление внутри сознания травмирующих человека факторов. При этом неприятные эмоции блокируются сознанием, так что связь между каким-то событием и его эмоциональной окраской в нем не отражается. Этот вид

защиты напоминает синдром отчуждения, для которого характерно чувство утраты эмоциональной связи с другими людьми, ранее значимыми событиями или собственными

переживаниями, хотя их реальность и осознается. В целом важно знать, что воздействие психологической защиты может способствовать сохранению внутреннего комфорта человека, даже при нарушении им социальных норм и запретов, поскольку, снижая действенность социального контроля, она создает почву для самооправдания. Если человек, относясь к себе в целом положительно, допускает в сознание представление о своем несовершенстве, о недостатках, проявляющихся в конкретных действиях, то он становится на путь их преодоления. Он может изменить свои поступки, а новые поступки преобразуют его сознание и тем самым всю его последующую жизнь. Если же информация о несоответствии желаемого поведения, поддерживающего самоуважение, и реальных поступков в сознание не допускается, то сигналы конфликта включают механизмы психологической защиты и конфликт не преодолевается, т.е. человек не может встать на путь самоусовершенствования.

 

Лекция 2

ВОЛЯ

 

Осознавая необходимость действовать и принимая соответствующее решение, человек далеко не всегда переходит его реализации. Только мотивацией этот переход объяснит невозможно, как невозможно объяснить и то, почему люди иногда ничего реально не предпринимают для осуществления своих планов, решений, удовлетворения подчас даже остро и эмоционально переживаемых интересов.

Когда люди, располагающие равными знаниями и умениями, придерживающиеся близких убеждений и взглядов на жизнь с разной степенью решительности и интенсивности, приступают к решению стоящей перед ними задачи, или когда при столкновении с трудностями одни из них прекращают действовать, а другие действуют с удвоенной энергией, эти явления связывают с проявлениями их воли.

Воля - это сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности, выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние трудности при совершении целенаправленных действий и поступков. Воля соотносится со всем сознанием человека как одна из форм отражения действительности, функцией которой является сознательная саморегуляция его активности в затрудненных условиях жизнедеятельности. В основе этой саморегуляции лежит взаимодействие процессов возбуждения и торможения нервной системы. В соответствии с этим психологи выделяют в качестве конкретизации указанной выше общей функции, две другие + активизирующую и тормозящую. Иногда первую функцию обозначают термином побудительная или стимулирующая. Волевые или произвольные действия развиваются на основе непроизвольных движений и действий. Простейшими из непроизвольных движений являются рефлекторные, как, например, сужение и расширение зрачка, мигание, глотание, чихание и т.п. К этому же классу движений относится одергивание руки при прикосновении к горячему предмету, невольный поворот головы в сторону раздавшегося звука и т.д. Непроизвольный характер носят обычно и наши выразительные движения:

при удивлении мы поднимаем брови и приоткрываем рот; радуясь, начинаем улыбаться; в гневе невольно стискиваем зубы, морщим лоб и т.д. К непроизвольному типу поведения относятся также импульсивные действия, неосознанные, неподчиненные общей цели

Реакции, например, на шум за окном, на предмет, способный удовлетворить потребность и т.д. Специфическая особенность волевого поведения в переживании состояния я должен, а не хочу, хотя, конечно, следует учитывать возможность совпадения волевого и импульсивного поведения (Я хочу исполнить свой долг). Поэтому, образно выражаясь, наша жизнь представляет собой постоянную борьбу волевого и привычного, обыденного поведения. В противоположность непроизвольным сознательные действия, более характерные для поведения человека направлены на достижение поставленной цели. Именно сознательная целеустремленность действий характеризует волевое поведение. Однако, являясь по своей структуре достаточно сложными, так как не всякая цель может быть достигнута сразу, волевые действия могут включать в себя в качестве отдельных

звеньев и такие движения, которые в ходе образования навыка автоматизировались и потеряли свой первоначально сознательный характер. Некоторые волевые действия носят сложный характер и могут выполняться в течение длительного времени. Так, альпинисты,

решившие покорить горную вершину, начинают свою подготовку задолго до восхождения. Сюда включаются и тренировки, и осмотр амуниции, и подгонка креплений, и выбор маршрута и т.д. Но главные трудности ждут их впереди, когда они начнут свое восхождение. Точно также ученик, решивший приготовить для школьной выставки модель физического кабинета, будет вынужден действовать по определенному плану, который потребует длительного, тщательного, всестороннего обдумывания. Еще одним важнейшим признаком волевого поведения считают связь его с преодолением препятствий, внутренних или внешних. Внутренние, субъективные, препятствия обусловлены поведением человека, субъекта волевого действия и могут быть вызваны усталостью, желанием развлечься, страхом, стыдом, ложным самолюбием, инертностью, просто ленью и т.д.

Механизмы психологической защиты позволяют субъекту считать эту внутреннюю причину внешней, объективной, скрывая от  окружающих существование у него побуждений, направленных на выполнение данного действия. Так, например, ученик, опоздавший на урок из-за того, что ему не хотелось вставать с постели, может рассказать учителю, что у его бабушки был сердечный приступ, а он должен был вызвать ей скорую помощь и встретить врача. Примером внешних препятствий могут служить различные помехи, расцениваемые как объективно препятствующие достижению поставленной цели. Однако не любое действие, направленное на преодоление препятствия, называют волевым. Так, подросток, убегающий от собаки, может преодолеть очень сложный рельеф местности и даже залезть на высокое дерево, но никто не назовет его действия

волевыми.

Важнейшую роль в преодолении затруднений на пути к достижению цели играет осознание ее значения, а вместе с тем и осознание своего долга. Чем больше значима цель для человека, тем больше препятствий он преодолевает. В некоторых случаях достижение цели оказывается дороже жизни, и тогда волевые действия могут привести к смерти субъекта. Подтверждением этого положения могут служить примеры гибели бойцов во время пыток или смертельные исходы спор­тивных поединков.

Для сравнительного понимания волевого действия необ­ходимо рассмотреть динамику научных воззрений на этот про­цесс. В связи с этим необходимо вслед за Г.Л. Тульчинским подчеркнуть, что воля — и как понятие, и как реальный фак­тор поведения — исторична. Античность и средневековье не знакомы с волей в ее современном понимании. Так, в ан­тичном мире признавался идеал мудреца, но отнюдь не во­левого человека. Правила поведения соответствовали разум­ным началам природы и жизни, правилам логики. Поэтому, по Аристотелю, действие вытекает из логического заключе­ния. В его примере из «Никомаховой этики» посылки «все сладкое надо есть» и «это яблоко сладкое» влекут следствием не предписание «Это яблоко надо съесть», а именно дейст­вие — съедание яблока. Надо сказать, что подобные воззре­ния на природу воли существуют и сейчас. Так, например, Ш.Н.Чхартишвили выступает против особого характера во­ли, считая, что понятия цель и осознание являются категори­ями интеллектуального поведения, и никакой необходимо­сти вводить новые термины, по его мнению, здесь нет.

Фактически не знает личностной воли и средневековье. Показателен в этом плане обряд экзориса — изгнание дьяво­ла. Его существование свидетельствует о том, что человек рассматривался как исключительно пассивное начало, как «поле», на котором встречаются внешние ему силы. В сред­невековье воля наделялась самостоятельным существовани­ем и даже персонифицировалась в конкретных силах, пре­вращаясь в добрых и злых существ. В этих силах виделись опять-таки проявления определенного разума, ставящего се­бе не менее определенные цели. Познание этих сил — вплоть до узнавания имени конкретного ангела или дьявола — от­крывало путь к «истинному» поступку.

Такое понимание воли обусловлено тем, что традицион­ное общество фактически отрицает самостоятельное начало в поведении. Личность выступает в нем лишь как род, как программа, по которой жили предки. Право на отклонение признавалось лишь за некоторыми членами общины, напри­мер, за шаманом — человеком, который общается с духами предков, с иным миром; за кузнецом.— человеком, которому подвластна сила огня и металла; за разбойником — челове­ком-преступником, противопоставившим себя данному об­ществу, и т.д. Вероятно, в связи с этим понятие воля возникает одновре­менно с личностью в новое время, время «возрожденческих стра­стей». За человеком как бы признается право на творчество и даже на ошибку. Только отклонившись от нормы, выделившись из рода, он становится личностью. Главной ценностью лично­сти является свобода воли.

Абсолютизация свободы воли привела к возникновению мировоззрения экзистенциализма, «философии существова­ния». Экзистенциализм (М.Хайдеггер, КЛсперс, Ж.П.Сартр, А.Камю и др.) рассматривает свободу, как абсолютно свободную волю, не обусловленную никакими внешними со­циальными обстоятельствами. Исходный пункт этой концепции — абстрактный человек, взятый вне обществен­ных связей и отношений, вне социально-культурной среды. Существование такого «заброшенного в мир» человека рас­сматривается как «индивидуальное приключение», лишенное смысла, а сам человек — как «бесполезная страсть». Такой человек не связан с обществом никакими нравственными обя­зательствами и ответственностью. В результате он не только безнравственен и бессовестен, но своеволен и безответстве­нен. Любая норма выступает для него как нивелировка и по­давление. Согласно Ж.П.Сартру, подлинно человеческим мо­жет быть лишь спонтанный немотивируемый протест против всякой «социальности», причем разовый, никак не упорядо­ченный, не связанный никакими рамками организаций, про­грамм, партий и т.д. Абсолютизирование свободной воли ли­шило экзистенциализм возможности найти общее основа­ние человеческому бытию и увело в тупик стихийных, агрес­сивных, иррациональных начал, противопоставляющих че­ловека культуре, истории и обществу, лишающих его суще­ствование смысла, цели и ответственности.

Человек, совершающий поступок, отвергая какие-либо сло­жившиеся нормы и ценности, непременно утверждает другие. Если он и отрицает при этом определенную культуру, то лишь ради другой, не менее определенной. Как ни парадоксально, но культурно и антиобщественное поведение: пьянство, наркома­ния и т.д. Все они определенным образом организованны, име­ют свои свободы нормы, правил, ценностей и ритуалов.

В связи с этим определенный интерес представляет трактов­ка воли И.П.Павловым, который рассматривал ее как «инстинкт» (рефлекс) свободы», как проявление жизненной активности, ког­да она встречается с препятствиями, ограничивающими эту ак­тивность. Как «инстинкт свободы» воля выступает не меньшим стимулом поведения, чем инстинкты голода и опасности. «Не будь его, — писал И.П.Павлов, — всякое малейшее препятствие, которое бы встречало животное на своем пути, совершен­но прерывало бы течение его жизни». Для человеческого же поступка такой преградой может быть не только внешнее пре­пятствие, ограничивающее двигательную активность, но и со­держание его собственного самосознания, контролирующие ин­тересы и т.д. В этом своем качестве воля как инстинкт свободы проявляется, по мнению Г Л Лульчинского, на всех уровнях пси­хофизиологической целостности личности, выполняет функцию подавления одних потребностей и стимулирования других, спо­собствует проявлениям характера, самоутверждению личности от умения постоять за себя до самопожертвования.

В рамках психоаналитической концепции, на всех этапах ее эволюции от З.Фрейда до Э.Фромма, неоднократно предпри­нимались попытки конкретизировать представление о воле как своеобразной энергии человеческих поступков. Для них источ­ником поступков людей является некая, превращенная в пси­хическую форму, биологическая энергия живого организма. Для самого Фрейда это — бессознательное и иррациональное «ли­бидо» — психосексуальная энергия полового влечения. Сначала «окультуренными» проявлениями этой жизнеутверждающей си­лы («Эрос»), а затем ее борьбой со столь же подсознательной тягой человека к смерти («Танатос») Фрейд объяснял человече­ское поведение.

Показательна эволюция этих представлений в концепциях учеников и последователей Фрейда. Так, КЛоренц видит энер­гию воли в изначальной агрессивности человека. Если эта аг­рессивность не реализуется в разрешаемых и санкционируемых обществом формах активности, то становится социально опас­ной, поскольку может вылиться в немотивируемые преступные действия. А.Адлер, К.Г.Юнг, К.Хорни, Э.Фром связывают про­явление воли с социальными факторами. Для К.Г.Юнга — это универсальные архетипы поведения и мышления, заложенные в каждой культуре, для А.Адлера — стремление к власти и со­циальному господству, а для К.Хорни и Э.Фромма стремление личности к самореализации в культуре.

По сути дела, различные концепции психоанализа есть абсо­лютизация отдельных, хотя и существенных потребностей как источников и первичных противоречий человеческих действий. Возражения вызывают не столько сами преувеличения, сколько общая трактовка движущих сил, направленных, по мнению при­верженцев психоанализа, на «самосохранение» и «поддержание целостности» человеческого индивида. Человек может посту­пать вопреки интересам своей биологической целостности и со­хранности, о чем свидетельствуют примеры героизма людей в экстремальных ситуациях. В действительности мотивы волевых действий склады­ваются и возникают в результате активного взаимодействия человека с внешним миром. Детерминированность (причин­ная обусловленность) воли не означает принуждение чело­века к той или иной форме поведения. Просто без надлежа­щих внешних условий человек не сможет ни поддерживать, ни продолжать свою жизнь. Свобода воли означает не отри­цание всеобщих законов природы и общества, а предполага­ет познание их и выбор поведения, адекватного их дейст­вию. Материалистическое понимание природы воли не предполагает признание того факта, что причины действий и поступков лежат в окружающей материальной и социаль­ной среде. Воля наряду с другими сторонами психики имеет материальную основу в виде нервных мозговых процессов.

Материальной основой произвольных движений является де­ятельность так называемых гигантских пирамидных клеток, рас­положенных в одном из слоев коры мозга в области передней центральной извилины. В них зарождаются импульсы к движе­нию, отсюда берут начало волокна, образующие массивный пу­чок, который идет в глубину мозга, спускается вниз, проходит внутри спинного мозга и достигает, наконец, мышц противо­положной стороны тела (пирамидный путь). При поражении тех или иных из этих клеток у человека наступает паралич соот­ветствующих им органов движения.

Однако произвольные движения выполняются не изоли­рованно друг от друга, а в сложной системе целенаправлен­ного действия. Большую роль здесь играют отделы, обеспе­чивающие двигательную чувствительность. При поражении участков, лежащих сзади от передней центральной извили­ны, человек перестает ощущать собственные движения и по­этому не в состоянии совершать даже относительно неслож­ные действия: например, взять какой-либо предмет, находя­щийся возле него. Затруднения, возникающие в этих случа­ях, характеризуются тем, что человек подбирает не те движе­ния, которые ему нужны. Плавность, непрерывность дейст­вий обеспечиваются отделами мозга, лежащими спереди от передней центральной извилины. При поражении этой час­ти коры у человека появляется значительная неловкость дви­жений, теряются имеющиеся навыки.

Помимо указанных участков мозга следует отметить струк­туры, направляющие и поддерживающие целенаправленность волевого действия. При поражении лобных долей мозга, в частности так называемых префронтальных участков коры, на­ступает аппраксия, проявляющаяся в нарушении произвольной регуляции движений и действий, которые не подчиняются заданной программе, и, следовательно, делают невозможным осу­ществление волевого акта. Человек с таким поражением мозга, начав выполнять какое-либо действие, сразу прекращает или изменяет его в результате какого-либо случайного воздействия. В клинической практике описывался случай, когда такой боль­ной, проходя мимо раскрытого шкафа, вошел в него и стал беспомощно озираться вокруг себя, не зная, что делать дальше. Поведение таких больных превращается в неуправляемые, ра­зорванные действия.

На почве мозговой патологии может возникнуть и абулия (болезненное безволие), проявляющаяся в отсутствии побужде­ний к деятельности, в неспособности принять решение и осу­ществить нужное действие, хотя необходимость его осознается. Абулия вызвана патологическим торможением коры, в резуль­тате которого интенсивность импульсов к действию оказывает­ся значительно ниже оптимального уровня. По свидетельству Т. Рибо, больной Эскироля по выздоровлении так говорил о своем состоянии: «Недостаток деятельности имел причиной то, что все мои ощущения были необыкновенно слабы, так что не мог­ли оказывать никакого влияния на мою волю» [Рибо Т. Болезни личности. Слб., 1986]. Для таких больных характерно непредна­меренное (полевое) поведение.

Особое значение в выполнении волевого действия имеет вто­рая сигнальная система, осуществляющая всю сознательную и целесообразующую регуляцию человеческого поведения. Вто­рая сигнальная система активизирует не только моторную часть поведения человека, она является пусковым сигналом для мно­гих психических процессов: мышления, воображения, памяти, регулирует внимание, вызывает чувства. Здесь нельзя не согла­ситься с И.П.Павловым, подчеркивающим, что произвольность движений есть результат суммарной работы всей коры головно­го мозга.

В целом воля имеет условнорефлекторную природу. На ос­нове временных нервных связей складываются и закрепляются различные ассоциации. Получаемая информация о действиях сличается с уже имеющейся программой. Если поступившие све­дения не соответствуют созданной в коре мозга программе, то изменяется либо сама деятельность, либо программа. Рефлекторная природа волевой регуляции поведения предпо­лагает создание в коре мозга очага оптимальной возбудимости, который выступает в качестве носителя цели действия. Суще­ствующий в коре очаг оптимальной возбудимости нуждается в постоянной энергетической подпитке. Задачу энергетического снабжения коры выполняет ретикулярная формация, являясь сво­еобразным аккумулятором. Человек может проявить большую энергию при выполнении какого-либо дела, упорно стремиться к достижению цели именно благодаря тому, что ретикулярная формация поддерживает своей энергией очаг оптимальной воз­будимости.

Таким образом, волевое поведение является результатом взаимодействия многих весьма сложных физиологических про­цессов мозга с воздействиями внешней среды.

Волевые действия различаются по своей сложности. В том случае, когда в побуждении ясно видна цель, непосредственно переходящая в действие и не выходящая за пределы существу­ющей ситуации, говорят о простом волевом акте. Сложное воле­вое действие предполагает вклинивание между побуждающим импульсом и непосредственным действием дополнительных звеньев. Существенными моментами или фазами волевого про­цесса выступают: 1) возникновение побуждения и постановка цели; 2) стадия обсуждения и борьба мотивов; 3) принятие ре­шения; 4) исполнение.

Основным содержанием первой ступени в развитии волево­го действия является возникновение побуждения и осознание цели. Не всякое побуждение носит сознательный характер. В зависимости от того, насколько осознана та или иная потреб­ность, их разделяют на влечение и желание. Если индивид осоз­нает лишь неудовлетворенность текущей ситуации и при этом сама потребность осознается недостаточно отчетливо, недифференцировано, а, следовательно, не осознаются пути и сред­ства к достижению цели, то мотивом деятельности является вле­чение. Влечение — смутно, неясно: человек осознает, что ему чего-то не хватает или что ему что-то нужно, но, что именно, он не понимает. Обычно люди переживают влечение как спе­цифическое тягостное состояние в виде скуки, тоски, неопре­деленности. В таких случаях говорят: «Он сам не знает, что ему нужно». Из-за своей неопределенности влечение не может пе­рерасти в деятельность. Поэтому же влечение — переходящее явление, и представленная в нем потребность либо угасает, ли­бо осознается, превращаясь в конкретное желание, намерение, мечту и т.д.

Однако желать еще не означает действовать. Отражая содер­жание потребности, желание не содержит активного элемента. Желание — это скорее знание того, что побуждает к действию. Прежде чем желание превратится в непосредственный мотив поведения, а затем в цель, оно оценивается человеком, кото­рый взвешивает все условия, помогающие и мешающие ее осу­ществлению. Желание как мотив деятельности характеризуется четкой осознанностью, породившей его потребности. Имея по­буждающую силу, желание обостряет осознание цели будущего

действия и построение его плана, осознаются также при этом возможные пути и средства достижения цели.       

Далеко не всякие желания претворяются сразу в жизнь. Я У человека может возникнуть одновременно несколько несогласованных и даже противоречивых желаний, и он окажется в затруднительном положении, не зная, какое из них реализовать первым. Так окончив среднюю школу, юноша может колебать­ся, в какое высшее учебное заведение ему поступить.

В результате изменения значения различных потребностей у человека может возникнуть борьба мотивов. Борьба мотивов включает в себя широкое мысленное обсуждение человеком тех оснований, которые говорят о всех плюсах и минусах действий в том или ином направлении, обсуждении того, как именно надо действовать. Борьба мотивов нередко сопровождается зна­чительным внутренним напряжением и представляет собой пе­реживание глубокого внутреннего конфликта между доводами разума и чувствами, мотивами личного порядка и обществен­ными интересами, между «хочу» и «должен» и т.д.

В традиционной психологии борьба мотивов и последующее решение рассматривалось как основное звено, ядро волевого акта. При этом внутренняя борьба, конфликт со своей собст­венной, раздвоенной душой и выход из нее в виде внутреннего решения противопоставлялись исполнению как второстепен­ный составляющей волевого акта. Справедливости ради отме­тим и противоположную тенденцию, когда авторы стремятся вообще выключить из волевого действия внутреннюю работу сознания, связанную с выбором, обдумыванием и оценкой. От­рывая мотивацию от самого волевого акта они превращают его в чистую импульсивность, лишают сознательного контроля.

В действительности борьба мотивов как звено волевого акта не может быть отброшена, как не должна и абсолютизировать­ся. Подлинно волевое действие является избирательным актом, включающим сознательный выбор и решение. Задержка дейст­вий для обсуждения последствий также существенна для воле­вого акта, как и импульсы к нему. Здесь в волевой процесс включается процесс интеллектуальный. Мысленное моделиро­вание ситуаций обнаруживает, что желание, порожденное од­ной потребностью или определенным интересом, может осу­ществиться лишь за счет другого желания или что желательное само по себе действие может привести к нежелательным по­следствиям.

У .Джеймс отмечал, что задержка действия может длиться не­дели, даже месяцы: «Мотивы к действию, еще вчера казавшие­ся столь яркими, убедительными, сегодня уже представляются бледными, лишенными живости. Но ни сегодня, ни завтра дей-ствие не совершается нами. Что-то подсказывает нам, что все это не имеет решающей роли. Это колебание между двумя воз­можными в будущем альтернативами напоминает колебания ма­ятника... Пока плотина не будет прорвана и решение не будет принято» [У.Джеймс. Психология. М., 1991].

Принятие решения является заключительным моментом борь­бы мотивов: человек решается действовать в определенном на­правлении, отдавая предпочтение одним целям и мотивам и отвергая другие. Принимая решение, человек чувствует, что даль­нейший ход событий зависит от него, и это порождает специ­фическое для волевого акта чувство ответственности. Рассмат­ривая процесс принятия решения, У.Джеймс выделил несколь­ко типов решимости:

1.  Разумная решимость проявляется тогда, когда противо­действующие мотивы начинают понемногу стушевываться, оставляя место одной альтернативе, которая воспринимает­ся спокойно, без всякого усилия. Переход от сомнения к уве­ренности переживается совершенно пассивно, и человеку ка­жется, что разумные основания для действия вытекают сами собой из сути дела.

2.  В случаях, если колебание и нерешительность слишком затянулись, может наступить момент, когда человек скорее го­тов принять неудачное решение, чем не принимать никакого. При этом нередко какое-нибудь случайное обстоятельство на­рушает равновесие, сообщив одной из перспектив преимущест­во перед другими, и человек как бы преднамеренно подчиняет­ся судьбе.

3.  При отсутствии побудительных причин, желая избежать неприятного ощущения нерешительности, человек начинает действовать как бы автоматически, просто стремясь к дви­жению вперед. То, что будет потом, в данный момент его не заботит. Этот тип решимости характерен для лиц с кипучим стремлением к деятельности, сильным эмоциональным тем­пераментом.

4.  Прекратить внутренние колебания способно и изменение Шкалы ценностей мотивов. К этому типу решимости относятся все случаи нравственного перерождения, пробуждения совести и т.д. У человека как бы происходит внутренний перелом и сразу появляется решимость действовать в известном направ­лении.

5.  Иногда, не имея рациональных оснований, человек счита­ет более предпочтительным совершенно определенный образ действий. С помощью воли он усиливает мотив, который сам по себе не мог бы подчинить себе остальные. В отличие от пер­вого случая функции разума здесь выполняет воля.

Процесс принятия решения достаточно сложен, и внутрен­нее напряжение, сопровождающее его, прогрессивно нараста­ет. Но после того, как решение принято, человек испытывает определенное облегчение, так как внутренняя напряженность снижается.

Однако принять решение не означает выполнить его. Иног­да намерение может быть не реализовано и начатое дело не доводится до конца. Сущность волевого действия лежит не в борьбе мотивов и не в принятии решения, а в его исполнении. Только тот, кто умеет приводить свои решения в исполнение, может считаться человеком с достаточно сильной волей.

Исполнительный этап волевого действия имеет сложную внут­реннюю структуру. Собственно исполнение решения обычно связано с тем или иными временем — сроком. Если исполне­ние решения откладывается на длительный срок, то говорят о намерении. Намерение является внутренней подготовкой отсро­ченного действия и представляет собой зафиксированную ре­шением направленность на осуществление цели. Так, напри­мер, ученик может принять решение (намерение) учиться со следующего года только на «отлично». Однако только намере­ния для исполнения волевого действия недостаточно. Как и в любом другом действии, здесь можно выделить этап планиро­вания путей достижения поставленной задачи. Планирование представляет собой сложную умственную деятельность, поиск наиболее рациональных способов и средств реализации принятого решения.

План может быть детализирован в разной степени. Для одних людей характерно стремление все предусмотреть, спла­нировать каждый шаг, в то время как другие довольствуются самой общей схемой. Обычно детальнее разрабатывается план ближайших действий, более схематично или даже неопреде­ленно намечается исполнение действий отдаленных. Спла­нированное действие не реализуется автоматически: чтобы решение перешло в действие, необходимо сознательное во­левое усилие. Волевое усилие переживается как сознатель­ное напряжение, находящее разрядку в волевом действии. В настоящее время под волевым усилием понимают форму эмоционального стресса, мобилизующего внутренние ресур­сы человека и создающего дополнительные мотивы к дейст­вию по достижению цели. Волевое усилие характеризуется количеством энергии, затраченной на выполнение целенап­равленного действия или удержание от нежелательных по­ступков. Волевое усилие пронизывает все звенья волевого акта, начиная от осознания цели и заканчивая исполнением решения. В исполнительном звене, когда человек преодолевает не только внутренние, но и внешние трудности, оно становится доступнее для наблюдения.

Волевое усилие качественно отличается от усилия мышеч­ного. В волевом усилии движения часто минимальны, а внут­реннее напряжение может быть огромным и даже разрушитель­ным для организма. Так, боец, остающийся на посту, несмотря на интенсивный обстрел неприятеля, может испытать сильное нервное потрясение. Конечно, нельзя утверждать, что мышеч­ное усилие отсутствует абсолютно — человек может напрягать мышцы лица, сжимать кулаки и т.д., однако качественно оно отличается от содержания волевого усилия. В исследованиях-установлено, что интенсивность волевого усилия зависит от сле­дующих факторов:

1. Мировоззрения личности (так, например, совершенно раз­личное отношение к смерти будет обусловливать различное поведение в бою японского самурая, русского гусара и воина, исповедующего ислам).

2.  Моральной устойчивости. (Ответственные люди преодо­левают значительные препятствия для достижения цели, в то время как безответственный человек обычно неспособен к на­пряжению.)

3.  Наличия общественной значимости целей.

4. Установки по отношению к деятельности. (В зависимости от того, что скажет учитель, задавая урок ученикам: «чтобы они материал только прочитали» или «чтобы хорошенько подгото­вились к сочинению», усилия, затраченные ими на подготовку, будут совершенно различны.)

5. Уровня самоуправления и самоорганизации личности. (Лю­ди, потратившие много усилий для развития своей воли, на­пример спортсмены, фанатики и т.д., гораздо легче встречают внешние препятствия, чем лица, не занимавшиеся самосовер­шенствованием.)

Однако одного лишь понимания значимости выполняемого действия или его соответствия моральным принципам недоста­точно, чтобы заставить человека бороться с трудностями. Что­бы понимание породило стремление, подавляющее многие дру­гие желания, оно должно подкрепляться острым переживани­ем, необходимостью поступить, например, в соответствии с чув­ством долга. Чувство долга является выражением того, что яв­ления морали интериоризовались, стали достоянием личности и служат для нее внутренними побуждениями к поведению в любой ситуации, где возникает коллизия между эгоистически­ми устремлениями и общественными интересами.

Человеку часто путем волевых усилий приходится преодоле­вать, ослаблять и подавлять проявления непроизвольной актив-

ности, вести борьбу с закрепившимися привычками, ломать сло­жившиеся стереотипы. При этом проявления непроизвольной активности нередко носят противоположную направленность по отношению к избранному волевому действию.

Особенно остро чувство усилия осознается при реализации редких, идеальных мотивов, когда надо преодолеть мотивы бо­лее привычные, импульсивного характера. В этих случаях, счи­тает У.Джеймс, человеку кажется, что действие совершается по линии наибольшего сопротивления, хотя он мог направить его и по линии наименьшего сопротивления. Поэтому нравствен­ные люди нередко гордятся победами над своей природой. С другой стороны, тот, кто отдается чувственным наслаждени­ям или природным склонностям, никогда не говорит, что побе­дил в себе идеальные стремления. Так, лентяи не говорят, что противодействовали своему трудолюбию, пьяницы не утверж­дают, что боролись с трезвостью, и т.д. Здесь, вероятно, легко выделить аспект личностной направленности и значимости цен­ностей, потому что интеллигентному человеку так же трудно оскорбить кого-нибудь, как невежде — не сделать это.

При помощи волевого усилия человек не уничтожает непро­извольной активности, а только изменяет ее форму или подав­ляет внешнее проявление. Поэтому воля — это еще и власть человека над собой, своими стремлениями, чувствами, страстями. Воля — это способность человека управлять собой, сознательно регулировать свое поведение и деятельность. В процессе реализации волевого действия, и особенно после исполнения, следует era оценка. Оценка действий может даваться с точки зрения социально-политической, моральной, эстетической и т.п., а может выражать обобщенное интегрированное отношение к поступку. В оценке отражено не только личное отношение, но и отношение к поступку референтной группы. Именно эта групповая оценка является наиболее действенной для коррек­ции поведения индивида. Оценка исполнения представляет со­бой суждения одобряющие, оправдывающие или же порицаю­щие, осуждающие принятие решения и совершенные действия. Оценка сопровождается особыми эмоциональными пережива­ниями удовлетворения или неудовлетворения совершенным дей­ствием. Отрицательное отношение к выполненному действию часто сопровождается переживанием, сожалением о совершен­ном действии, переживанием стыда, раскаянии. Оценка высту­пает как мотив для продолжения, исправления или прекраще­ния последующей деятельности.

Волевое действие каждого человека несет свою особую не­повторимость, так как является отражением относительно ус­тойчивой структуры личности. Именно воля как сознательна яорганизация и саморегуляция позволяет человеку управлять сво­ими чувствами, действиями, познавательными процессами. В рамках индивидуальных различий волевой сферы выделяе­мые параметры могут характеризовать как волевую сферу чело­века в целом, так и отдельные звенья волевого акта. В частно­сти, одной из интегральных характеристик воли является ее сила. Сила воли проявляется на всех этапах волевого акта, но ярче всего — в том, какие препятствия преодолены при помощи во­левых действий и какие результаты при этом получены. Имен­но препятствия, преодолеваемые посредством волевых усилий, являются объективным показателем проявления силы воли. Сила воли проявляется также и в том, от каких соблазнов и искуше­ний отказывается человек, как умеет сдерживать свои чувства, не допускать импульсивных действий.

Обобщенной характеристикой волевого действия является и целеустремленность. Под целеустремленностью понимают созна­тельную и активную направленность личности на определен­ный результат деятельности. Можно сказать, что целеустрем­ленность является важнейшим мотивационно-волевым свойст­вом личности, определяющим содержание и уровень развития всех других волевых качеств. Различают целеустремленность стратегическую, т.е. умение личности руководствоваться во всей своей жизнедеятельности определенными принципами и идеа­лами, и целеустремленность оперативную — умение ставить яс­ные цели для отдельных действий и не отключаться от них в процесс исполнения. Целеустремленный человек имеет ясные личные цели и не разменивается на мелочи. Такие люди точно знают, чего хотят, куда идут, за что борются. Это люди — одер­жимые в лучшем смысле этого слова.

Рассматривая отдельные звенья волевого акта, можно заклю­чить, что первый пусковой этап волевого действия во многом зависит от таких качеств, как инициативность, самостоятель­ность, независимость. Инициативность, как правило, основыва­ется на обилии и яркости новых идей, планов, богатом вообра­жении. Для многих людей самым трудным является преодоле­ние собственной инертности, изменение привычного течения дел, они не могут что-то предпринять сами, без стимуляции извне. Инициативность тесно связана с самостоятельностью. Самостоятельность волевого акта проявляется в умении не под­даваться влиянию различных факторов, критически оценивать советы и предложения других людей, действовать на основе своих взглядов и убеждений.

Самостоятельные люди без посторонней помощи видят про­блему и, исходя из нее, ставят цель, не ожидая подсказок и указаний от других людей. Обычно такие люди активно отстаивают свою точку зрения, свое понимание задачи, цели и пути ее реализации. Инициативность, самостоятельность как волевые качества личности, с одной стороны, противостоят таким каче­ствам, как внушаемость, податливость, инертность, но, с дру­гой стороны, их надо отличать от негативизма, как немотиви­рованной склонности поступать наперекор другим.

На этапе побуждения волевого действия нельзя не отметить и такое качество воли, как выдержка. Выдержка позволяет за­тормозить действия, чувства, мысли, неадекватные ситуации. Особенно трудно удержаться от импульсивного действия в эмо­ционально напряженной обстановке. Сдержанный человек су­меет выбрать уровень активности, соответствующий условиям и оправданный обстоятельствами. В дальнейшем это обеспечит успех в достижении поставленной цели. По сути дела, выдерж­ка — это проявление тормозной функции воли.

В обыденной жизни понятие выдержка используется лишь в отношении эмоциональной сферы, когда хотят подчеркнуть спо­собность человека внешне не проявлять свои реакции. Однако здесь, очевидно, происходит не вполне корректное применение термина и подмена понятия выдержка понятием самооблада­ние. Понятие выдержка гораздо шире, сюда относят и умение школьника отказаться от участия в увлекательной игре до тех пор пока не сделаны уроки, и способность взрослого обернуть в шутку недоразумение или конфликт и т.д.

Индивидуальным параметром, характеризующим особенно­сти этапа борьбы мотивов и принятия решения является реши­тельность — умение принимать и претворять в жизнь быстрые, обоснованные и твердые решения. Решительность проявляется и в выборе доминирующего мотива, и в выборе правильных действий, и в выборе адекватных средств достижения цели. Внешне решительность проявляется в отсутствии колебаний и может казаться, что решительный человек легко и свободно вы­бирает цель. Однако это не так. Решительные люди всесторон­не и глубоко обдумывают цели действия, способы их достиже­ния, переживая сложную внутреннюю борьбу, столкновение мо­тивов. Однако к нужному сроку все переживания отбрасывают­ся и своевременно принимается правильное решение.

Решительность проявляется и при осуществлении принято­го решения — для решительных людей характерен быстрый и энергичный переход от выбора действий и средства к самому выполнению действия. Иногда люди, энергично и твердо при­нимающие решение, не выполняют его, обнаруживая нереши­тельность при попытке достичь поставленной цели. Сущест­венной предпосылкой решительности является смелость как уме­ние противостоять страху и идти на оправданный риск для достижения своей цели. Однако решительность не означает без­рассудство. Решительный человек умеет и задержать, отложить выполнение действия, если обстоятельства не благоприятству­ют этому. Поэтому качеством, противоположным решительно­сти, с одной стороны, выступает импульсивность, торопливость в принятии решения, когда человек не обдумывает возможных последствий своих действий, выбирает первую попавшуюся, иногда самую худшую цель. С другой стороны, решительности противостоит нерешительность, проявляющаяся как в длитель­ных колебаниях до принятия решения, так и в настойчивости самого решения. Человек может долгое время перебирать раз­личные варианты действий, адекватно оценивая все их плюсы и минусы, но не сможет остановиться на одном из них, так как не захочет брать на себя ответственность. В некоторых случаях нерешительность и импульсивность сливаются в единое дейст­вие: торопливость в принятии решения обусловлена сложно­стью и неприятностью самого принятия решения, и человек стремится поскорее освободиться от него, снять напряжение, сделав хоть какой-нибудь выбор.

Важнейшей характеристикой исполнительного этапа явля­ются энергичность и настойчивость. Энергичные люди могут скон­центрировать все свои силы на достижение целей. Однако не­редко энергичность наблюдается лишь на начальных этапах вы­полнения действия, а в тех случаях, когда требуются длительные усилия, энергичность прогрессивно уменьшается и проявляет­ся слабо. Поэтому подлинно ценным качеством энергичность становится, лишь соединившись с настойчивостью. Настойчи­вость— умение постоянно и длительно преследовать цель, не снижая энергии в борьбе с трудностями. Настойчивый человек способен найти в окружающих условиях именно то, что помо­жет достижению цели. Настойчивые люди не останавливаются перед неудачами, не поддаются сомнениям, не обращают вни­мание на упреки или противодействие других людей.

Как и решительность, настойчивость имеет различные сте­пени своего проявления, которые при чрезмерном развитии ста­новятся противоположными качествами. Так, нередко люди ум­ные и даже талантливые не способны отстаивать свои решения, при встрече с первыми препятствиями они считают их непрео­долимыми и предпочитают отступить, не тратить зря силы, чем настоять на своем. В то же время настойчивость может утерять определенную гибкость и перейти в упрямство, когда человек, не взирая ни на что, стремится настоять на своем. На первое место при этом обычно выходят личные интересы, а не доводы логики, разума, внешних обстоятельств. Нередко люди продол­жают начатое дело только потому, что оно уже начато, хотя все

доводы разума против этого. Можно сказать, что упрямый че­ловек, по существу, не владеет своей волей, так как это — нера­зумная воля. Поведение упрямого человека хорошо отражено в поговорке: «Вся рота идет не в ногу, и только я один в ногу».

Существенную роль в выполнении принятого решения игра­ют самоконтроль и самооценка. Принятые цели лишь тогда бу­дут реализованы, когда личность контролирует свою деятель­ность. В противном случае обязательства и конкретное поведе­ние резко расходятся. В процессе достижения цели самоконт­роль обеспечивает господство высших мотивов над низшими, общих принципов — над мгновенными импульсами и минут­ными желаниями, пренебрежение — над усталостью и т.д. Од­нако в зависимости от самооценки проявление и адекватность контроля существенно изменяются. Так, отрицательная само­оценка ведет к тому, что человек будет преувеличивать свои отрицательные черты, потеряет веру в себя и совсем откажется от деятельности. Положительное отношение к себе может при­вести к тому, что самоконтроль превратится в самолюбование.

Совершая то или иное волевое действие, личность несет ответственность за все его последствия. Социально значимый результат деятельности, выходящий за рамки первоначальных намерений, рассматривают как деяние. Персональная ответст­венность субъекта за деяние определяется на основании конк­ретных общественно-исторических критериев оценки его по­тенциальной возможности предвидеть последствие собственной активности. В зависимости от существующих критериев деяние может рассматриваться как благодеяние или как злодеяние.

Люди различаются между собой не только в зависимости от валентности производимых деяний, но также по тому, кому они склонны приписывать ответственность за свои деяния. Амери­канским психологом Д. Роттером введено понятие «локус конт­роля» (от лат. locus — «место» и фр. controle — «проверка») как качество, характеризующее склонность человека приписывать ответственность за результаты своей деятельности внешним си­лам и обстоятельствам или же, напротив, — собственным уси­лиям и способностям. Когда люди склонны приписывать при­чины своего поведения и свои деяния внешним факторам (сло­жившимся обстоятельствам, случаю, судьбе и т.д.), говорят о внешней, экстерналыюй, локализации контроля. Школьники с та­ким типом контроля легко находят объяснение своим неудов­летворительным отметкам. («Учитель не задал задание, а сам спрашивал», «Дома не было света», «Мне неверно подсказали» и т.д.) В исследованиях показано, что для лиц с экстернальной локализацией контроля характерна неуверенность в своих способностях, неуравновешенность, стремление откладыватьреализацию своих намерений на неопределенный срок, безот­ветственность, тревожность, подозрительность, агрессивность, конформность.

Учащиеся с внутренней, интерналыюй локализацией контро­ля, как правило, принимают ответственность за свои деяния на себя. Получив плохую отметку, такой школьник видит причину неудачи в своих способностях, характере и т.п. («Задание было очень скучным, и я его не сделал до конца», «Я забыл...» и т.д.). Выявлено, что люди, обладающие внутренней локализацией кон­троля, увереннее в себе, последовательней и настойчивей в до­стижении поставленной цели, они склонны к самоанализу, урав­новешенны, общительны, доброжелательны, независимы и т.д.

Внешняя или внутренняя локализация контроля волевой де­ятельности, как считает А.В.Петровский, имеет свои как поло­жительные, так и отрицательные социальные последствия и яв­ляется устойчивым качеством личности, формирующимся в про­цессе воспитания.

Следует отметить, что воля человека характеризуется и мно­гими другими свойствами, такими, как мужество, организованность, дисциплинированность, деловитость, и т.д., но все они являются производными рассмотренных выше воле­вых качеств.

Большинство отрицательных волевых качеств синтезируется в житейском понятии лень. У ленивого человека могут отсутст­вовать как соответствующие побуждения к деятельности, так и способность реализовать их на практике. Интересно, что мно­гие люди, очень обидчиво относясь к констатации их недостат­ков, весьма легко признают за собой этот дефект, нередко ис­пользуя его как своеобразную психологическую защиту, оправдание своего бессилия и неприспособленности к жизни.

Все волевые качества формируются на протяжении жизни и деятельности человека, и особенно важным этапом в волевом развитии является детский возраст. Как и все психические про­цессы, воля развивается не сама по себе, а в связи с общим развитием личности. Рассматривая основные факторы, обеспе­чивающие формирование волевых качеств личности в детском возрасте, следует прежде всего отметить роль семейного домашнего воспитания. Большинство недостатков волевого по­ведения детей, капризы, упрямство, наблюдаемые в раннем дет­стве, основой своей имеют именно ошибки в воспитании воли ребенка, вызываемые тем, что родители во всем угождают ему, удовлетворяют каждое его желание, не предъявляют ему требо­ваний, которые должны безоговорочно выполняться, не при­учают сдерживать себя, подчиняться определенным правилам поведения. В то же время готовность употребить усилие, чтобы

чего-нибудь достигнуть, не дается сама собой, к ней нужно при­учать специально, лишь сила привычки может облегчить труд­ность усилия.

Другая крайность семейного воспитания заключается в пе­регрузке детей непосильными заданиями, которые обычно не выполняются. В результате формируется привычка не доводить начатое дело до конца, что также является проявлением слабо­волия.

Учитывая подражательный характер действий ребенка, не­маловажным фактором формирования волевых качеств являет­ся личный пример родителей, воспитателей и других лиц, име­ющих влияние на него. Вряд ли можно сформировать навыки волевого поведения у человека, не имевшего перед собой ни одного положительного примера в преодолении трудностей и достижении поставленной цели. Аналогичную смысловую на­грузку несет чтение ребенком художественной литературы, про­смотр кинофильмов, даже со сказочными сюжетами, герои ко­торых преодолевают невероятные преграды, испытывают зна­чительные лишения и трудности, но никогда не отказываются от принятого решения и добиваются своего.

Основа воспитания воли лежит в систематическом преодо­лении трудностей в повседневной, обыденной жизни. Каждый момент жизнедеятельности ребенка может быть использован для закалки воли, состоящей в преодолении сиюминутных жела­ний, мешающих достижению стоящих перед ним задач.

Одно из необходимых условий, способствующих воспита­нию воли ребенка, — создание строго определенного и пра­вильного режима, т.е. распорядка его жизни. Недаром гово­рят, что воля — это организованный труд. Для безвольных людей характерно отсутствие культуры труда и отдыха, кото­рые закладываются еще в детстве.

Следует также отметить неразрывную связь формирования воли с воспитанием сознательной дисциплины ребенка. Так же, как соблюдение режима, неуклонное выполнение определен­ных правил заставляет ребенка соблюдать определенную линию поведения, не выходить за общепринятые границы, сдерживать себя и таким образом формирует соответствующие волевые ка­чества.

Большая роль в развитии воли принадлежит физическому воспитанию, так как, с одной стороны, люди бывают безволь­ными в связи с отсутствием у них достаточного запаса сил к преодолению препятствий, а с другой — физические упражне­ния, соревнование с другими позволяют выработать навыки превдоления трудностей. Здесь же нельзя не отметить важность игровой деятельности, эволюция которой выражает сдвиги не только в умственном и эмоционально-динамическом развитии ребенка, но и в образовании и преобразовании воли ребенка. Правила игры и устойчивые действия развивают у ребенка из­вестные волевые черты: выдержку, преодоление нежелания и умение считаться с намерениями партнера по игре, ловкость, находчивость и быстроту ориентации в обстановке, решитель­ность в действиях. Инструментализация игровых действий иг­рушками также сообщает игре волевой характер, опосредует эмо­циональную динамику игры качествами активной познающей «и преобразующей предметной деятельности.

Огромное место в деле воспитания воли ребенка принадле­жит детскому коллективу. По сути дела, дошкольное воспита­ние как начальная ступень общественного воспитания ребенка впервые систематически формирует волю ребенка именно по­тому, что общественная, коллективная подготовка развития по­зволяет воздействовать на ребенка волей других и стимулиро­вать его собственную волю организацией его воздействия на других в процессе коллективной игры и совместной жизни и деятельности.

Участвуя в общей жизни детского коллектива, живя его ин­тересами, дети приучаются владеть своим поведением, руко­водствоваться интересами коллектива. Сверстники имеют до­статочно средств побуждения ребенка к большей настойчиво­сти, стойкости, решительности, разоблачения проявлений ма­лодушия, трусости.

Наконец, необходимо особо подчеркнуть значение деятель­ности в развитии воли ребенка. Трудовая деятельность невоз­можна без волевых усилий, преодоления препятствий. Ничто не является таким мощным механизмом формирования воли человека, как трудовая деятельность. Поэтому чрезвычайно важ­но с самого детства предоставить ребенку условия для включе­ния в настоящий производительный труд.

 

Лекция 3 ЧУВСТВА

 

Все, с чем сталкивается человек в своей жизни, вызывает у него то или иное отношение, те или иные чувства. Одно из того, с чем мы имеем дело, нравится нам, радует нас, вызывает симпатию к себе, другое нам неприятно, огорчает нас, пробуж­дает к себе отвращение.

Чувства очень разнообразны. Опреде­ленные отношения человека проявляются уже даже к отдель­ным качествам и свойствам окружающих объектов — человеку

может нравиться или не нравиться цвет предмета, тембр голо­са, вкус пищи и т.д. Более сложное отношение к себе вызывают жизненные факты и ситуации. Сфера чувств включает в себя досаду и патриотизм, радость и страх, восторг и горе.

Чувства — это переживаемые в различной форме отношения человека к предметам и явлениям действительности. Человече­ские чувства являются положительной ценностью. Человече­ская жизнь невыносима без переживаний, многие чувства при­тягательны сами по себе, и если человек лишен возможности испытывать чувства, то наступает так называемый «эмоциональ­ный голод», который он стремится утолить, слушая любимую музыку, читая остросюжетную книгу и т.д. Причем для эмоционального насыщения нужны не только положительные чувства, но и чувства, связанные со страданием. Об этом хоро­шо писал И.САксаков:

 

Пошли мне бури и ненастья,

Даруй мучительные дни, —

Но от преступного бесстрастья,

Но от покоя сохрани!

 

Психологи в течение длительного времени пытались решить вопрос о природе эмоций. В XVIII—XIX вв. не было единой точки зрения, однако самой распространенной была интеллектуалистическая позиция: органические проявления — следст­вие психических явлений. Наиболее четкую формулировку этой теории дал И.Ф.Гербарт, считавший, что фундаментальным пси­хологическим фактом является представление. Чувства соответ­ствуют связи, которая устанавливается между представления­ми, и могут рассматриваться как реакция на конфликт между представлениями. Так, образ умершего, хорошо знакомого че­ловека, сравниваемый с образом живого, порождает печаль. В свою очередь это аффективное состояние непроизвольно, поч­ти рефлекторно вызывает слезы и вообще органические изме­нения, характеризующие скорбь.

Этой же линии придерживался и В.Вундт, но его концепция была более эклектичной. По его мнению, эмоции — это прежде всего внутренние изменения, характеризующиеся непосредст­венным влиянием чувств на течение представлений и,в неко­торой степени влиянием последних на чувства. Органические процессы являются лишь следствием эмоций.

Современная история эмоций начинается с появления в 1884 г. статьи У.Джемса «Что такое эмоция?». У.Джемс и неза­висимо от него ГЛанге сформулировали теорию, согласно ко­торой возникновение эмоций обусловлено вызываемыми внеш­ними воздействиями, изменениями как в произвольной двига-тельной сфере, так и в сфере непроизвольных актов — сердеч­ной. Ощущения, связанные с этими изменениями, и есть эмо­циональные переживания. По Джемсу «мы печальны потому, что плачем; боимся потому, что дрожим; радуемся потому, что смеемся». Таким образом, периферические органические изме­нения, которые обычно рассматривались как следствие эмо­ций, стали их причиной. Отсюда становится понятной упро­щенная трактовка произвольной регуляции эмоций — счита­лось, что нежелательные эмоции, например горе, можно пода­вить, если намеренно совершать действия, характерные для до­стижения положительных эмоций.

Концепция Джемса — Ланге вызвала ряд возражений. Ос­новные положения критики были высказаны У. Кенноном, ко­торый обратил внимание на то обстоятельство, что телесные реакции, возникающие при различных эмоциях, очень походи друг на друга и как таковые недостаточны для того, чтобы удов­летворительно объяснить качественное многообразие челове­ческих эмоций. Кроме того, искусственно вызываемые у чело­века органические изменения далеко не всегда сопровождают­ся эмоциональными переживаниями.

Телесные процессы при эмоциях, по Кеннону, биологиче­ски целесообразны, поскольку служат предварительной настрой­кой всего организма к ситуации, когда от него потребуется по­вышенная трата энергетических ресурсов. Эмоциональные пе­реживания и соответствующие им органические изменения воз­никают в одном и том же центре — таламусе. Позже П.Бард показал, что с эмоциями из всех мозговых структур связан не сам таламус, а гипоталамус и центральная часть лимбической си­стемы.

Большая группа психологов склонна рассматривать эмоцию не как психическое состояние, а как ответ организма на ситуа­цию. Такой подход можно обнаружить уже у Ч.Дарвина, счи­тавшего, что большая часть эмоциональных реакций объясня­ется либо тем, что они полезны (выражение гнева пугает врага), либо просто тем, что они являются рудиментами движений, це­лесообразных на предыдущей стадии эволюции. Так, если руки становятся влажными при страхе, то это значит, что некогда у наших обезьяноподобных предков эта реакция при опасности облегчала схватывание за ветви деревьев. Ч.Дарвин показал, что внешние эмоциональные выражения у живых существ, эволю­ционируют так же, как и строение их тела. В дальнейшем эту теорию воспроизвел Э.Клапаред, писавший: «Эмоции возника­ют лишь тогда, когда по той или иной причине затрудняется адаптация. Если человек может убежать, он не испытывает эмо­ции страха» [Клапаред Э. Чувства и эмоции. 1928].

Отдельно стоит группа теорий, раскрывающих природу эмо­ций через когнитивные факторы. Среди них следует отметить теорию когнитивного диссонанса Л.Фестингера. Исходное ее положение: диссонанс — есть отрицательное, эмоциональное состояние, возникающее в ситуации, когда субъект располагает двумя психологически противоречивыми «знаниями» об одном объекте. Положительные эмоции человек испытывает, когда ре­альные результаты деятельности согласуются с намеченными или ожидаемыми. Состояние диссонанса субъективно пережи­вается как дискомфорт, от которого стремятся избавиться. Для этого у человека есть 2 выхода: изменить свои ожидания так, чтобы они соответствовали реальности, или попытаться полу­чить новые сведения, которые бы согласовались с прежними ожиданиями. Таким образом, возникающие эмоциональные со­стояния рассматриваются как основная причина соответствую­щих действий и поступков.

К разряду когнитивистских может быть отнесена и инфор­мационная концепция эмоции П.В.Симонова. Согласно этой теории эмоциональные состояния определяются качеством и интенсивностью актуальной потребности индивида и оценкой, которую он дает вероятности ее удовлетворения. Оценку этой вероятности человек производит на основе врожденного и ра­нее приобретенного индивидуального опыта, непроизвольно со­поставляя информацию о средствах времени, ресурсах, предпо­ложительно необходимых для удовлетворения потребности, с информацией, поступившей в данный момент. Так, например, эмоция страха развивается при недостатке сведений, необходи­мых для защиты. Этот подход реализован в формуле

где:

Э — эмоция, ее сила и качество;

П — величина и специфика актуальной потребности;

Ин — информация, необходимая для удовлетворения суще­ствующей потребности;

Ис — информация существующая, т.е. те сведения, которы­ми человек располагает в данный момент.

Следствия, вытекающие из формулы, таковы: если у челове­ка нет потребности (П=0), то и эмоции он не испытывает (Э=0); эмоция не возникает и в том случае, когда человек, испытыва­ющий потребность, обладает полной возможностью для ее реализации. Если субъективная вероятность удовлетворения по­требности велика, проявляются положительные чувства. Отри­цательные эмоции возникают, если субъект отрицательно оценивает возможность удовлетворения потребности. Таким обра­зом, сознавая или не сознавая, человек постоянно сравнивает информацию о том, что требуется для удовлетворения потреб­ности, с тем, чем он располагает, и в зависимости от их соотно­шения испытывает различные эмоции.

Рассматривая специфические особенности чувств человека, следует прежде всего отметить, что чувства носят личностный характер: в них отражается значимость предметов и явлений для данного человека в конкретной ситуации. Так, пища, пред­ложенная сытому и голодному человеку, вызовет у них разные чувства. Этим же объясняется и отношение к предметам, кото­рые вызывают воспоминание. Как правило, предметы, с кото­рыми человек имел дело в радостной эмоциональной обстанов­ке, и в дальнейшем будут вызывать у него положительную реак­цию. В связи с этим чувства можно рассматривать как важней­шую характеристику личности. Как писал Ф.Крюгер: «То, что радует человека, что его интересует, повергает в уныние, вол­нует, что представляется ему смешным, более всего характери­зует его сущность, его характер, индивидуальность» [Крюгер Ф. Сущность эмоционального переживания // Психология. Эмоции. Тексты. М, 1984].

Чувства не только отражают отношение человека к объек­там, но и несут некоторую информацию о них. В этом смысле отражение объекта является познавательным компонентом эмо­ций, а отражение состояния человека в этот момент — ее субъективным компонентом. Чувства тесно связаны с потреб­ностями личности. По своему взаимоотношению и специфиче­ским функциям в удовлетворении потребностей субъекта чув­ства можно разделить на 2 фундаментальные группы. Первую из них составляют переживания, окрашивающие сами предме­ты потребностей и превращающие их тем самым в мотивы. Для возникновения этих переживаний достаточно обострения не­которой потребности и наличия отвечающего ей предмета. При­водя в соответствие непосредственно с потребностью, пережи­вания предшествуют определенной деятельности, побуждают к ней и отвечают за общую ее направленность; они, таким обра­зом, релевантны деятельности в целом. Они в значительной сте­пени определяют направленность эмоциональной жизни; под­черкивая это, В.К. Вилюнас назвал их ведущими эмоциональ­ными переживаниями, или побуждениями.

Ко второй группе эмоциональных явлений относятся те, что возникают уже при наличии ведущего побуждения, т.е. деятель­ности (внутренней и внешней), и выражают определенное отно­шение субъекта к отдельным условиям, благоприятствующим или затрудняющим ее осуществление (страх, гнев), к конкретным достижениям в ней (радость, огорчение), к сложившимся или воз­можным ситуациям и т.п. Подчеркивая обусловленность этих эмо­циональных переживаний ведущими побуждениями, их назвали производными. Так, с определенной эмоциональной окраской вос­принимается голодным животом преграда, препятствующая при­ближению к пище; та же преграда станет предметом другой про­изводной эмоции, когда будет означать спасение от более силь­ного врага. Таким образом, предметы производных эмоций обла­дают лишь ситуативной, условной жизненной значимостью, опос­редованной их объективным отношением к предмету ведущей эмо­ции. В виде производных эмоций потребность как бы объективи­руется вторично и более широко — по отношению к условиям, окружающим ее предмет.

Таким образом, чувства имеют двойную обусловленность: с одной стороны, — потребностями человека, которые определя­ют его отношение к объекту эмоций, а с другой — его способ­ностью отразить и понять определенные свойства этого объек­та. Взаимосвязь объективного и субъективного объясняет, по­чему наряду с рациональной оценкой объекта человек занимает по отношению к нему свою личностную позицию, включаю­щую эмоциональное переживание.

Отличительной характеристикой чувств является их поляр­ность. Это сказывается как в наиболее простых переживаниях: удовольствия или неудовольствия, так и в более сложных чувст­вах: любовь—ненависть, радость—горе, веселье—печаль и т.д.

Решающей чертой чувств является их интегральность, т.е. ис­ключительность по отношению к другим состояниям и другим реакциям. Чувства охватывают весь организм, они придают со­стоянию человека определенный тип переживаний. Производя почти моментальную интеграцию всех функций организма, чув­ства сами по себе могут быть абсолютным сигналом полезного или вредного воздействия на организм, что случается даже рань­ше, чем определены локализации воздействия и конкретный механизм ответной реакции организма.

Еще одной важнейшей особенностью чувств является их связь с жизнедеятельностью организма. Под влиянием чувств изменя­ется деятельность внутренних органов человека: органов кро­вообращения, дыхания, пищеварения, желез внутренней и внеш­ней секреции. Излишняя интенсивность и длительность пере­живаний может вызвать нарушения в организме. Так, М.ИАствацатуров считал, что сердце чаще поражается страхом, пе­чень — гневом, желудок — апатией и подавленным состоянием.

Чувства исторически и социально обусловлены. Они по-раз­ному проявляются у разных народов, различны в разные исто­рические периоды. Чувства изменяются с развитием общества. Похожие события и факты вызывают различное отношение у людей, живших в разное время. Протекание чувств характери­зуется определенной динамикой, в которой можно проследить единство устойчивых и изменчивых компонентов. С одной сто­роны, надо выделить динамику кратковременного пережива­ния по оси: возникновение — нарастание — кульминация — угасание, ас другой — динамику длительного чувства, на фоне доминирования которого разворачиваются различные пережи­вания. Целостную систему динамического изменения чувств по­пытался создать В.Вундт. «Всю систему чувств, — писал он, — можно определить как многообразие трех измерений, в кото­рой каждое измерение имеет два противоположных направле­ния, исключающих друг друга» [Вундт В. Очерки психологии. М., 1912]. Основные измерения определяются им как удовольст­вие — неудовольствие, возбуждение — успокоение, напряже­ние — разрядка.

Если чувство удовольствия или неудовольствия вызваны в боль­шей степени особенностями самих предметов, их ролью в жизни человека, тем значением, которое они играют в различных ситу­ациях, то степень возбуждения обусловлена спецификой самого чувства. Так, например, гнев чаще протекает в форме ярко выра­женного возбуждения, в то время как для чувства удовольствия характерно успокоение. Напряжение, помимо того, что оно не­разрывно связано с такими чувствами, как гнев, страх, горе, и по мере их исчезновения, сменяется на разрядку, может пережи­ваться как самостоятельное особое чувство. Таково, например, напряжение при восприятии чего-то неизвестного, но очень важ­ного для человека. Развертывание событий как бы нагнетает на­пряжение, тем более значительное, чем сильнее было предшест­вующее напряжение.

Многообразие и сложность чувств обусловливают недостаточ­ную осознанность и управляемость эмоциональной сферой. Это проявляется в трудности словесного описания своих чувств: под­бираемые слова кажутся недостаточно яркими и неверно отража­ющими различные эмоциональные состояния и их оттенки.

Человеческие чувства имеют длительную историю филоге­нетического развития, в ходе которого они стали выполнять целый ряд специфических функций. Отражательная функция чувств выражается в обобщенной оценке событий. Благодаря тому, что чувства охватывают весь организм, они позволяют определить полезность и вредность воздействующих на них фак­торов и реагировать, прежде чем будет определено само вред­ное воздействие. Так, например, человек, переходящий дорогу, может испытывать страх различной степени в зависимости от складывающейся дорожной ситуации. Эмоциональная оценка событий формируется не столько на основе опыта индивиду­альных переживаний человека, сколько в результате сопережи­ваний, возникших в общении с другими людьми, в частности, через восприятие произведений искусства, средства массовой информации и т.д. Благодаря отражательной функции чувств человек может ориентироваться в окружающей действительно­сти, оценить предметы и явления с точки зрения их желатель­ности. В этом смысле чувства выполняют еще и прединформа-ционную или сигнальную роль. Возникающие переживания сиг­нализируют человеку, как идет у него процесс удовлетворения потребностей, какие препятствия встречает он на своем пути, на что надо обратить внимание в первую очередь и т.д.

Оценочная, или отражательная, функция чувств непосредст­венно связана с побудительной, или стимулирующей, функцией. Так, в той же дорожной ситуации, человек, испытывая страх перед приближающейся машиной, ускоряет свое движение че­рез дорогу. СЛ.Рубинштейн указывал, что «...эмоция в себе са­мой заключает влечение, желание, стремление, направленное к предмету или от него» [Рубинштейн С Л. Основы общей психо­логии М., 1946]. Чувства как бы определяют направление по­иска, способное удовлетворить решение задачи. Эмоциональ­ное переживание содержит образ предмета удовлетворения по­требности и свое пристрастное отношение к нему, что и побуж­дает человека к действию.

В связи с тем, что чувства принимают самое непосредственное участие в обучении, выделяют подкрепляющую функцию чувств. Значимые события, вызывающие сильную эмоциональную реак­цию, быстрее и надолго запечатлеваются в памяти. Эмоции успе­ха — неуспеха обладают способностью привить любовь к учению или навсегда угасить ее. Американские психологи Р.М. Йеркс и ДжД.Додсон, изучая зависимость научения от силы подкрепле­ния (электро удара) у мышей, установили зависимость качества выполняемой деятельности от интенсивности мотивации. Впос­ледствии эта зависимость была выявлена и у людей. Оказалось, что по мере увеличения интенсивности качество деятельности изменяется по колокола образной кривой: сначала повышается, затем, после перехода через точку наиболее высоких показателей успешности деятельности, постепенно понижается. Уровень мо­тивации, при котором деятельность выполняется максимально успешно, называется оптимумом мотивации.

Переключательная функция чувств особенно ярко обнаружи­вается при конкуренции мотивов, в результате которой опреде­ляется доминирующая потребность. Так, возможно возникно­вение противоречия между естественным для человека инстин­ктом самосохранения и социальной потребности следовать определенной этической норме, что, по сути дела, реализуется в борьбе между страхом и чувством долга, страхом и стыдом. При­влекательность мотива, его близость личностным установкам направит деятельность личности в ту или другую сторону.

В связи с этим нельзя не отметить и приспособительную фун­кцию чувств. По утверждению Ч.Дарвина, эмоции возникли как средство, при помощи которого живые существа устанавливают значимость тех или иных условий для удовлетворений актуаль­ных для них потребностей. Благодаря вовремя возникшему чув­ству, организм имеет возможность эффективно приспособить­ся к окружающим условиям.

Вероятно, есть смысл говорить и о коммуникативной функ­ции чувств. Мимические и пантомимические движения позво­ляют человеку передавать свои переживания другим людям, ин­формировать их о своем отношении к предметам и явлениям окружающей действительности. Мимика, жесты, позы, вырази­тельные вздохи, изменение интонации, являются «языком че­ловеческих чувств», средством сообщения не столько мыслей, сколько эмоций. Как показали исследования, не все проявле­ния чувств одинаково легко распознать. Легче всего распозна­ется ужас (57% испытуемых), затем отвращение (48%), удивле­ние (34%). Наибольшую информативность об испытываемых че­ловеком чувствах несет выражение его рта.

В рамках коммуникативной функции можно выделить и дру­гие. Чувства, например, могут нести функцию воздействия на окружающих. Так, дети очень быстро замечают, что их эмоцио­нальные реакции, связанные с физическим нездоровьем, обла­дают большой силой воздействия на окружающих. Пятилетний ребенок вполне сознательно говорит, что он будет плакать до тех пор, пока родители не выполнят его желание.

Чувства связаны с особыми физиологическими процессами в организме. Возникновение этих процессов имеет в своей ос­нове изменения, происходящие во внешнем мире, но затраги­вает деятельность всего организма. Так, например, при эмоци­ональных переживаниях изменяется кровообращение: учаща­ется или замедляется сердцебиение, изменяется тонус крове­носных сосудов, повышается или понижается кровяное давле­ние и т.д. В результате при одних эмоциональных переживани­ях человек краснеет, при других — бледнеет. Сердце настолько чутко реагирует на все изменения эмоциональной жизни, что в народе его всегда считали вместилищем, органом чувств, не­смотря на то, что изменения происходят и в дыхательной и в пищеварительной и в секреторной системах.

Однако эти системы человеческого организма подчиняются деятельности симпатической нервной системы, возбуждение ко-

торой ведет к выделению надпочечниками гормона адренали­на. Именно адреналин вызывает изменение в работе органов и систем организма и приводит их в состояние готовности к экс­тренной трате энергии. Это проявляется в том, что происходит отток крови от внутренних органов, усиленное кровоснабже­ние скелетной мускулатуры, задержка работы органов пищева­рения. В кровь выбрасывается большое количество сахара, создавая наилучшие условия для работы мышц, так как сахар — один из главнейших источников мышечной энергии.

Но указанные процессы не объясняют всего многообразия эмоций, реакции симпатической нервной системы носят сте­реотипный характер и бывают одинаковы при различных эмо­циях. Более того, аналогичные реакции наблюдаются и в неко­торых состояниях, не связанных прямо с эмоциями (при мы­шечной работе, при холоде и т.д.). Исследования показали, что в случае отключения (перерезке) всей симпатической системы, внешние признаки эмоций сохраняются. В то же время в опы­тах С.Шехтера при введении испытуемым адреналина оказа­лось, что, если они знали об этом, то эмоциональной реакции не было, а если не знали, реакция зависела от искусственно созданной ситуации и могла быть как гневом, так и радостью. Поэтому деятельность симпатической нервной системы нужно рассматривать лишь как следствие процессов, происходящих в головном мозге.

Ведущую роль в протекании чувств выполняет кора больших полушарий. И.П.Павловым было показано, что именно кора ре­гулирует протекание и выражение эмоций, держит под своим контролем все явления, происходящие в теле, оказывает тор­мозящее влияние на подкорковые центры, управляет ими.

Если кора мозга приходит в состояние чрезмерного возбуж­дения (при переутомлении, опьянении и т.д.), то происходит и перевозбуждение центров, лежащих ниже коры, вследствие че­го исчезает обычная сдержанность. Животные с удаленными большими полушариями обнаруживают картину необычайно сильного и постоянного эмоционального возбуждения по малейшему поводу. Однако в случае распространения широко­го торможения наблюдаются угнетение, ослабление или ско­ванность мускульных движений, упадок сердечно-сосудистой деятельности и дыхания и т.д.

О том, что кора мозга является субстратом чувств, свиде­тельствуют и клинические случаи, в которых наблюдается рез­кое расхождение между субъективным переживанием и их внешним выражением. У таких больных любой раздражитель может вызвать совершенно несоответствующую им внешнюю реакцию: взрывы смеха или потоки слез. Однако, смеясь, эти больные чувствуют себя печальными, а плача, иногда испы­тывают веселье.

Возникая в коре головного мозга, физиологический процесс, являющийся основой чувств, распространяется на ниже лежа­щие подкорковые центры. Электрофизиологические исследо­вания показали огромное значение для эмоциональных состоя­ний особых образований нервной системы. Эмоциональный на­строй и эмоциональная ориентировка в окружающей обстанов­ке в значительной мере определяется функциями таламуса, ги­поталамуса и лимбической системы. В экспериментах Д.Олдса с вживлением электродов в определенные участки гипоталаму­са было обнаружено, что при раздражении одних участков у подопытных возникали явно приятные, эмоционально поло­жительные ощущения, к возобновлению которых они активно стремились. Эти участки получили название центров удовольст­вия. Раздражение других участков вызвало отрицательные эмо­ции и стремление избежать воздействия на эти структуры, за что они были названы центром страдания. Важные данные для выявления сущности эмоциональных реакций были получены при изучении функциональной асимметрии мозга. Было уста­новлено, что левое полушарие в большей степени связано с возникновением и поддержанием положительных эмоций, а пра­вое — отрицательных.

Следует также отметить роль ретикулярной формации как структуры, активизирующей эмоциональную жизнь человека. Получая из различных органов чувств нервные стимулы, рети­кулярная формация посылает их после переработки в большие полушария головного мозга. Выступая аккумулятором энергии, ретикулярная формация способна понижать и повышать актив­ность мозга, усиливать, ослаблять или затормаживать ответы на раздражители.

Существенную роль в эмоциональных переживаниях че­ловека играет вторая сигнальная система. Переживания могут возникнуть не только при непосредственных воздействиях внешней среды, но могут быть вызваны словами, мыслями. Так, прочитанный рассказ продуцирует соответствующее эмоциональное состояние. Связи второй сигнальной систе­мы являются физиологической основой высших человеческих чувств — интеллектуальных, моральных, эстетических. Не­разрывная связь второй сигнальной системы с первой обес­печивает сознательную регуляцию чувств и общественный ха­рактер их внешних проявлений.

Об эмоциональных состояниях других людей человек судит по особым, выразительным движениям, мимике, изменению го­лоса и т.п. Определенным чувствам соответствуют свои специфические формы выражения. Например, страх выражается в расширении зрачков, в дрожи, в бледности. Радость выражает­ся в блеске глаз, в покраснении лица, в ускорении движений и т.д. Ч.Дарвин рассматривал внешние проявления эмоций, как рудименты (остатки) действий нападения и обороны, которые были у наших далеких предков — обезьян. Им установлено много сходного во внешних проявлениях эмоций у обезьян и челове­ка. Так, при сильном гневе у человека могут невольно сжаться кулаки, а при страхе он как бы съеживается, опускает голову, точно хочет спрятаться или обратиться в бегство.

Имеются доказательства врожденности некоторых проявле­ний эмоций. Так, у маленьких детей — слепых и зрячих — ми­мика одинакова. К таким инстинктивным выразительным дви­жениям относится, например, поднятие бровей при удивлении. Однако,  с возрастом мимика зрячих становится более вырази­тельной, в то время как у слепых она постепенно исчезает. Наи­более наглядно отражены чувства в мимике. Подтверждением этому может служить поговорка «Лицо — зеркало души». По­движность мышц лица позволяет придавать ему самые разно­образные выражения в зависимости от внутреннего состояния человека. Переживаемые человеком чувства выражаются также в пантомимике и в непроизвольных мышечных движениях. При положительных чувствах эти движения обычно направлены в сторону объекта чувств, а при отрицательных — в сторону от него.

Особенно полно отражаются чувства в речи, которая содер­жит не только определенные мысли, но и отношение к ним говорящего. Большую роль здесь играет интонация. Даже слу­шая незнакомую иностранную речь, нетрудно понять, в каком настроении находится говорящий человек. При различных эмо­циональных переживаниях изменяется скорость речи, наруша­ется ее правильность.

Выражение чувств, как и сами чувства, общественно обус­ловлено. В каждом обществе существуют нормы выражения чувств, отвечающие представлениям о приличии, скромности, воспитанности. Избыток выразительных средств может рассмат­риваться в одном обществе как недостаток воспитания, в то время как в другом он может свидетельствовать о скрытности, недостаточной искренности. В процессе взаимодействия людей выразительные движения обогащаются, дифференцируются, приобретая характер образного «языка», специфического кода для передачи многообразных оттенков чувств. Таким образом, форма и употребление выразительных движений определяются системой конкретных общественных отношений, становясь объектом социального контроля. Человеческие чувства имеют очень разнообразные проявле­ния. Чувства обладают различной степенью интенсивности и продолжительности. Они могут быть длительными, но слабыми (печаль), или сильными, но кратковременными (радость). Боль­шой интерес представляет собой длительно протекающие силь­ные чувства (любовь). Чувства также различаются по глубине, осознанности, генетическому происхождению, условиям воз­никновения и исчезновения, действию на организм, динамике развития, направленности, по способу их выражения и т.д. Чув­ства по-разному отражаются внутренней сферой и внешним об­ликом.

Все многообразие чувств можно разделить (по их субъ­ективному переживанию) на 2 категории: на чувства положи­тельного порядка, связанные с удовлетворением жизненных по­требностей человека и потому доставляющие удовольствие, и чувства отрицательного порядка, связанные с неудовлетворе­нием жизненных потребностей и потому доставляющие неудо­вольствие. По содержанию все чувства можно классифициро­вать на простые и сложные в зависимости от того, какого уров­ня потребности удовлетворяются у человека. К более простым относятся гнев, страх, радость, горе, зависть, ревность, к более сложным - моральное чувство, эстетическое чувство, чувство патриотизма и любви к родине.

Наконец, по форме протекания все эмоциональные состоя­ния делятся на чувственный тон, настроение, эмоции, аффект, стресс, фрустрацию, страсть, высшие чувства. Простейшая фор­ма эмоционального переживания — это, так называемый чувст­венный, или эмоциональный, тон. Под чувственным тоном пони­мают эмоциональную окраску, своеобразный качественный от­тенок психического процесса, побуждающие субъекта к их со­хранению или устранению. Хорошо известно, что некоторые цвета, звуки, запахи могут сами по себе, независимо от их зна­чения, от воспоминаний и мыслей, связанных с ними, вызвать у нас приятное или неприятное чувство. Так, хорошая музыка, запах розы, вкус апельсина приятны, имеют отрицательный эмо­циональный тон. Если отрицательный чувственный тон пере­ход в болезненное отвращение, то говорят об идиосинкразии.

Чувственный тон как бы аккумулирует в себе отражение наи­более общих и часто встречающихся признаков полезных и вред­ных факторов окружающей действительности. Благодаря своей обобщенности чувственный тон помогает принять хотя и пред­варительное, но зато быстрое решение о значении нового раз­дражителя, вместо сравнения его со всей информацией, храни­мой в памяти. Чувственный тон нередко носит субъективную окраску: интересная книга, приятный собеседник, веселая ки-

нокомедия, и т.д. для одного человека могут вызвать у другого совсем противоположные переживания. Чувственный тон так­же зависит от того, как протекает деятельность. Постоянно про­игрывающий нам партнер кажется более симпатичным, чем тот, который все время выигрывает у нас. Несмотря на свою внеш­нюю незначительность, знание и целенаправленное использо­вание чувственного тона позволяет воздействовать на настрое­ние человека, улучшать производительность труда, интенсив­ность учебы и т.д.

Под настроением понимают общее эмоциональное состоя­ние, окрашивающее в течение длительного времени все пове­дение человека. Настроение очень разнообразно и может быть радостным или печальным, веселым или угнетенным, бодрым или подавленным, спокойным или раздраженным и т.д. На­строение является эмоциональной реакцией не на непосредст­венные последствия тех или иных событий, а на их значение для жизни человека в контексте его общих жизненных планов, интересов и ожиданий. Отмечая особенности настроения, С.Л.Рубинштейн указывал, во-первых, что оно не предметно, а личностно, и, во-вторых, это не специальное переживание, при­уроченное к какому-то частному событию, а разлитое, общее состояние.

Настроение существенно зависит от общего состояния здо­ровья, от работы желез внутренней секреции и, особенно, от тонуса нервной системы. Причины того или иного настрое­ния не всегда ясны переживающему их человеку, а тем более окружающим его людям. Недаром говорят о безотчетной гру­сти, беспричинной радости, и в этом смысле, настроение — это бессознательная оценка личностью того, насколько бла­гоприятно для нее складываются обстоятельства. Но эта при­чина всегда есть и может быть определена. Ею могут быть окружающая природа, события, выполняемая деятельность и, конечно, люди. Все это позволяет отметить различную сте­пень осознанности настроения.

Настроения могут различаться по продолжительности. Ус­тойчивость настроения зависит от многих причин: возраста че­ловека, индивидуальных особенностей его характера и темпе­рамента, силы воли, уровня развития ведущих мотивов поведе­ния. Длительное настроение может окрашивать поведение че­ловека в течение нескольких дней и даже недель. Настроение может стать устойчивой чертой личности. Именно эту особен­ность настроения подразумевают некоторые люди, деля окру­жающих на оптимистов и пессимистов.

В то же время, настроение может носить кратковременный, переходящий характер, что особенно ярко выражено в детском возрасте. Не имея сложившейся организации и иерархии мотивов, дети легко поддаются смене настроения: любое эмо­циональное впечатление беспрепятственно распространяется, порождая неустойчивые, переменные, капризные настроения. С возрастом сфера распространения настроения ограничивает­ся — воздействие должно быть, по крайней мере, значимым для личностной сферы. Настроение становится более устойчивым.

Настроение накладывает существенный отпечаток на пове­дение, стимулирует или подавляет деятельность человека. Одна и та же работа при разных настроениях может казаться то лег­кой и приятной, то тяжелой и удручающей. Хорошо работает человек, когда он бодр, спокоен, весел и гораздо хуже, когда он встревожен, раздражен, недоволен. Плохое настроение сказы­вается и на работе окружающих. Человек не должен быть рабом своего настроения и, как заметил один известный герой: «хоро­шее настроение никто не поднесет на блюдечке, о нем следует самому позаботиться». Поэтому человек должен управлять сво­им настроением. Для этого можно использовать образы и ситу­ации, приятные человеку. При господстве положительного, жизнерадостного настроения человек легко переживает и вре­менные неудачи и огорчения.

Эмоции в узком значении слова — это непосредственное, временное переживание какого-нибудь чувства. Так, если рас­смотреть чувства, испытываемые болельщиками, на трибуне ста­диона, чувство любви к футболу, хоккею, теннису и спорту во­обще, то их нельзя называть эмоцией. Эмоции будут представ­лены состоянием наслаждения, восхищения, которые пережи­вает, испытывает болельщик, наблюдая хорошую игру высоко­классных спортсменов. То же чувство переживается в форме отрицательной эмоции: возмущения, негодования при ленивой игре или неопытном судействе. К.Бюлером был вьщвинут за­кон, согласно которому в ходе деятельности положительные эмо­ции перемещаются от конца к началу. Особенно ярко это выражено в сложных видах деятельности, где разработка за­мысла, плана действия и его дальнейшее осуществление выде­ляется в самостоятельный этап (работа ученого, художника, пи­сателя и т.д.).

С точки зрения влияния на деятельность человека эмоции делятся на стенические и астенические. Стенические эмоции сти­мулируют деятельность, увеличивают энергию и напряжение сил человека, побуждают его к поступкам, высказываниям. В этом случае человек готов «горы перевернуть». И, наоборот, иногда переживания характеризуются своеобразной скованностью, пас­сивностью, тогда говорят об астенических эмоциях. Поэтому в зависимости от ситуации и индивидуальных особенностей эмоции могут по-разному влиять на поведение. Так, у испытываю­щего чувства страха человека возможно повышение мускульной силы и он может броситься навстречу опасности. То же самое чувство страха может вызвать полный упадок сил, от страха у него могут «подгибаться колени». Горе может вызвать апатию, бездеятельность у человека слабого, в то время как сильный человек удваивает свою энергию, находя утешение в работе и творчестве.

К. Изард выделил следующие основные, «фундаментальные эмоции». Интерес (как эмоция) — положительное эмоциональ­ное состояние, способствующее развитию навыков и умений, приобретению знаний, мотивирующее обучение.

Радость — положительное эмоциональное состояние, свя­занное с возможностью достаточно полно удовлетворить акту­альную потребность, вероятность чего до этого момента была невелика или во всяком случае неопределенна.

Удивление — не имеющая четко выраженного положитель­ного или отрицательного знака эмоциональная реакция на вне­запно возникшие обстоятельства. Удивление тормозит все пред­ыдущие эмоции, направляя внимание на объект, его вызвав­ший, и может переходить в интерес.

Страдание — отрицательное эмоциональное состояние, свя­занное с полученной достоверной или кажущейся таковой ин-формацией о невозможности удовлетворения важнейших жиз­ненных потребностей, которое до этого момента представля­лось более или менее вероятным, чаще всего протекает в форме эмоционального стресса.

Гнев — эмоциональное состояние, отрицательное по знаку, как правило, протекающее в форме аффекта и вызываемое вне­запным возникновением серьезного препятствия на пути удов­летворения исключительно важной для субъекта потребности.

Отвращение — отрицательное эмоциональное состояние, вы­зываемое объектами (предметами, людьми, обстоятельствами и др.), соприкосновение с которыми (физическое взаимодейст­вие, коммуникация в общении и пр.) вступает в резкое проти­воречие с идеологическими, нравственными или эстетически­ми принципами и установками субъекта. Отвращение, если оно сочетается с гневом, может в межличностных отношениях мо­тивировать агрессивное поведение, где нападение мотивирует­ся гневом, а отвращение — желанием избавиться от кого-либо или чего-либо.

Презрение — отрицательное эмоциональное состояние, воз­никающее в межличностных взаимоотношениях и порождае­мое рассогласованием жизненных позиций, взглядов и поведе­ния субъекта с жизненными позициями, взглядами и поведением объекта чувства. Последние представляются субъекту как ни­зменные, не соответствующие принятым нравственным нор­мам и эстетическим критериям.

Страх — отрицательное эмоциональное состояние, появля­ющееся при получении субъектом информации о возможной угрозе его жизненному благополучию, о реальной или вообра­жаемой опасности. В отличие от эмоции страдания, вызывае­мой прямым блокированием важнейших потребностей, чело­век, переживая эмоцию страха, располагает лишь вероятност­ным прогнозом возможного неблагополучия и действует на ос­нове этого (часто недостаточно достоверного или преувеличен­ного прогноза).

Стыд — отрицательное состояние, выражающееся в осо­знании несоответствия собственных помыслов, поступков и внешности не только ожиданиям окружающих, но и собст­венным представлениям о подобающем поведении и внеш­нем облике.

Из соединения фундаментальных эмоций возникают такие комплексные эмоциональные состояния, как, например, тре­вожность, которая может сочетать в себе страх, гнев, вину и интерес. Каждая из указанных эмоций лежит в основе целого спектра состояний, различающихся по степени выраженности (например, радость, удовлетворение, восторг, ликование, экс­таз и т.д.).

Эмоциональные переживания носят неоднозначный харак­тер. Один и тот же объект может вызывать несогласованные, противоречивые эмоциональные отношения. Это явление по­лучило название амбивалентность (двойственность) чувств. Обыч­но амбивалентность вызвана тем, что отдельные особенности сложного объекта по-разному влияют на потребности и ценно­сти человека (так, можно уважать кого-то за работоспособность и одновременно осуждать за вспыльчивость). Амбивалентность может быть порождена и противоречием между устойчивыми чувствами к предмету и развивающимися из них ситуативными эмоциями (так, например, совмещаются любовь и ненависть при ревности).

Самой мощной эмоциональной реакцией является аффект. Аффект (от лат. affectuctus — «душевное волнение», «страсть») — сильное и относительно кратковременное эмоциональное со­стояние, связанное с резким изменением важных для субъекта жизненных обстоятельств и сопровождаемое резко выражен­ными двигательными проявлениями и изменением в функциях внутренних органов. Аффект возникает на уже произошедшее событие и является как бы сдвинутым к его концу. Любое чув­ство может переживаться в аффективной форме. Сюда относятся и случаи аффективного восторга на выступлении люби­мого ансамбля, и аффективный гнев болельщиков на стадионе, недовольных качеством судейства, и религиозный экстаз и т.д. Иногда аффект проявляется в напряженной скованности дви­жений, позы, речи. Такими могут быть ужас, отчаяние. Или, если человек неожиданно получает приятное известие, он теря­ется, не знает, что сказать.

Причиной аффекта может стать конфликт, противоречие меж­ду сильным влечением, желанием, стремлением человека к че­му-либо и объективной невозможностью удовлетворить возник­шее побуждение, причем человек не в состоянии или не хочет осознать эту невозможность или не может с ней примириться (гнев, ярость). Конфликт может заключаться и в повышенных требованиях, предъявляемых к человеку в данный момент, и его переживаниях, неуверенности в своих силах, недооценке своих возможностей. Так, например, задача может казаться сверхтрудной, невыполнимой и вызовет панический страх.

Аффект возникает резко, внезапно в виде вспышки, по­рыва. При этом изменяются основные характеристики вни­мания и в поле восприятия удерживаются только те объекты, которые в связи с переживанием вошли в комплекс. Все ос­тальные раздражители осознаются недостаточно, и это одна из причин практической неуправляемости этим состоянием. Кроме того, изменяется мышление, человеку трудно сосре­доточиться, предвидеть результаты своих поступков и целе­сообразное поведение становится невозможным. Отличитель­ная черта аффекта — ослабление сознательного контроля, узость сознания. Аффект сопровождается сильной и беспо­рядочной двигательной активностью, происходит своего ро­да разрядка в действии.

Аффекты отрицательно сказываются на деятельности чело­века, резко снижая уровень ее организованности. В аффекте человек как бы теряет голову, его поступки неразумны, совершаются без учета обстановки. Если в сферу действий че­ловека попадают предметы, не имеющие отношения к причине аффекта, он может в ярости отшвырнуть попавшую под руку вещь, толкнуть стул, хлопнуть по столу. Теряя власть над собой, человек как бы весь отдается переживанию. Состояние аффек­та показано М.ЮЛермонтовым в поэме «Мцыри»:

 

Тоща на землю я упал,

И в исступлении рыдал,

И грыз сырую грудь земли,

И слезы, слезы потекли

В нее горячею рекой.

 

Такое состояние вызвано сильным возбуждением определен­ных центров промежуточного мозга и коры полушарий. Обла­дая свойствами доминанты, аффект тормозит несвязанные с ним психические процессы и навязывает тот или иной стереотип­ный способ «аварийного» разрешения ситуации. Так как эти способы (оцепенение, бегство, агрессия) сложились в процессе биологической эволюции, то и оправдывают они себя только в соответствующих биологических условиях.

Чрезвычайно сильное возбуждение, перейдя предел работо­способности нервных клеток, сменяется безусловным охрани­тельным торможением, возникает эмоциональный шок. В ре­зультате аффект заканчивается упадком сил, усталостью и даже ступором. Нарушения сознания могут привести к неспособности впоследствии вспомнить отдельные эпизоды и даже полной амнезии на события.

Было бы неверно думать, что аффект полностью неуправля­ем. Несмотря на кажущуюся внезапность, аффект имеет опре­деленные этапы развития. И если на конечных этапах, когда человек полностью теряет контроль над собой, остановиться практически невозможно, то в начале это может сделать любой нормальный человек. Конечно, это иногда требует огромных волевых усилий, тем более значительных, чем в большей мере развилось аффективное состояние. Здесь самое важное отсро­чить наступление аффекта, «затушить» аффективную вспышку, сдержать себя, не терять власть над своим поведением.

Еще одна обширная область состояний человека объединя­ется понятием стресс. Под стрессом (от англ. stress — «давле­ние», «напряжение») понимают эмоциональное состояние, воз­никающее в ответ на разнообразные экстремальные воздейст­вия. Это понятие было введено Г.Селье для обозначения неспе­цифической реакции организма на любое неблагоприятное воз­действие. Его исследования показали, что в различные небла­гоприятные факторы — усталость, страх, обида, холод, боль, унижение и многое другое вызывают в организме однотипную комплексную реакцию вне зависимости от того, какой именно раздражитель действует на него в данный момент. Причем эти раздражители необязательно должны существовать в реально­сти. Человек реагирует не только на действительную опасность, но и на угрозу или напоминание о ней.

В настоящее время в зависимости от стрессового фактора выделяют различные виды стресса, которые в наиболее общем виде могут быть сведены к физиологическому и психическому. Психологический стресс в свою очередь можно разделить на информационный и эмоциональный. Если человек не справляет­ся с задачей, не успевает принимать верные решения в требуемом темпе при высокой степени ответственности, т.е. когда воз­никает информационная перегрузка, может развиться инфор­мационный стресс. Эмоциональный стресс появляется в ситуа­циях угрозы, опасности, обиды и т.д. Г. Селье выделил в разви­тии стресса 3 этапа. Первый этап — реакция тревоги — фаза мобилизации защитных сил организма, повышающая устойчи­вость по отношению к конкретному травмирующему воздейст­вию. При этом происходит перераспределение резервов орга­низма: решение главной задачи обеспечивается за счет второ­степенных задач. Человек справляется с нагрузкой с помощью функциональной мобилизации, без структурных перестроек. На втором этапе — этапе стабилизации все параметры, выведен­ные из равновесия в первой фазе, закрепляются на новом уров­не. Внешнее поведение мало отличается от нормы, все как буд­то налаживается, но внутренне идет перерасход адаптационных резервов. Если стрессовая ситуация продолжает сохраняться, наступает третий этап — истощение, что может привести к зна­чительному ухудшению самочувствия, различным заболевани­ям и даже смерти.

Показательны в этом отношении данные, полученные в свое время английскими исследователями. Они проследили смерт­ность от коронарной болезни у представителей 13 профессио­нальных групп. Выяснились довольно любопытные сведения: врачи-хирурги, мелки собственники почти в 10 раз чаще поги­бали от инфаркта миокарда, чем сельскохозяйственные рабо­чие, а судьи и адвокаты — в 5 с лишним раз. В других исследованиях отмечается высокая смертность от ишемической болезни сердца руководящих административных деятелей, лет­чиков-испытателей, пилотов реактивных самолетов, водителей городских автобусов. На первый взгляд, между трудом хирурга и шофера городского автобуса нет ничего общего. Но если вдуматься, это общее обнаружить нетрудно: оно в особом, иногда чрезмерном эмоциональном напряжении работающего. Имен­но постоянное пребывание в условиях стрессовой ситуации со­кращает жизнь людям этих профессий.

Стрессовые состояния существенно влияют на деятельность человека. Люди с разными особенностями нервной системы по-разному реагируют на одинаковые психологические нагрузки. У одних людей наблюдается повышение активности, мобилиза­ция сил, повышение эффективности деятельности. Это так на­зываемый «стресс льва». Опасность как бы подстегивает чело­века, заставляет его действовать смело и мужественно. (Напо­леон писал об одном из своих маршалов: «Ней имел умствен­ные озарения только среди ядер, в громе сражения; там его глазомер, его хладнокровие и энергия были несравненны, но он не умел так же хорошо приготовить свои операции в тиши кабинета, изучая карту».) С другой стороны, стресс может вы­звать дезорганизацию деятельности, резкое падение ее эффек­тивности, пассивность и общее торможение («стресс кролика»).

Поведение человека в стрессовой ситуации зависит от мно­гих условий, но прежде всего от психологической подготовки человека, включающей умение быстро оценивать обстановку, навыки мгновенной ориентировки в неожиданных обстоятель­ствах, волевую собранность и решительность, опыт поведения в аналогичных ситуациях.  

Близким по своим проявлениям к стрессу является состо­яние фрустрации. Фрустрация (от лат. frustratio — «обман», «расстройство», «разрушение планов») — состояние челове­ка, вызываемое объективно непреодолимыми (или субъек­тивно так воспринимаемыми) трудностями, возникающими на пути к достижению цели. Фрустрация сопровождается це­лой гаммой отрицательных эмоций, способных дезорганизо­вать сознание и деятельность. В состоянии фрустрации че­ловек может проявлять озлобленность, подавленность, внеш­нюю и внутреннюю агрессию.

Уровень фрустрации зависит от силы и интенсивности воз­действующего фактора, состояния человека и сложившихся у него форм реагирования на жизненные трудности. Особенно часто источником фрустрации выступает отрицательная соци­альная оценка, затрагивающая значимые отношения личности. Устойчивость (толерантность) человека к фрустрирующим фак­торам зависит от степени его эмоциональной возбудимости, типа темперамента, опыта взаимодействия с такими факторами.

Особой формой эмоционального переживания является страсть. По интенсивности эмоционального возбуждения страсть приближается к аффекту, а по длительности и устойчивости на­поминает настроение. В чем же специфика страсти? Страстью называют сильное, стойкое, всеохватывающее чувство, опреде­ляющее направление мыслей и поступков человека. Причины формирования страсти достаточно разнообразны — они могут определяться осознанными убеждениями (например, страстность ученого в науке), могут исходить из телесных влечений или иметь патологическое происхождение (как бывает при паранойяль­ном развитии личности). В любом случае страсть органически связана с потребностями и другими свойствами личности. Страсть избирательна и всегда предметна. Таковы, например, наблюдающиеся у людей страсть к знанию, страсть к музыке, страсть к коллекционированию и т.д.

Страсть захватывает все мысли человека, заставляет вспоми­нать все обстоятельства, связанные с предметом страсти, представлять и всесторонне обдумывать пути достижения потребно­сти. Достаточно вспомнить М.ЮЛермонтова:

 

Я знал одной лишь думы впасть,

Одну — но пламенную страсть: Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

(«Мцыри»)

 

Все остальное, не связанное с предметом страсти, кажется второстепенным, не имеющим значения, и нередко попросту упускается из виду и забывается. Жизнь дает немало примеров, когда ученые, страстно работающие над открытием, не прида­вали значения своему внешнему виду, забывали про сон и еду.

Наиболее важной характеристикой страсти является ее связь с волевой сферой. Страсть выступает одним из существенных побуждений к деятельности, обладая большой силой. Поэтому чрезвычайно важно знать, на что направлена страсть. Недаром христианская мораль рассматривает страсть как тайную, фаталь­ную силу, которая ослепляет человека, вовлекает его во власть инстинктов. В действительности оценка значения страсти до­статочно субъективна. Страсть может быть принята, санкцио­нирована личностью, а может осуждаться ею, переживаться как нечто нежелательное, навязчивое. Большую роль в оценке иг­рает общественное мнение. Так, например, в рамках одной куль­туры приверженность народным принципам и идеалам может рассматриваться людьми как преданность традициям, в то вре­мя как другие могут называть эту страсть фанатизмом; или страсть к деньгам, к накопительству осуждается одними людь­ми как жадность, стяжательство, но может быть положительно оценена в рамках другой социальной группы как экономность, расчетливость.

Единство нравственного, разумного начала и страсти неред­ко выступает движущей силой великих дел, подвигов, откры­тий. В своем письме к молодежи И.П.Павлов подчеркнул зна­чение страсти в научном исследовании: «Большого напряжения и великой страсти требует наука от человека. Будьте страстны в вашей работе и ваших исканиях».

Особую форму переживания представляют собой высшие чув­ства, в которых заключено все богатство подлинно человече­ских отношений. В зависимости от предметной сферы, к кото­рой они относятся, чувства подразделяются на нравственные, эстетические, интеллектуальные.

Нравственными (моральными) называются чувства, пережи­ваемые людьми при восприятии явлений действительности и сравнении этих явлений с нормами, выработанными обществом. Проявление этих чувств предполагает, что человеком усвоены нравственные нормы и правила, он знает, что нужно считать хорошим, а что плохим; что добрым, а что злым; что справед­ливым, а что нет. Нравственные нормы складываются и изме­няются в процессе исторического развития общества в зависи­мости от его традиций, обычаев, религии, господствующей иде­ологии и т.д.

Общественные межличностные отношения служат не толь­ко основой, предпосылкой возникновения человеческих» чувств, но и определяют их содержание. Действия и поступки людей, соответствующие взглядам на нравственность в данном обще­стве, считаются моральными, нравственными; поступки, не со­ответствующие этим взглядам, считаются аморальными, безнрав­ственными. К нравственным чувствам относят чувство долга, гуманность, доброжелательность, любовь, дружбу, патриотизм, сочувствие и т.д. Отдельно можно выделить морально-политиче­ские чувства как проявление эмоциональных отношений к раз­личным общественным учреждениям и организациям, а также государству в целом. К аморальным можно отнести жадность, эгоизм, жестокость, злорадство и пр.

Одной из важнейших особенностей нравственных чувств яв­ляется их действенный характер. Нравственные чувства высту­пают как побудительные силы многих героических дел и по­ступков. Основной задачей педагогики является формирование нравственных чувств подрастающего поколения таким образом, чтобы соблюдение требований и правил общественной морали стало для него жизненной потребностью. Нарушение этих тре­бований и правил должно вызывать моральную неудовлетво­ренность, переживание обиды, стыда, гнева.

Интеллектуальными чувствами называют переживания, воз­никающие в процессе познавательной деятельности человека. Наиболее типичной ситуацией, порождающей интеллектуаль­ные чувства, является проблемная ситуация. Успешность или неуспешность, легкость или трудность умственной деятельно­сти вызывает в человеке целую гамму переживаний. Интеллек­туальные чувства не только сопровождают познавательную дея­тельность человека, но и стимулируют, усиливают ее, влияют на скорость и продуктивность мышления, на содержательность и точность знания. Существование интеллектуальных чувств - удивления, любопытства, любознательности, чувства радости по поводу сделанного открытия, чувства сомнения в правильности решения, чувства уверенности в правильности доказательства и пр. — является ярким свидетельством взаимосвязи интеллек­туальных и эмоциональных моментов. Чувства выступают как своеобразный регулятор умственной деятельности.

К интеллектуальным чувствам относят и обобщенное чувство нового. Оно выражается в постоянном поиске и борьбе за но­вое, прогрессивное, революционное как в области познания, так и в практической деятельности. Б.И.Додонов связывает эти чувства не просто с потребностью в получении любой новой информации, а с потребностью в «когнитивной гармонии», т.е. в том, чтобы в новом, неизвестном отыскать знакомое, при­вычное. Альберт Эйнштейн очень метко назвал это стремление «бегством от удивления».

Эстетические чувства представляют собой эмоциональное от­ношение человека к прекрасному в природе, в жизни людей и в искусстве. Наблюдая окружающие нас предметы и явления дей­ствительности, человек может испытывать особое чувство вос­хищения их красотой. Особенно глубокие переживания чело­век испытывает при восприятии лучших произведений художе­ственной литературы, музыкального, изобразительного, драма­тического и других видов искусства. Это вызвано тем, что в них специфически переплетаются и моральные и интеллектуальные, практические (эмоциональный отклик на богатство человече­ской деятельности) чувства. Сложность проблемы состоит так­же в том, что эстетическое отношение проявляется через дру­гие чувства: восторг, радость, презрение, отвращение, тоску, страдание и пр. Все это позволило некоторым ученым предпо­ложить, что эстетических эмоций в чистом виде просто не су­ществует. Однако этот взгляд является слишком узким. Против него говорит уже тот факт, что эстетическое чувство у человека может быть вызвано созерцанием даже самого простого пред­мета или его отдельного свойства. Эстетические чувства вклю­чают в себя чувство героического возвышенного, трагического, комического, они проявляются в соответствующих оценках, в художественных вкусах, внешних реакциях и т.д.

Следует отметить, что рассмотренное деление чувств является достаточно условным. Обычно чувства, испытываемые челове­ком, так сложны и многогранны, что их трудно отнести к какой-либо одной категории. Так, творчество ученого — это своеобраз­ный сплав интеллектуальных, нравственных и эстетических чувств с преобладанием интеллектуальных, а творчество художника — это, по-видимому, тоже сплав этих чувств, но с преобладанием эстетических. Различия в чувственной сфере накладывают глубо­кий отпечаток на весь строй духовной жизни человека. Среди всего многообразия индивидуальных эмоциональных проявлений следует отметить прежде всего обусловленные особенностями нер­вной системы человека. В связи с тем, что такие особенности, как степень эмоциональной возбудимости, сила эмоционального воз­буждения и устойчивость эмоциональных состояний непосредственно проявляются в поведении, то определить и наблюдать эти особенности достаточно легко. Так, лица с высокой эмоциональ­ной возбудимостью обычно очень впечатлительны, волнуются по малейшему поводу, их легко удивить, обрадовать, разгневать, обидеть. Существуют и эмоционально нечуткие люди, у которых выражение эмоции наступает только в чрезвычайно эмоциональ­ных ситуациях. Сила эмоционального возбуждения проявляется в том, что, с одной стороны, существуют люди неуравновешенные, постоянно контролирующие свое поведение. Существенно выра­жены различия в глубине и устойчивости чувств. Лица с большой устойчивостью эмоциональных состояний характеризуются постоянством настроения, чувства захватывают их целиком и оставляют после себя глубокий след. У других людей чувства по­верхностны, протекают легко, малозаметно, без серьезных пере­живаний.

По сути дела, рассмотренные индивидуальные особенности образуют динамическую сторону эмоциональных процессов, про­являющихся своеобразным рисунком непроизвольных вырази­тельных движений. Индивидуальные различия проявляются так­же в некоторых социальных качествах личности, и в частности в том, насколько открыт в своих чувствах человек для окружаю­щих. В этом плане можно выделить натуры открытые, для ко­торых характерна откровенность, желание поделиться с други­ми своими, даже очень интимными переживаниями, и людей скрытных, маскирующих свои чувства под маской внешнего спо­койствия, из-за болезни, насмешки или равнодушия.

Личностные особенности эмоциональной сферы связывают также с таким качеством, как отзывчивость. Отзывчивыми счи­тают людей, которые эмоционально откликаются на события в жизни других людей как на свои собственные. Противополож­ным качеством является черствость (или эмоциональная тупость). Такие люди не понимают, что означает сочувствие другому, без­различны к окружающим. Жизнь только для себя, только свои­ми интересами ведет к появлению такого свойства личности, как жесткость.

Весьма важны также различия в направленности и содержа­нии чувств. У разных людей можно заметить преобладание того или иного настроения, склонность к определенным чувствам, что позволяет говорить о них, как о ведущих. Эта особенность обычно связана с мировоззрением, жизненными интересами, убеждениями личности. В исследовании Б.И.Додонова среди ведущих направленностей чувств отмечены альтруистическая, праксическая, интеллектуальная, эстетическая и гедонистская (эмоции, связанные с удовлетворением потребности в телес­ном и душевном комфорте).

Отмеченные индивидуальные различия не могут охватить всего многообразия эмоциональных проявлений человека, не исчерпывают всей возможности палитры оттенков индиви­дуального чувства. Однако теоретическое многообразие че­ловеческих чувств не исключает встречающихся на практике трафаретных, типичных форм реагирования. В связи с этим С.Л.Рубинштейн считал, что характерологически существен­ным являются различия между эмоциональными, сентимен­тальными и страстными натурами.

Собственно эмоциональные натуры переживают свои чувст­ва, отдаваясь их вибрациям; у них господствует аффективность; они впечатлительны, возбудимы, но скорее порывисты, чем дей­ственны; для них само чувство с захватывающим волнением важнее его объекта. Сентиментальные натуры скорее созерца­ют свои чувства, любуясь их переливами; они чувствительны, но пассивны, любовь для них по преимуществу любование. На­туры страстные живут своим чувством, воплощая его напряже­ние в действии; их не удовлетворяют ни переживания друзей, ни созерцательное любование его объектом; для них чувство — это страстное стремление.

Неповторимые индивидуальные проявления эмоционально­го облика человека складываются в течение всей жизни и неразрывно связаны с развитием личности в целом. Чувства не могут существовать вне конкретной личности, они не имеют своей истории, а образуют совместно со всеми структурами лич­ности сложную систему, психический облик человека.