ТЕМА 8

 

КУЛЬТУРА   СРЕДНЕВЕКОВОЙ   ЕВРОПЫ

 

8.1. Особенности и периодизация культуры

Средневековья

 

Средние века — большая эпоха человеческой истории и куль­туры, примерно тысячелетний период, с V по XV вв., когда в мире господствовал феодальный строй. Для большей части Евро­пы раннее Средневековье характеризуется низким уровнем про­изводительных сил, господством натурального хозяйства, сла­бым развитием общественного разделения труда. Серьезное вли­яние на социокультурную ситуацию оказывали также такие фак­торы,   как

♦   бесконечные войны между государствами,

♦   вторжение  кочевников  (гунны,  авары,  печенеги,  по­ловцы),

♦   распространение  и укрепление  христианства,

♦   борьба  против  арабских  захватов.

В результате окончательного распада Римской империи вре­менно были утеряны наивысшие достижения цивилизации. Ис­кусство, литература, теоретические и прикладные вопросы на­уки были преданы забвению. Многие историки культуры, каса­ясь только этой стороны развития цивилизации, считали Сред­ние века мрачной эпохой, которая привела к гибели цивилиза­ции и на протяжении которой не было почти никакого прогрес­са, пока в период Возрождения люди не открыли повторно ис­кусство и науки Древней Греции и античного Рима, чтобы на их основе вернуться в лоно цивилизации. Действительно, нату­ральное хозяйство было примитивным, производительные силы и техника были развиты слабо. Войны и эпидемии истощали силы культуры. В духовной сфере господствовала инквизиция, которая подавляла любую мысль, идущую враз­рез с церковными догматами, и жестоко расправлялась с носи­телями еретических учений. Но богатство и многообразие эпохи связано с другими формами деятельности.

В Средневековье начинают появляться машины: ветряные мельницы,   водяное   колесо,   рулевое   управление,   книгопечатание и многое другое. В области искусства достигается небы­валая до этого глубина и техническое совершенство. Народная культура, скрыто или явно противодействуя клерикальной, при­дает культуре индивидуальность и национальный колорит. В рам­ках церковного искусства создаются шедевры, которые и сего­дня поражают воображение.

Периодизация Средневековья

1.  VIXI вв. — раннее Средневековье:

а)  развитие Восточной Римской империи (Византии);

б)   возникновение и крушение варварских государств;

в)  образование и распад Священной империи Карла Великого;

г)   сложение  государства  Киевская  Русь,  принятие  христи­анства.

В истории искусства это: искусство Византии, дороманское искусство, древнерусское искусство домонгольского периода.

2.  XII—-XV вв. — классическое Средневековье:

а)  создание основных европейских государств (Англии, Фран­ции,   Германии,   Италии);

б)  распад Киевской Руси, монголо-татарское иго, победа над ним   и   становление   централизованного   государства   во   главе  с Москвой.

В истории искусства это: романский и готический сти­ли, проторенессанс и раннее Возрождение в Италии, Северное Возрождение (Нидерланды), древнерусское искусство послемонгольского   периода.

3.  XVI в. — первая половина XVTE в. — позднее Средневеко­вье:  упадок феодализма,  первая буржуазная революция в Анг­лии.

В истории искусства это: Высокое и Позднее Возрож­дение в Италии, Возрождение в Германии, Франции, Англии, Испании,   последний  этап  древнерусского  искусства.

 

8.2. Основные черты культуры Средневековья

 

1. Влияние христианской религии на все сферы обще­ства.

2.  Сосуществование   новых  христианских  образов,   сюясетов   и   старых   языческих,   связанных   с   народной   куль­турой.

3.  Каноничность.

4.  Анонимность.

5.  Символичность и аллегоричность.

1.   Влияние  христианской  религии  на  все  сферы  обще­ства. Божественное начало, выраженное через богословие, пред­ставляло   собой   наивысшее   обобщение   смысла   материальной   и духовной деятельности средневекового человека.

Теологическое мировосприятие и мышление становится но только господствующим, но и единственно возможным, подчи­няющим своему контролю все сферы жизни — как материаль­ной, так и духовной. Соответственно, средством духовного еди­нения становится церковь, которая превращается в организован­ную иерархию с единым центром в Ватикане во главе с Папой Римским.

Средневековое искусство отняло у своего героя волю к действию и передоверило ее Богу, сделав человека существом страдательным, которому все дано свыше, и объяснив мир Бо­гом. С одной стороны, это явилось отрицательной тенденцией, ограничивающей художественное творчество и развитие мысли. С другой стороны, огромным достижением средневековой куль­туры была ее этическая направленность. Важнейшее и цен­нейшее духовное качество, утверждаемое средневековым ис­кусством в человеке, — благочестие, когда все явления и по­ступки человека сопоставляются средневековым сознанием с гло­бальным конфликтом добра и зла, а история мира предстает как некий единый всемирно-исторический спектакль спасения.

Средневековая культура имела свои наиболее характерные формы и жанры:

♦   в архитектуре — собор;

♦   в живописи — икона,  фреска,  мозаика;

♦    в  скульптуре   —  изображения   Христа,   Богоматери, святых;

♦  в литературе — для образованныхбогословский трактат,   стихи   и   песни   вагантов,   куртуазная   лирика,   рыцарский   роман;

♦ для слушателей из низов — массовая литература: пропо­веди, жития (жизнеописания) святых, летописи, пенитенциалии (сборники с вопросами на исповеди для полуграмотных священников из крестьянской среды, содержащие также перечень наказаний за разного рода грехи и преступления перед цер­ковью), видения божьих избранников (жанр, где произведе­ния имели каноническую форму с описанием смерти или чудес­ного попадания избранника на небо — в рай и ад, и последую­щим рассказом о прелестях первого и ужасах второго, а также упоминанием конкретных лиц, пребывающих после праведной или греховной жизни в блаженстве или вечных муках).

Раннехристианское искусство постепенно отошло от эсте­тических принципов Античности, где вместо объемности, пластичности присутствовали плоскостность, отсутствие перспекти­вы; одухотворенности тела провозглашалась одухотворенность духа; красота стала складываться из материальных и духовных компонентов и отражать сияние Бога; причем красота, дающая наслаждение, стала включать в себя ритм, мудрость, разум, вечность, любовь, покой (в то время как у греческих философов красота выступала как соразмеренность, ясность, пропорциональ­ность и не включала в себя духовные, нравственные критерии).

2. Сосуществование новых христианских образов, сю­жетов и старых языческих, связанных с народной куль­турой.

Парадоксом средневековой культуры становится взаимодей­ствие фольклорной традиции с официальной церковной доктриной, когда многие тексты, помимо желания авторов, «инфицируются» фольклором. Конечно, долгое время гарантом единства веры был сакральный язык — латынь, на котором была представлена вся богословская литература (более того, в тече­ние долгого времени это был единственный письменный языки Следовательно, быть грамотным в эпоху Средневековья значило знать латынь. Отсюда деление людей на literatti и illiteratti — знающих латынь и не знающих. Люди, не обученные книжному языку, неграмотные, назывались idiatae, причем слово это было лишено современной негативной нагрузки. Так, в Деяниях апос­толов (4; 13) апостолы Петр и Иоанн названы «людьми не книж­ными и простыми» — homines sine litteris et idiotae.

Но живая речь и фольклорное мышление проникали и в литературную речь. Причинами этого процесса являлись сле­дующие  факторы:

♦  церковь стремилась завладеть сознанием каждого слуша­теля — отсюда простой язык,  опора на фольклор и его стилис­тику,  образы и сюжеты,

♦   переписчики книг Священного Писания, вносящие изме­нения в тексты были, как правило, вчерашними крестьянами,

♦   сами священники часто являлись выходцами из народной среды  (по  слову  Ф.  Энгельса,   это   «плебейское  духовенство»).

Таким образом, в результате взаимодействия церковной иде­ологии с дохристианской народной культурой сложился куль­турно-идеологический комплекс народное христианство или приходской католицизм. Эти черты народной культуры про­никали даже в жития святых, что сказывалось в приписывании участия во всех исторических событиях одному герою, безза­ботности  в отношении географии и хронологии (события кочуют из эпохи в эпоху, из местности в местность), домини­ровании чувства над разумом (равнодушие к идеям, но воз­будимость эмоциональная), невосприимчивости к абстрак­циям, склонности к наглядной материализации идей, не­критичности, наконец, наделении христианских образов чертами  героев  национального  эпоса.

Подобный пример живучести героических народных идеа­лов приводит А. Гуревич (Проблемы средневековой народной куль­туры. М., 1981), где в саксонской поэме IX в. «Хелианд» («Спа­ситель») Христос выглядит не столько учителем, сколько воин­ственным конунгом, возглавляющим дружину апостолов, Сатана становится воплощением вассальной неверности, борьба добра и зла нисходит с уровня духовного противостояния до вооружен­ной борьбы, Иуда воспринимается нарушителем присяги, а сак­ральные слова Христа в новой трактовке звучат так: «Один из вас, двенадцати, нарушит верность мне, продаст меня своим князьям, гордым господам». Таким образом, перевод Евангелия на саксонский язык означал перевод из одной системы сознания в другую — духовное сочинение становилось германской герои­ческой песней о подвигах и вождях.

Аналогичным образом, т.е. буквально, понимаются некото­рое  эпизоды  Священного  Писания.  Когда  одна  монашка,  спрятав деревянное распятие под подстилку, плакала, не найдя его и Христос сказал: «Не плачь, дочь моя, ведь Я лежу в мешочке под подстилкой твоей кровати», или другая затворница, засунувшая распятие в какую-то щель, вскричала: «Господи, где Ты? Ответь мне!» — и тотчас нашла его, то было бы совершен­но ошибочно истолковывать эти сцены как «искание Бога» в ду­ховном смысле — обе искали «своего Господа», т.е. именно рас­пятие, а оно откликалось на их призывы.

Весьма популярен был «пример» о сардинском епископе, проповедь которого на евангельскую тему «Кто ради Меня оста­вит дом, поля или виноградник, тому воздастся стократно» про­извела столь сильное впечатление на одного сарацина, что тот пожелал принять крещение при условии, что если это обеща­ние будет выполнено после его смерти, то его сыновья сполна получат стократное возмещение розданного им нищим имуще­ства. Сыновья действительно явились к епископу, требуя своего. Епископ отвел их к могиле отца, саркофаг был открыт, и в пра­вой руке трупа увидели хартию, которую покойник отдал лишь епископу, но не своим детям. В хартии было записано, что обращенный сарацин получил стократно и благодарит. Букваль­ное понимание христианской заповеди в высшей степени харак­терно для  этого  способа  мышления1.

Таким образом, совершенно искоренить язычество не удалось. Часть обращенных стала людьми смешанной веры, а христианские представления перемешались с языческими и тра­диционными. Так, христианские святые представлялись кресть­янам магами. Самое главное, что крестьяне хотели видеть в святом, — его умение творить чудеса. Чудо имел право творить только христианский святой, а чудеса, сотворенные другими людьми, объявлялись дьявольскими. Свидетельством того же процесса стало приспособление старых религиозных представ­лений и обрядов к новым христианским.

3.   Каноничность  культуры  Средневековья.

Каноничность средневековой культуры проявлялась в стрем­лении не к созданию нового, а воспроизводству старого, при­водящее к бесконечному варьированию хорошо знакомого и ранее  усвоенного. Причиной каноничности искусства Средневековья явилось циклическое мироощущение крестьянина-языч­ника, жившего как будто бы в ином пространственном и вре­менном измерении, чем христианин-неязычник, для которого грядущее существовало в будущем сверхсобытия. Время насто­ящего, прошлого и будущего мыслилось при этом чередой сме­няющих друг друга циклов, определяющихся сменой времен года, в которых не может появиться ничего принципиально нового, а каждый человек проходит один и тот же круг событий. Постоян­ная занятость и ориентация на традиции и обрядность делали невозможным выход за рамки цикличности.

Христианство вместо цикличного течения времени, есте­ственного для крестьянина, предлагало линейное историчес­кое течение времени, имеющее векторную направленность от одного сверхсобытия — рождения Богочеловека — до друго­го — Страшного суда. Однако влияние традиционной культуры в эпоху Средневековья было столь велико, что познание состо­яло лишь в отождествлении новой информации с ранее усвоен­ной и сводилось к узнаванию. Кроме того, сама христианская культура стремилась к канонизации образцов, стилей, жан­ров, так как истина — одна, она давно открыта и требует лишь подтверждения, нового иллюстрирования. Тот же, кто ставит под сомнение очевидные истины и стремится к новому — ере­тик. К этой форме предваряющего восприятия постоянно апел­лировали авторы литературных произведений Средневековья, когда вплетали в ткань художественного целого фрагменты из других сочинений, из словесных жанров, бытующих в народе. Реймский архиепископ Хинкмар о прочитанных видениях божь­их избранников свидетельствовал так: «Я убежден в том, что сие — истина, ибо подобное же читал я и в книге «Диалогов» св. Григория, и в истории англов Бэды, и в сочинениях св. епископа и мученика Бонифация, а также в рассказе о видении некоего духовного лица Веттина, относящиеся ко времени императора Людовика».

Аналогичные явления представляли и другие виды искус­ства. Так, в музыке существовала традиция переработок: наиболее простые из них — это перетекстовки одноголосных Напевов, дописывание голосов к известному cantus firmus. Даже Бах, вводя в духовные сочинения мелодии хорошо известных хоральных напевов, рассчитывал,  что хоральная мелодия являлась музыкальной цитатой, подтверждающей, разъясняющей содержание пассионов. В живописи, по аналогии, — обраще­ние с одним и тем же сюжетам. Точно так же в архитек­туре, где готические соборы в Сен-Дени, Реймсе, Париже яв­лялись иконографическими образцами, которые возникали там, где учреждалась церковная метрополия в союзе с королев­ской властью.

4.  Анонимность произведений искусства и литературы этого времени была связана с представлением о том, что творцом про­изведений является Бог, а человек — лишь его орудие.

5,   Символичность  и  аллегоричность  произведений  ис­кусства.

Символизм Средних веков был средством интеллектуально­го освоения действительности. Средневековый художник стре­мился к тому, чтобы раскрыть в образе духовную сущность мира, аналогично тому, как Бог воплотился в человеке в образе Хрис­та. Однако двойственность искусства в том, что изначальный образ, который художник стремится отразить в своем произве­дении, это высшая, духовная сущность, а материал, воплощающий этот образ, — низшее состояние мира. Назна­чение символики как раз в том, чтобы найти компромисс между этими двумя противоположностями. Мир есть создание Бога, следовательно, в каждом предмете скрыта божественная сущность. Символы существуют, чтобы обнаружить, а с другой стороны — скрыть истину от недостойных.

Символичной становится архитектурная форма сакральных построек,   которые  мыслятся  моделью   Вселенной. И  базиликальные, и крестово-куполъные храмы имеют в плане форму ' креста. Ту же семантику имеет и роскошь внутренних церков­ных интерьеров, где блеск и нарядность становятся симво­лами вечного блаженства. Символическую нагрузку несет цвет внутреннего   пространства:   голубой   воспринимается   символом божественной  мудрости,  чистоты,  духовности (как  правило,  это цвет   Богоматери),   золотой   уподобляется  сиянию   Царства   небесного,  белый символизирует чистоту и т.п.

Многочисленные  символы  становятся  знаками,  носителями  определенного  смысла,   часто  сакрального  и  могут  быть  прочитаны:

♦   так, рыба становится знаком первых христиан и часто сопутствует изображению Спасителя, так как ichtius есть аббрериатура И.Х. (Иисус Христос);

♦   голубь становится символом Бога (Дух Святой);

   фонтан —  символом  обновления;

ф   виноградная лоза — символов искупительной жерт­вы Христа;

   сосуд с водой — символом крещения;

   Солнце символом Бога-Отца;

ф поднятая рука — символом клятвы. На  средневековых  фресках  и  мозаиках часто  встречаются изображения цветов, где:

   лилия символизирует чистоту Богоматери;

   ирис — ее величие;

♦    водосбор   (трилистник),  а также  анютины  глазки   ста­новятся символом Троицы;

  колючие растения, насекомые, пресмыкающиеся (кузнечкки,   саранча,   ящерицы)   —  адские   существа,   воплощение дьявола;

    смирение   символизируют   маргаритки   и   подорож­ник;

   славу лавр;

   поклонение Христу подсолнечник.

Символика расширяется в XV в., где череп, смерть с ко­сой, скелет становятся атрибутами темы бренности, а на обо­роте картин на старонемецком появляется надпись: «Ничто не защитит от смерти, поэтому живите так, как хотели бы уме­реть».

Характерно, что символизм остается и в произведениях эпохи Возрождения, он получает новую жизнь в книгах эмблем и ге­ральдических знаков. В это время разрабатывается теория че­тырех элементов (земля, вода, воздух, огонь) и пяти чувств (осязание, обоняние, зрение, слух, вкусовые ощущения), и мно­гочисленные натюрморты того времени дают обильную пищу для интеллектуального осмысления. Так, битая птица на фламандс-Ких натюрмортах символизирует одну из четырех стихий — воздух, устрицы, кальмары, лангусты — воду, фрукты — землю. Клюющий эти плоды попугай воплощает вкусовые ощущения, принюхивающаяся рядом со столом,  заваленным дичью собака — обоняние,  несущий блюдо юноша — осязание и т.п.

В голландском натюрморте XVII в. активно разрабаты­вается тема умеренности, откуда идет простота, лаконичность цветовой палитры и малый масштаб полотен, представляющих ограниченный набор предметов. На этих натюрмортах непремен­ным атрибутом является лимон с живописно закрученной спира­лью кожуры, символизирующий чувство меры (в Голландии было принято добавлять в вино лимонный сок, который мог не только улучшить его вкусовые качества, но при переизбытке последнего  привести к порче  напитка).

Такое же распространение в это время получает тема vanitas — суеты сует, где курительные принадлежности, бокал пива не олицетворяют приятное времяпрепровождение, но по­лучают осуждение, так как становятся средством сокращения через пагубные привычки человеческой жизни. Характерным на­бором предметов становится натюрморт с недоеденным пирогом, разбитым или опрокинутым бокалом вина и песочными часами рядом — время неумолимо течет, приближая человека с каж­дым мгновением к последнему часу.

В эпоху Просвещения XVIII в. мир познается рационально, однако символы остаются и получают новую семантическую на­грузку, прославляя человеческую деятельность — на натюрмор­тах Шардена это книги, рабочие инструменты, рукописи, ста­туэтка Меркурия, символизирующая вдохновение. В эпоху роко­ко вещи (щипцы, ширмы) становятся безделушками для заба­вы, в них нет скрытого смысла, они являются лишь предметами интерьера и хороши сами по себе. К символике вернутся роман­тики,  но это уже будет индивидуальная  символика.

 

8.3. Культура франков

 

На развалинах старого Рима (разрушен окончательно в 476 г.) возникли многие государства — Византия, ставшая на­следницей Античности, и многочисленные варварские королев­ства: остготское (а затем Лангобардское) на Апеннинах, вестготское  на Пиренеях, англосаксонское в Британии,  франкское на Рейне и др. Из всех варварских государств наиболее крупным и сильным оказалось государство франков, основан­ное Хлодвигом, принявшим христианство, и расширившееся при его преемниках (династия Меровингов).

Искусство варваров несло на себе отпечаток времени — создаваемое в условиях позднеродового строя, оно совмещало собственно эстетические функции предмета с утилитарными. Так, большинство произведений являлось не только украшением оруясия, сбруи, одежды в виде металлических пластин, пряжек, подвесок, но и играло роль амулетов. Мир для человека родово­го строя представлялся непрерывно длящейся схваткой духов, демонов, фантастических сил, и воин украшал свои доспехи изоб­ражениями таинственных врагов, обезвреженных, превращен­ных в игрушку, заставляя их таким образом служить себе. Эти произведения включают и изображения животных — как прави­ло, могучих, стремительных, коварных и жестоких, оплетен­ных вязью растительного орнамента. И сам стиль в своем назва­нии несет содержание произведений: тератологический — ужасный, звериный. В это время складывается так называемый и полихромный стиль: изделия из металла украшаются вставка­ми из драгоценных камней,  цветного  стекла,  эмали.

В это время начинается строительство церквей — первона­чально небольших, грубых, но дублировавших план римских базилик (где прямоугольное здание, вытянутое в длину и в плане представляющее крест, делится на три, пять и больше продольных нефов, с входом в западной части и полукруглой апсидой с алтарем в восточной). Первые изображения христианс­ких святых, погруженных в орнаментальную вязь из причудли­вых растений и фантастических животных, сначала были выпол­нены в «тератологической» манере, использующей элементы на­родного творчества: фольклорные мотивы, языческую фантас­тику,  животный эпос, любовь  к яркой узорности.

При Каролингах (VIIIIX вв.) монументальная архи­тектура и скульптура были представлены не так ярко, и глав­ными памятниками становятся иллюстрированные рукописи, где встречаются миниатюры, воскрешающие эллинистическую тра­дицию, — то с пластичными, живописными фигурами (Аахенское   евангелие   Карла   Великого),   то   предельно   экспрессивные по   графической  манере   (в   евангелии   Эбо),   то   неожиданные, как миниатюры утрехтской псалтири.

Наивысшего расцвета раннефеодальная европейская куль­тура достигла при Карле Великом, легендарном герое эпоса «Песнь о Роланде», устроившем при дворе школу, именуемую Академией, где он сам и его приближенные занимались «сво­бодными науками» -— упражнениями в риторике, грамматике, диалектике. Карл Великий мечтал восстановить связи с эллинис­тической культурой, поощряя художников, поэтов и ученых, однако сам оставался неграмотным. Отсутствие естественной преемственности с Античностью обусловило основные черты ка­ролингского искусства, являвшегося неустойчивым соединени­ем разнородных частей. Распад империи Карла и возникновение на его основе Франции, Германии, Италии означал начало но­вой эпохи и в развитии искусства Европы.

 

Романский стиль (XXII вв.)

Стиль возник как укрепление авторитета Римской империи, необходимого королевской власти и церкви, и сформировался в эпоху феодальной раздробленности, где государства представ­ляли конгломераты отдельных, замкнутых, вечно враждующих феодов (поместий). Воинственные настроения проникают в по­эзию — как это представлено в сирвенте трубадура Бертрана де Борна: «Люблю я гонцов неизбежной войны, / О, как весе­лится мой взор! / Стада с пастухами бегут, сметены, / И труб­ный разносится хор / Сквозь топот тяжелых коней!»

Дух воинственности и постоянной потребности самоза­щиты пронизывают романское искусство, и основными типами построек становятся замок крепость рыцаря и храм — крепость Бога. Сходство с крепостными сооружениями опре­деляли толстые стены, которые несли всю тяжесть перекры­тий, окна в виде бойниц. Эту аналогию дополняли круглые баш­ни в замках или апсиды в храмах

Капители и подножия колонн, окна, стены и двери романс­кого собора украшают разного рода химеры: кентавры, львы, ящеры, воплощающие дьявольские силы. Но происхождение их явно не христианское: они пришли из языческой народной культуры и столь прочно утвердились в культуре официаль­ной, церковной, что остались и в более позднем готическом ис­кусстве,   и  даже  в  искусстве  Северного  Возрождения.

Наряду со звериным стилем распространяется изображение человека в библейских сюжетах. Многофигурные скульптурные композиции представляли «каменную Библию», сцены Страшно­го суда. Однако и эти образы отличаются простонародностью происхождения, фигуры святых и апостолов приземисты, их лица морщинисты и лишены античной возвышенности. Одно из назначений соборов романского стиля — устрашение верующих, на портале одного из них есть надпись: «Пусть страх поразит здесь всех, кто опутан земными пороками, ибо судьба их явле­на в ужасе этих фигур!» Церковнослужители всеми силами боро­лись с этим проявлением народного духа, о чем, в частности, свидетельствует возмущенное восклицание епископа Бернарда Клервосского:

«Для чего же в монастырях, перед взорами читающих бра­тьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезья­ны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины, в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле — много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы — голова четвероногого. Здесь зверь — спереди конь, а сзади поло­вина козы, там — рогатое животное являет с тыла вид коня.

Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут чи­тать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь,  а  не размышлять о законе божьем,  поучаясь»1.

 

8.4. Особенности городской культуры. Готический стиль

 

Готика связана с жизнью средневекового города-комму­ны, с борьбой городов за независимость от феодального сеньора, это новый и главный этап в истории Средних веков, сменивший феодальную раздробленность. Термин появился в эпоху Возрож­дения   и   первоначально   означал   искусство   готов,   варваров,но позже потерял оценочную характеристику. Готический стиль отрицает тяжеловесные, похожие на крепости романские собо­ры. Атрибутами этого стиля становятся стрельчатые арки и стройные башни, возносящиеся к небу. Готические соборы —грандиозные сооружения. Так, длина Реймсского собора со­ставляет 138 м, а высота — около 40 м. Вертикальная компози­ция здания, стремительный порыв вверх стрельчатых арок и ос­тальных архитектурных построек выражали стремление к Богу и мечту о высшей жизни.

Кроме того, внешний вид сооружения определялся его пре­быванием в городском пространстве, замкнутом одно-, двух-и трехэтажными зданиями. Как правило, собор находился в цен­тре города, на площади, что определяло его высотность, и, в отличие от романского, стал иметь фасад. Архитектурное свое­образие храма определялось высотой его внутреннего цент­рального нефа, чаще всего богато украшенного витражами, вследствие чего тяжесть стен переносилась на внешние опо­ры контрфорсы и атжбутаны. Готический стиль определя­ет и пропорции статуй, украшающих собор, — сильно удли­ненных, и одухотворенное выражение их лиц, и благородные позы.

Готический стиль проникает во все сферы жизни человека, и в одежде становятся модными туфли с загнутыми носами и конусообразные шляпы.

К. Фулканелли придерживается иного воззрения на проис­хождение термина «готический»: «Некоторые неправильно по­лагают, что это название произошло от готтов, древнего гер­манского народа, другие считают, что это направление, своей выразительностью вызвавшее скандал в XVIIXVIII вв., назва­но так в насмешку в смысле варварский: таково мнение класси­ческой школы, пропитанной декадентскими принципами Ренес­санса.

Некоторые проницательные исследователи были поражены сходством между словами gothique (готический) и goetique (ма­гия). Для нас понятие art gothique (готическое искусство) — просто орфографическая деформация слова «жаргонный» (argotique), и эта созвучность прекрасно отвечает фонетическо­му закону... на котором основана традиционная кабала. Собор — это   произведение   арготического   искусства,   таким   образом,   это и есть разговорная кабала. Те, кто используют этот язык, —это потомки аргонавтов (argonautes), которые путешествовали за золотым руном на корабле «Арго»... «Арго» остается языком меньшинства, не подчиняющегося общим законам, отношениям и этикету... Готическое искусство — это искусство (Хо), или искусство  света,   или  духа».

Постепенно в искусстве европейских стран XV в. появляют­ся черты, предвещающие Ренессанс. Это интерес к человечес­ким переживаниям, стремление передавать житейские подроб­ности, обстановку, костюмы и т.п. в реальной стране, реальном пространстве, с учетом перспективы и анатомии. Кроме того, меняется роль личности художника, средневековая анонимность сменяется авторством. Таким образом, позднеготическая худо­жественная культура являлась одновременно и проторенессансной,   возрожденческой.

 

8.5. Своеобразие византийской культуры

 

Еще в IV в. Римская империя разделилась на две части, каждую со своим императором, — Западную и Восточную. На месте прежней греческой колонии Византии императором Кон­стантином был воздвигнут Константинополь, ставший столи­цей Восточной империи. После падения Рима Византия стала единственной наследницей традиций Античности и сохранила статус «империи ромеев». Византия была страной с величествен­ной и блестящей культурой (античные статуи, к примеру, не были уничтожены, а продолжали украшать улицы Константино­поля), чем разительно отличалась от своих соседей, примитив­ных варварских государств. Но несмотря на внешнее сходство с античной культурой, собственные идеалы и устремления Визан­тии были иными.

Византийское искусство своеобразно тем, что в нем слиты воедино два противоположных начала: спиритуализм и пышная зрелищность. Однако блеск и парадность, золото и мрамор) красочность и сияние — все оказалось уместным, как символ духовного блаженства. А вместе с тем эта роскошь, эта зрелищность так хорошо отвечали всему «земному» стилю восточ­ной ромейской империи, вкусам богатого, знающего толк в на­слаждениях  константинопольского  двора.

Сама церемония богослужения являлась «бестелесным и духовным» театром. Когда послы киевского князя Владимира в X в. побывали в Царьграде (так называли на Руси Константино­поль) на богослужении в соборе св. Софии, они, как повествует летопись, не знали, на земле они или на небе. По преданию, это и послужило одной из причин того, что Русь приняла хри­стианство византийского образца, а не западного. Видимо, столь сильное впечатление на послов произвел не только богослужеб­ный ритуал, но и храм, где он совершался, — знаменитый кон­стантинопольский собор св. София.

Функциональное назначение средневековых христианских церквей сильно изменились по сравнению с сакральной архи­тектурой античности. В античных храмах главенствующую роль играло их наружное пластическое решение, становящееся кульминацией сооружения, и очень малую — внутреннее про­странство. Связано это было с тем, что в античной традиции предполагалось все обряды и празднества проводить снаружи, на площади, а в храме, который считался жилищем бога, в по­лумраке находилась статуя божества. Назначение христианской церкви было иным: она воспринималась прежде всего как мес­то, где собирается община верующих для общения с Богом. Теперь главной задачей зодчих становится организация внутрен­него пространства, а внешний вид здания решается как произ­водное, оболочка. В это время в церковном зодчестве складыва­ются формы, ставшие каноническими для христианских храмов: базиликалъная, более характерная для архитектуры католи­ческой, и крестово-купольная форма православных храмов, имеющая восточные корни. Эти здания — чаще всего квадрат­ные в плане, их внутреннее пространство делится четырьмя массивными столбами на девять ячеек, обрамленных арками, и освещается центральным куполом, символизирующим небесный свод.

В Византии складываются основные виды живописи:

1)  монументальная  храмовая  живопись   (мозаика   и   фреска),   причем   использовались   не   только   христианские но  и   светские:   бега   на   ипподроме,   природа,   животные,

театральные представления; к сожалению, эти фрески были унич­тожены противниками иконоборчества в IX в.;

2)  икона;

3)  книжная миниатюра.

Наиболее древние мозаики сохранились в храмах и усы­пальницах Равенны, когда-то бывшей столицей остготов и их культурным центром. Здесь покоится прах Теодориха, первого остготского короля, здесь Данте завершил «Божественную ко­медию»,  здесь же он похоронен.

В равеннском мавзолее Галлы Плацидии (V в.) фон у фре­сок не классический золотой, а синий, и Христос изображен не умудренным жизнью старцем, а безбородым и юным, подобно Орфею. Так изображали Христа в первые века христианства, когда античные представления о вечной юности, как атрибуте божества, еще не были вытеснены суровым культом «старче­ства».

Образцом зрелого законченного византийского стиля XI— ХП вв. является монастырь Дафни близ Афин или в Чефалу (бицилия). Здесь представлена окончательно сложившаяся строго установленная иерархическая система сюжетов, иллюстри­рующих основные догматы христианства:

  в куполе помещается большое поясное изображение Хри­ста  Пантократора  (Вседержителя);

ф в апсиде фигура Богоматери, чаще типа Оранты (молящейся с воздетыми руками);

♦   по сторонам от нее, как стражи — фигуры архангелов;

♦   в нижнем, ярусе апостолы;

♦   на парусах евангелисты;

♦   на столбах — Благовещение;

♦   на стенах сцены из жизни Христа и Марии;

♦   па западной степе сцены Страшного суда и т.п.

XIV в. — новый и последний подъем византийского искусст­ва (династия Палеологов). Но в XV в. Византия пала под на­тиском турок — собор св. Софии был превращен в мусульманс­кую мечеть, византийское искусство прекратило свое суще­ствование. Но византийский стиль распространился далеко за пределами Византии — его влияние ощущается в Болгарии, Сербии, Южной Италии, Венеции, отчасти Армении и Грузии. Первоклассные   византийские   мастера   работали   и   в   Древней

Руси — б Киеве, Новгороде, Владимире. Их ученики развивали на местах эти традиции по-своему. Когда Византия дряхлела, средневековое  русское  искусство  оказалось  в  расцвете  сил.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Покажите  роль  церкви в эпоху Средневековья как сред­ства духовного единения.

2.  Каким образом соотносилось христианское мировоззрение с языческим в эпоху Средневековья?

3.   В чем заключалось своеобразие средневекового художе­ственного  мышления?

4.  Каковы особенности особенности архитектурного решения средневекового   города?

5.  Чем были  обсусловлены  особенности  архитектурного  ре­шения в романском и готическом стиле?

6.   Каковы   характерные   черты   карнавальной   и   рыцарской культуры?

7.  Чем был обусловлен и что означал символизм средневеко­вой культуры?

8.  Каковы особенности культуры Византии?

 

ТЕМА 9

 

КУЛЬТУРА  ЭПОХИ  ВОЗРОЖДЕНИЯ

 

9.1. Сущность, основные идеи и принципы эпохи Возрождения

 

Свое  название  эпоха   Возрождения,   или   Ренессанса,  по­лучила   из-за   широкого   освоения   античного   наследия,   которое после многих веков забвения было вновь востребовано и как бы  возродилось. Переводятся и издаются произведения древнегре ческих поэтов и философов, актуализируются и античные пред­ставления о прекрасном и идеальном, о гармонии. Принято раз­личать  Итальянское  и  Северное  Возрождение.   Если основой первого стало возрождение не только принципов античного  гу­манизма, но и художественных традиций античности (как части истории своей культуры),  то для северных стран античный ху­дожественный контекст не был естественным, и художники Альбрехт  Дюрер,   Иероним   Босх,   Питер   Брейгель   Старший,   Мар­тин   ван   Клеве   обращались   к   собственным   истокам   и  художественным традициям.

Хронологическими рамками  Возрождения стали в Ита­лии XIVXVI вв., а в других странах  —  конец XVXVI вв.  Несмотря   на   то   что   Ренессанс   —   явление   общеевропейское, наиболее заметный след оно оставило в Италии (достаточно сказать,   что  до  конца  XV  в.  он  был   исключительно  итальянским явлением),  где прошло ряд этапов развития:

проторенессанс — конец ХШ — первая половина XIV в. («треченто»);

Раннее   Возрождение   —   вторая   половина   XIVXV   вв. («кваттроченто»);

Высокое  Возрождение — конец XV — первые три десяти­летия XVT вв. («чинквеченто»);

Позднее  Возрождение — вторая половина XVI в.

Рассматривая эпоху Возрождения, К. Ясперс высказал точку  зрения,  согласно  которой все  народы,  стоящие на  аналогич­ной ступени развития,  имеют сходный культурный этап разви­тия. Эпоха Возрождения, по-видимому, отнюдь не принадлежит к одной истории итальянского народа, т.е. это не «частный случай» исторической жизни человечества, это — один из этапов истории древних народов, имевших в прошлом свою древность и свое Средневековье. Эпоха Возрождения у них особая истори­ческая полоса, лежащая на грани между ранним и поздним Сред­невековьем, т.е. один из этапов феодального периода. Такой эпо­хой, видимо, надо считать VHIXV вв. в истории китайского народа, IXXIII вв. в связанной между собой истории народов Ирана, Средней Азии и Северо-Западной Индии, XIVXVI вв. в истории Европы...

Гуманисты в разных странах усматривали ценность челове­ческой личности в разном: в своих воззрениях они, естественно, зависели от своих исторических условий. Деятели китайского Возрождения видели ценность человеческой личности главным образом в способности человека к самосовершенствованию; гума­нисты Ирана и Средней Азии — преимущественно в том, что человеку доступны высшие моральные качества: душевное бла­городство, великодушие, дружба; представители Ренессанса в Италии воспринимали человека главным образом как носителя разума, считая разум высшим проявлением человеческого на­чала.

Однако общепринятой является точка зрения, согласно ко­торой эпоха Ренессанса — это исключительно европейское яв­ление, получившее именно вследствие этого обстоятельства на­звание  Итальянского  и  Северного  Возрождения.

Основой ренессансного движения был начавшийся пере­ход от феодализма к капитализму, что проявилось в высо­ком уровне урбанизации Северной и Центральной Италии, где Деревня была подчинена городу, широком размахе торговли, ремесленного производства, финансового дела. Новая куль­тура стала принципиально иной: в отличие от аграрной религи­озной культуры Средневековья культура Ренессанса стала го­родской, светской по своей общей направленности, отвечаю­щей потребностям общественного развития.

Этот рост светских настроений и интерес к потустороннему миру привел к изменению самоощущения человека и осознанию его личных способностей и, как следствие этого, росту его творческой активности. Теоцентрическое мировоззрение Средне-вековья сменяется антропоцентризмом Возрождения,  основным принципом становится гуманизм. Гуманизм (от. лат. Humanus человеческий, человечный) признание ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отно­шений.

Эпоха Возрождения отмечена и выдающимися научными до­стижениями: активно развиваются философия (Р. Декарт, Ф. Бэкон), физика, математика (Паскаль, Кардано), астроно­мия (Н. Коперник, Д. Бруно, Г. Галилей), химия, биология, медицина и анатомия (Парацелъс, Везалий). Более того, само творчество художников и скульпторов подобно научным иссле­дованиям, предметом которых становится абсолютно новый для этой эпохи объект — человеческое тело, а сами картины высту­пают как иллюстрации к трудам по анатомии. Порой, как на картине Антонио Поллайоло «Святой Себастьян», сюжет отсту­пает перед творческим поиском художника и его стремлением запечатлеть все особенности возможных поз человека: здесь все фигуры попарно симметричны и изображены в двух ракур­сах — в полоборота спереди и сзади. Важнейшим изобретением становится печатный станок И. Гуттенберга, ставший первым шагом на пути к формированию единого информационного про­странства; Великие географические открытия способствуют со­зданию новой картины мира, нанося удар по богословской кон­цепции мироздания.

Однако стремление к самостоятельности социальной и ху­дожественной сопрягалось с такими чертами, как рационализм, расчетливость и стремление к чувственным радостям, противостоявшими аскетизму распространенной повсеместно цер­ковной морали. Многочисленные противоречия эпохи Возрожде­ния многими воспринимались как падение духовности, быв­шей основой культуры Средневековья.

Подобное восприятие эпохи Возрождения характерно для К. Фулканелли. Он отмечает, что увлеченные потоком декадан­са, который при Франциске I стал парадоксально называться Возрождением, неспособные к символике Средневековья худож­ники  начали  производить  безвкусные,   ненастоящие,   без   эзотерической мысли творения. Архитекторы, художники, скульпто­ры преследовали цель личной славы, а не славы искусства, они обращались к античным образцам, переделанным в Италии.

Строители Средневековья обладали верой и скромностью. Неизвестные создатели отдельных творений, они созидали ради Истины, ради утверждения их идеала, ради передачи их знания. Строители же эпохи Возрождения, занятые своими эгоистичес­кими побуждениями, созидали лишь для того, чтобы их имена сохранились в истории. Средневековье обязано своим великоле­пием оригинальности творений, Возрождение обязано своей сла­вой рабской верности копированию. В Средние века — мысль, в эпоху Возрождения — мода. С одной стороны — гений, с дру­гой — талант. В готическом искусстве — воплощение подчинен­ной идее, в искусстве Возрождения — воплощение господству­ет и перечеркивает идею. Одно говорит с сердцем, мозгом, ду­шой, другое обращается к чувствам: это прославление матери­ального. С XII по XV в. — бедность способов, но богатство выра­жения, с XV в. — красота  формы,  но бедность замысла1.

Таким образом, эта эпоха смогла совместить в себе несовме­стимое: тотальная религиозность смогла наложиться на свет­ское содержание, ставшее альтернативой религии как един­ственной и идеальной системы духовной жизни. Далее это при­вело к сосуществованию Античности и христианства как на уровне миропонимания, так и на уровне сюжетно-ситуативном, причем сама культура не превратилась ни в ортодоксально-религиозную, ни в языческую. Как отмечают многие исследова­тели, культура Ренессанса включила в себя элементы и средне­вековой культуры, и культуры Нового времени, но сама не ста­ла ни феодальной, ни буржуазной.

 

9.2. Средневековье и Возрождение: особенности мировоззрения

 

Особенности ренессансного мировоззрения показывает табл. 9.1.

Одной из отличительных черт культуры Возрождения было разнообразие и диалогичностпь, т.е. варьета. Истина и красо­та не воспринимались как единственно возможные, но как раз­нообразные и одинаково ценные в каждом своем проявлении или их совокупности. К примеру, трактаты Леонардо да Винчи не содержат выводов, претендующих на единственную и окончатель­ную истину, но лишь представляют многообразие суждений и точек зрения, изложенных в рукописи. Такое воззрение на суще­ство прекрасного было заложено в ренессансном воззрении на природу как «наставницу» поэтов и художников, что при­водило к разнообразию проявлений творчества: не только к точ­ному воспроизведению действительности, чему способствовало от­крытие прямой перспективы и изображение верных пропорций человеческого тела, но и к фиксации природных неточностей, особенностей. Это становится особенно очевидным при сопостав­лении этих полотен с произведениями Средневековья. Более того, «многообразие» стало оправданным и для прямого нарушения правил, заставившего музыкального теоретика эпохи Возрожде ния написать: «Фальшивая мугыка не бесполезна — напротив, она-необходима для получения хорошего консонанса и избежания дурных. Поэтому она не фальшивая музыка, а необычн.

Это стремление к варьете привело к появлению универ­сального человека, обладающего разнообразными талантами, многосторонне развитого и образованного. Одним из примеров такого универсального человека может стать Леонардо да Вин­чи художник, архитектор, музыкант, поэт, философ, инженер, математик, первооткрыватель не только во многих сферах художественного творчества, но и в раз­личных областях науки (разработал теорию световоздушной перспективы в живописи, создал проекты землеройной машины, подводной лодки, летательного аппарата и т.п.).

Родоначальником гуманизма и ренессансной литературы счи­тают Франческо Петрарку, автора знаменитой «Книги песен», который впервые заговорил о самоценности чувств человека и поставил в центр произведения человеческие, а не божествен­ные проблемы. Таким же ренессансным мироощущением про­никнута «Божественная комедия» Данте, где средневеко­вый жанр видений божьих избранников (описание рая и ада) наполняется новым ренессансным содержанием (любовь Паоло и Франчески не подвергается осуждению, как требовала мораль и нравы того времени, а находит оправдание).

Продолжателями и последователями Петрарки стали Салютати и Боккаччо, чей «Декамерон» пользовался огромным успехом у современников как произведение, доказывающее, что чувственная природа человека может быть не только греховной, но высоко духовной, что достоинство человека — не в знатном происхождении, а в совершенстве помыслов и свершений, как произведение, воспевающее ум и мужество, высмеивающее ли­цемерие и ханжество.

Оригинальным мыслителем Возрождения явился Эразм Рот­тердамский, чья «Похвала глупости» была сатирой на нравы и пороки общества. Автор доказывает, что во всех областях — Политике, культуре, религии, любви, семейной жизни — веду­щей силой становится глупость. В такой своеобразной форме автор протестовал против пустого формализма, пошлости, бес­смысленной догматики и прежде всего глупости, отсутствия разумного начала как в рассуждениях, так и поступках. Он вопро­шает: «Не война ли — рассадник и источник всех достохвальных Деяний?  А между тем что может быть глупее, чем  вступать  по каким бы то ни было причинам в состязание, во время которого каждая из сторон обязательно испытывает гораздо более не­удобств, нежели приобретает выгод? О тех, которые будут уби­ты, не стоит — как говорили когда-то о мегарцах — и распрос­траняться. Но я спрашиваю вас: когда два войска, закованные в железо, стоят одно против другого и «хриплым рокотом труб оглашается воздух», какой толк от этих мудрецов, истомленных учением, с разжиженной, холодной кровью в жилах? ...А вооб­ще-то война, столь всеми прославляемая, ведется дармоедами, сводниками, ворами, убийцами, тупыми мужланами, нераспла-тившимися должниками и тому подобными подонками общества, но отнюдь не просвещенными философами».

В Испании конца XVIXVII вв. появилось проникнутое гу­манистическими устремлениями произведение Сервантеса «Дон Кихот», главный герой которого становится образцом отжив­ших свой век рыцарских представлений. Во Франции у Франсуа Рабле рождает новая проза — роман Нового времени («Гаргантюа и Пантагрюэль»), который выстроен подобно средневе­ковым легендам и сказаниям, но создает вполне современную картину общественной жизни.

Из среды гуманистов выделяется английский драматург Вилъям Шекспир, осуждающий антигуманное существо новых нра­вов, которые утверждались в английском обществе XVIXVII вв. вместе с успехами капитализма. Его трагедии «Гамлет», «Отелло», «Король Лир», «Макбет», «Юлий Цезарь», «Ромео и Джульетта» становятся осуждением лицемерия, лжи, корыс­толюбия и прославлением добра и нравственной силы людей.

 

9.3. Архитектура и живопись

Высокого Возрождения

 

Архитектура Возрождения от средневековой архитекту­ры отличается радостным и оптимистичным мироощущением, где величественные храмовые постройки становятся гимном не столько божественной силе, сколько интеллектуальному и твор­ческому могуществу человека.

Символом этой архитектуры становится здание с куполол первое из которых возвел Брунеллески во флорентийском собс ре Санта-Мария дель Фьоре, определив таким образом ново общее направления развития архитектуры. Своеобразным симво лом архитектуры Высокого Возрождения предстает небольша. часовня Темпъетто, сооруженная Браманте, где идея гар моничного центрально-купольного храма находит свое наиболе законченное выражение. Безусловно, самым грандиозным куполь ным зданием эпохи Высокого Возрождения стал собор Святого Петра в Риме, огромный центральный купол которого был воз веден Микеланджело.

Микеланджело был разносторонним мастером, создавшие неповторимую скульптуру, пронизанную гармонией разума i чувства, торжеством гуманистических начал (Давид, Гений  др.). Мастер считал, что идеальная форма скульптуры — при сближающаяся к шару, освободить же ее из камня нужно, лишь отсекая все лишнее. Те же мятежные, титанические образы прекрасные и мужественные, наполняют и живопись Микеланд­жело, в том числе росписи потолка Сикстинской капеллы  Ватикане площадью около 600 кв. м, которые он в одиночку расписывал в течение 26 месяцев. Микеланджело наряду с Лео­нардо да Винчи и Рафаэлем представил наиболее совершенное художественное выражение прекрасного. Для образов, запечат­ленных кистью этих мастеров, характерна гармония между гор­ним миром и дольним, между эмоцией и разумом, раскрываю­щая всю красоту человека и его величие. Самым прославленные произведением Леонардо да Винчи является портрет Мопы Лизы (Джоконда) с неуловимой изменчивой улыбкой на фоне тонущего в дымке пейзажа, поданного через выработанное ху­дожником сфумато (тонкая игра светотени). Тем же анстроением наполнены его мадонны:  мадонна Литта,  мадонна  Бенуа.

Рафаэль Санти создал ряд неповторимых образов мадонн, среди которых самая знаменитая — Сикстинская. Гимном всех форм духовной деятельности человека стали фрески Рафаэля в Ватикане, на одной из которых («Афинская школа») худож­ник изобразил всех знаменитых философов античного мира, утверждая таким образом мысль о необходимости гармонии и согла­сия между различными представителями философской мысли.

 

9.4. Культура эпохи барокко

 

Эпоха барокко была порождена эпохой опустошительных войн, духовных и материальных кризисов, социальной разоб­щенности, когда идеалы Высокого Возрождения, не найдя опо­ры и подтверждения в жизни, постепенно начали трансформи­роваться в противоположные явления: величие вырождается в гигантизм, а торжество личности — в индивидуализм (именно к этому периоду Позднего Возрождения относится зна­менитая сцена Страшного суда Микеланджело, проникнутая от­чаянием и неверием в возрождение человека и его идеалов и иллюстрирующая крах и разрушение всего живого).

У художников барокко сомнение в ценности жизни, являю­щееся у гуманистов Возрождения одним из моментов веры в ее позитивное содержание, перерастает в концепцию бессмыслен­ности человеческого существования, что, в частности, ил­люстрируют две работы Высокого Возрождения и барокко: «Свя­той Себастьян» Перуджино (1493—1494) и «Святой Себастьян» Тициана (1570). Таким образом, эстетические позиции Возрож­дения и барокко противоположны:

♦  уверенность в безграничности возможностей человека сме­няется   скепсисом,

♦    вера  в  необходимость  борьбы со злом — утверждением тщетности этого,

♦    прославление  мудрости  жизни  —  провозглашением   от­сутствия   всякого   смысла   жизни,

♦   преклонение перед величием духа и красотой — изобра­жением ужасных страданий  человека,  преувеличенных  и дове­денных до предела  экспрессии.

Характерными чертами таких произведений становятся мо­нументальность, избыточность декора и неконструктивных элементов, вычурность художественного мышления, услож­ненность формы («барокко» в переводе с португальского озна­чает «жемчужина неправильной формы»).

Художники барокко не принимают ренессансную идею гар­монии разума и чувства. Они считают, что страсти должны быть подчинены велениям разума. Распространенными темами барок­ко являются физические и нравственные страдания человека, наиболее ужасные моменты его бытия. Любимые персонажи барокко — экзальтированные мученики, погибающие или об­реченные герои, разочарованные люди. Наряду с этим получа­ют распространение сюжеты светской жизни. Возрождение вос­хищается человеком и его бытием, барокко сомневается в цен­ности жизни, воспринимая ее как театр.

Барочное мироощущение антиномично. В нем находит мес­то вера и скепсис, рассудочность и мистические образы, инди­видуализм и мотивы социального единения, эстетическое равно­правие возвышенного и низменного, прекрасного и безобразно­го, трагического и комического: произвольное слияние антич­ной мифологии и христианской символики1.

Внутри барокко различаются течения и школы:

1)  маньеризм (Италия);

2)  гонгоризм (Испания);

3)  прециозная литература (Франция);

4)  метафизическая школа (Англия);

5)  вторая Силезская школа (Германия).

 

Вопросы для повторения

 

1.  Сопоставьте, пользуясь табл. 8.1, основные доминанты сред­невековой культуры и культуры Возрождения.

2.  В чем проявляли себя такие качества культуры Возрож­дения,  как  разнообразие  и диалогичность?

3.  Как вы понимаете понятие «универсальный человек Воз­рождения»?

4.   Какова концепция возрожденческого гуманизма?

5.  В чем состоял художественный переворот Возрождения? Каковы особенности живописи и архитектуры этого периода?

6.  Как связан принцип гуманизма с такими открытиями ху­дожественной культуры,  как  прямая  перспектива  и  изображе­ние верных пропорций человеческого тела?

7.  Чем отличается художественный мир Итальянского и Се­верного   Возрождения?

8.   Проследите  динамику  духовного   переворота   эпохи   Воз­рождения и эпохи барокко от утверждения гуманизма до разо­чарования в нем.

 

ТЕМА 10

 

ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКАЯ   КУЛЬТУРА НОВОГО   ВРЕМЕНИ

 

Исчерпание ренессансного принципа свободного развития и взгляда на человека как меру вещей породило на рубеже XVI-— XVII вв. широкую реакцию, в которой наряду с интонациями скепсиса и разочарования можно различить и другие, напри­мер, звучащие в призыве Монтеня «ввести человека в пределы природы», в доводах Бруно в пользу необходимости отдать все­го себя борьбе с пороками времени, пренебрегая личными вле­чениями и склонностями, в появившемся из-под пера Кампанеллы — автора наиболее знаменитой социальной утопии XVII сто­летия — сонете «Против себялюбия» и проч. В этих произведени­ях выразился пафос не личности, как в эпоху Возрождения, а общества. Именно вокруг этого смыслового центра формируются все иные проблемы эпохи — человека как обладателя прав и свобод, науки как способа рационального преобразования дей­ствительности, искусства как нормативной системе, подчиняю­щейся тем же правилам, что и общество в целом.

Ренессансный антропоцентризм, превратившийся сначала в трагическую, затем в трагикомическую иллюзию (от Гамлета, Отелло, Лира — к Дон Кихоту) или выродившийся в жестокий, разрушительный эгоцентризм (пример тому — образы шекспи­ровских «макиавеллей», героев-злодеев Макбета, Яго, Эдмунда), находит свое историческое отрицание в идее общества. Об­щество было призвано стать таким же эпохальным завоеванием Нового времени, каким в период Возрождения явилась свободная, самодеятельная личность. Пафос общественности — граж­данственности, общезначимости и общепринятости — выступает как положительная антитеза субъективистского произвола и со­здаваемого им хаоса и анархии, как синоним блага, истины, красоты. Общее в форме морального долга или дисциплинирую­щей, упорядочивающей нормы приобретает одновременно широ-Когуманистический и эстетический смысл.

 

10.1. Классицизм как художественное направление эпохи абсолютизма

 

Классицизм (от лат. Classicus образцовый) появился во Франции конца XVII в. — времени утверждения абсолютизма. Именно абсолютизм, нашедший свое адекватное и законченное выражение в придворной аристократической культуре, опреде­лил основные черты эстетики классицизма. Именно абсолютизм, в политике Франции ограничивавший личность государственны­ми интересами и заставлявший индивидуальное приносить в жертву общественному, вывел на сцену нового героя пол­ководца, монарха, дворянина, поступки которого были вызва­ны общественной необходимостью (попутно отметим, что клас­сицизм XVIII в. был связан с идеями Просвещения, выразил граж­данские идеалы и показал абсолютно нового героя — предста­вителя третьего сословия).

Идеологией классицизма во Франции стали рационалис­тическая философия Р. Декарта, драматургия П. Корнеля, Ж.  Расина, Ж.Б. Мольера, поэтика Н. Буало.

Ведущие положения эстетики классицизма XVII в.:

♦    Античная   сюжетика.   Сюжеты,   характеры,   идеи, формы, мифология  античности  были востребованы классициз­мом, но они наполнялись новым историческим содержанием. Наи­большее влияние на классицизм оказали традиции поздней рим­ской  античности   и   философия   римских   стоиков,   призывавших сохранять твердость духа в любой ситуации и подчинять личное внеличным  целям. Б  архитектуре  классицизма,  а  также  в  сти­лях ампир и историзм, следовавших тем же традициям, но уже в условиях XIX в. были востребованы античный греческий пор­тите,  римская арка  и  купол.

♦    Большое  общественное   содержание  (главная тема — конфликт общественного и личного, долга и чувства}. Идеологи­ческой   основой   классицизма   становятся   концепции   государ­ственности,  идеи  патриотизма,  воспроизведения человека, ставящего   и   достигающего   высоких   целей,   человека,   искренне предпочитающего собственным  интересам  интересы обществен­ные, а личному счастью установленные обществом нормы мо­рали,   человека,   формой   бытия   которого   становится   опора   на общество   и   сознательное   служение   ему   и   ощущающего   свой союз с обществом как равноправный и добровольный. Этот конф­ликт   между   личным   чувством   и   общественным   долгом,составляющий сущность классицизма, выражен в пьесе Корне-ля «Сид». Таким образом, личность и свобода индивида в эстети­ке классицизма приносится в жертву обществу (вспомним по аналогии, что в искусстве Средневековья личность подчинялась Богу, в искусстве Возрождения мерой свободы человека высту­пал сам человек, наделяющий себя волей к любым проявлениям этой свободы).

В противовес классицизму в стиле рококо, который разви­вался параллельно, акцентировалась камерность, интимность, предметы данного стилевого направления — веера, столовые приборы, ширмы, даже кареты — выглядят безделушками, украшенными прихотливым декором, а' картины — как изыс­канные шпалеры, предназначенные для декорирования будуа­ров.

♦ Однако классицизм в то же время был дидактичным и назидательным, образы — схематичными и маскообраз­ными. Это было связано со стремлением оценивать типичес­кое выше индивидуального, а также ориентация на основопо­лагающую категорию классицизма — категорию меры, сопряга­ющуюся с категорией нормы. Нарушение меры — основной вид конфликта, который характерен как трагическому, так и коми­ческому его преломлению. Инструментом меры становится ра­зум, обеспечивающий господство в нем «высшего порядка». Ил­люстрацией подобного отношения к типизации и индивидуализа­ции выразил Н. Буало:

 

Иной строчит стихи как бы охвачен бредом:

Ему порядок чужд и здравый смысл неведом.

Чудовищной строкой он доказать спешит,

Что думать так,  как все его душе претит. Не  следуйте ему...

Придется одолеть преграды на пути,

Намеченной тропы придерживаться строго:

Порой у разума всего одна дорога...

 

 

Эти строки свидетельствуют о том, что в классицизме крас­ке с явной степенью превосходства противопоставлялась форма, оригинальному — типическое.

♦    Это   господство  типического  и   привело   к   четкости   ясности   формы,   которая   характеризует   все   без   исключения виды художественного творчества.

   В литературе особенности формообразования прояви­лись в  наличии  правила   трех   единств   (места,   времени,  дей­ствия),  а  также в  иерархии   жанров,   различающихся  как  вы­сокие:  трагедия,  эпопея,  ода  (Корнель,  Расин,   Вольтер),  низ­кие: комедия, сатира, басня (Мольер,  Лафонтен) и средние.

  В театральном искусстве четкость формы выразилась в торжественном статичном строе спектакля и размеренном чте­нии стихов.

♦   В  архитектуре — в ясности  и  геометризме  форм, лаконизме сочетания стены с ордером и сдержанным декором. В России   традициям   классицизма   следовали   зодчие   не   только XVXQ  в.,  но  и XIX  в.,  претворяя  их в  стилях   ампир и исто­ризм: Баженов,  Казаков,  Воропихин,  Пименов,   Росси,   Мон-ферран. В парковом дизайне эти принципы воплотились в стро­гости и симметрии планировки.

  В изобразительном искусстве ясность формы воплоти­лась  в   уравновешенности   композиции,   обобщенном   плав­ном рисунке. Живопись Лоррена, Давида, Энгра, Пуссена про­славляет человека, совершающего подвиги во имя нации и куль­туры, человека  гордого и прекрасного,  полного чувственно-при­влекательной   красоты.   Французская   академия   живописи  и скульптуры,   открытая  в   1648  г.,   провозгласила  Пуссена  луч­шим   художником   и  представила   его   идеальным   образцом  для подражания,  находящимся вне критики. Однако работы после­дователей Пуссена, взявших для копирования формальные при­емы   мастера,   оказались   образцами   холодного   академического искусства.

Представителем голландской ветви классицизма стано­вится живопись Рембрандта Хармене ван Рейна, столь же выверенная и органичная по композиции. Излюбленным приемом художника стало изображение рук и лица человека, выступаю­щих из темноты. Эта темнота воспринимается художником как разрушающая враждебная красоте сила, борьба с которой и ста­новится задачей человека.

В музыке XVII в. классицизм сочетался с эстетикой барок­ко.   Стремление   создать   завершенные,   гармоничные   конструкмонументальные, ясные и благородно простые привело к формированию особой структуры оперы seria, с ее опреде­ленной трактовкой речитативов secco и accompagnato, с ее яв­ным предпочтением формы da capo, упорядоченностью характе­ров  ситуаций. Влияние классицизма у композиторов венской классической школы ХУШ в. (Й. Гайдна, В.А. Моцарта, Л. ван Бетховена) привело к оформлению сонатно-симфонического цикла, утверждению сонатной формы и симфонизма как метода раскрытия жизненных противоречий, а также парного состава оркестра и основных принципов тембровой драматургии.

 

10.2. Торжество рационализма в эпоху Просвещения

 

Эпоха XVIII в. это эпоха Просвещения, а классицизм XVIII в. называют просветительским классицизмом или просве­тительским реализмом.

.. Просвещение это идейное течение эпохи перехода от феодализма к капитализму, ставшее идеологической платформой ряда буржуазных революций и связанное с борьбой  нарождавшейся  буржуазии против  феодализма.

Просвещение формируется в новых экономических условиях образования промышленной цивилизации, когда происхо­дит переход от мануфактуры к более сложным технологиям. На­ука этого времени наряду с механико-математическим знанием отмечается выдвижением опытных и описательных дисциплин — физики, биологии, географии. В это время принципиальным об­разом изменяется отношение к религии, когда рождается фено­мен атеизма отрицания существования бога и связанного с этим отрицания религии. Не все философы Просвещения разде­ляли точку зрения Гольбаха, называвшего религию ложью, бредом и «священной заразой», но даже далекие от атеизма Юм и Кант выводили не мораль из религии, а религию из Морали, подчеркивая, таким образом, свободу личности, ее ав­тономность по отношению к религии.

Термином «просвещение» мыслители XVIII в. стали обозна­чать свое собственное прогрессивное время, которое они счита­ли эпохой небывалого развития наук и искусства и отличали от

десяти средневековых веков «мрака и невежества». Но что дей­ствительно отличает две эпохи — это отношение к Богу, где в Средние века характер культуры определяет церковь с ее ориентацией на неземное, возвышенно-идеальное, с ее объясне­нием мира Богом, а в эпоху Просвещения — вера в безгранич­ные способности разума.

Просвещение — широкое идейное течение, к которому при­надлежали философы и писатели Ш.Л. Монтескье, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо, Вольтер, Г.Э. Лессинг, опиравшиеся в своей критике феодализма на теорию «естественного права», ут­верждавшую естественную свободу, равенство людей и их пра­во на частную собственность. Просветители считали, что сохра­нение крепостничества и других форм феодальной зависимости есть нарушение норм естественного права, а все пороки обще­ства происхождением своим имеют либо невежество народа, не понимающего несправедливость строя, либо непросвещен­ность   монарха,  не  осознающего  несправедливость   угнетения.

Просветительская идеология, отрицая феодальный порядок как систему, исходила из идеи природного равенства людей, их естественной склонности к добру и праву на земле. Подобные представления складывались в целостную идеологическую сис­тему, в которой и социология, и философия, и этика, и полити­ка, и воззрения на искусство органически дополняли друг друга и были пропитаны духом борьбы с насильственным ограничением человеческой личности и сословным неравенством.

В философии и идеологии Просвещения принято выделять два направления:

♦   вольтерьянство,  которое, по сути, представляло арис­тократический путь  борьбы,  духовную  и  социальную  «револю­цию сверху»  (этот путь привел к романтизму и идеологии рус­ских  декабристов,   где   наиболее   значительные   фигуры  русской литературы  —   Чацкий,   Дубровский,   Печорин   —   продолжают ряд, открытый Чайльд Гарольдом);

♦  руссоизм, предлагавший демократический путь борьбы W в равной степени проявивший себя как в лозунгах Великой фран­цузской буржуазной революции: «Свобода, равенство, братство», так и в призыве Ж.-Ж. Руссо и его последователя Л.Н. Тол­стого «Назад, к природе!», воплощавшем протест против циви­лизации.

В полной мере идеологию своей эпохи отразил мастер клас­сической литературы Вольтер, перу которого принадлежат зна­менитые художественно-философские произведения и наиболее известное из них «Кандид, или Оптимизм», сталкивающее противоположные взгляды на жизнь. Так, учитель главного ге­роя, Кандида, считает, что «все к лучшему в этом лучшем из миров», друг же Кандида, Мартен, проповедует пессимистичес­кие взгляды, обращая внимание на всеобщую вражду и нера­зумность. Кандид же соглашается с кредо садовника, утверж­давшего, что для счастья «надо возделывать свой сад» и считав­шего деятельный труд, который единственно приносит челове­ку радость, панацеей от всех черных мыслей.

Главным представителем Просвещения в Германии был Иоганн Вольфганг Гете, произведения которого стали знаме­нем духовного и культурного объединения немецкого народа. Гете протестовал против феодальной отсталости, против угодни­чества перед сильными, перед раболепным поклонением иност­ранной культуре, он высмеивал знания, далекие от действи­тельной жизни, мертвую университетскую ученость и придвор­ную поэзию. Эти мысли становятся основой размышлений автора в «Фаусте», где внутренний конфликт в душе героя порожда­ется столкновением идеального и реального и оканчивается ре­шением поставить во главу иерархии ценностей деяние как «на­чало бытия».

Однако эпоха просветительского реализма представляет и принципиально нового героя — не своевольного индивидуалис­та Возрождения, не регламентированного подданного класси-Цизма, а гражданина, признающего свободу, но в рамках обще­ственной необходимости. Для этого времени не характерны Читаны духа, герой эпохи капиталистического разделения труда, превращающего человека в «частного» и «частичного». Яовок, изворотлив, предприимчив — это герой «третьего сословия». В отличие от классицизма XVII в., ограниченного только Пешими предметами («...берегите взор от низменных предметов» Н. Буало «Поэтическое творчество»), просветительский класси- обращается к жизни в ее разнообразных проявлениях, в том числе низких, о чем говорил Д. Дидро: «Пойдите в кабак, и вы увидите, как выглядит рассвирепевший человек. Ищите улич­ные происшествия, будьте наблюдателями на улицах, в садах, на рынках, дома, и вы составите себе правильные представле­ния о настоящем движении во всех жизненных действиях».

Между тем этот просветительский реализм принципи­ально отличается от критического реализма, герой которого, будучи типичным представителем эпохи, попадает не в типи­ческие, а в экспериментальные обстоятельства, которые должны выявить способность человека к преодолению различ­ных жизненных перипетий подобно героям Д. Дефо («Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо»), Дж. Свиф­та («Приключения Гулливера»), Бомарше («Безумный день, или Женитьба  Фигаро»).

Параллельно с реализмом формировался сентимента­лизм, противопоставивший рациональному чувственное нача­ло. В сентиментализме умильно идеализируются добродетели положительных героев, проводятся четкие грани между добром и злом, положительным и отрицательным в жизни. Сентимента­лизм, так же как и реализм, обращен к действительности, но трактует ее наивно и идиллично, с излишней слезливостью, эмоциональностью, чувствительностью. Представителями сенти­ментализма были Ж.Ж. Руссо, Ж.Б. Грёз, ИМ. Карамзин.

Основными темами сентиментализма становятся:

♦   элегические настроения (развитие жанра элегии);

♦   кладбищенская лирика, тяга к смерти;

♦   утверждение естественности чувства любви (Прево, Ка­рамзин);

♦    отказ   от  порочной  цивилизации  и  слияние  с   природой

(Руссо);

♦   мечты о сельской идиллии (Дж Томсон).

 

10.3. Особенности культуры XIX века

 

Историческими границами XIX в. стали, с одной стороны, Великая французская буржуазная революция, промышлен­ный переворот в Англии, война за независимость североамерикан­ских колоний, и с другой -  Первая мировая война 1914 г. Своеобразие экономики данного периода определяет вступление капитализма в стадию зрелости, социальные же процессы характеризуются ростом класса пролетариев. Промышленная революция (прежде всего, в Англии) приводит к скачкообразному росту науки и техники, когда число открытий и изобре­тений (около восьми с половиной тысяч) превосходит весь анало­гичный потенциал предшествующих эпох. Это время появления телеграфа, телефона и радио, интенсивного развития парового железнодорожного транспорта, открытия и освоения электриче­ства, появления и развития техники, улучшающей машинно-фабричное производство и становящейся базой для новых форм производственной деятельности. Эти процессы сопровождаются дегуманизацией материального проиводства, усилением отчуж­дения продукта труда от рабочего, обострением разрыва между сферой «идеального» и «реального», атомизацией лич­ности и ростом индивидуализма.

В области политики акцент на автономию и свободу индиви­да приносит и новое политическое образование XIX в. либера­лизм — буржуазное идеологическое и общественно-политичес­кое течение, объединяющее сторонников парламентского строя, буржуазных свобод и свободы капиталистического предприни­мательства.

Возможность осуществления либерализма показали амери­канская и французская революции, которые предложили Дек­ларацию независимости (4 июля 1776 г.) и Декларацию прав человека (26 августа 1789 г.) и зафиксировали неотъемлемые права человека: право на собственность, на безопасность, на сопротив­ление угнетению. Вместе с тем либеральная идеология ограни­чила сферу проявления «естественного права»: в политике это выразилось в принципе разделения властей (законодательной исполнительной, судебной), в экономике — в защите права частной собственности, в принципе невмешательства госу­дарства в экономику, в социальной сфере — в принципе ра­венства возможностей, где утверждается самоценность индивида и его личная ответственность за принимаемые решения.

Существенные изменения в XIX в. претерпела и область морали, где на смену средневековым этическим установкам при­водит  идеал  человека,   который  всем  обязан  не   средневековым

наследуемым привилегиям, а личным заслугам. Вместе с тем мо­раль Нового времени становится более  утилитарной:

   порядочность приравнивается к кредитоспособности,

♦   долг видится в приумножении богатства,

♦   смысл жизни — в труде, аскетизме и бережливости.

Искусство XIX в. вслед за мировоззрением переживает эпо­ху секуляризации — обмирщения. П. Сорокин в работе «Со­циальная и культурная динамика» констатировал увеличе­ние  к XIX в. доли светского искусства:

♦    если   в   XVII   в.   соотношение   религиозного   и   светского искусства выражалось пропорцией 51/49,

♦   в XVHI в. — 24/76, то

♦   в XIX в. — 10/90.

Активное развитие в изобразительном искусстве пережива­ют такие жанры, как портрет, пейзаж, натюрморт, быто­вой и исторический жанры. В конце XIX в. в связи с появле­нием новых технологий формируются новые виды искусства (фотография,   кино,   реклама).

Одной из особенностей искусства данного периода является отсутствие эстетической доминанты, где романтизм пер­вой трети века развивается параллельно с реалистическим на­правлением. Во второй же половине века, в эпоху декаданса, эта тенденция становится устойчивой, и здесь сосуществуют на равных импрессионизм, постимпрессионизм, символизм, натурализм.

 

10.4. Романтизм: социокультурный контекст формирования и художественная специфика

 

Классицизм, господствующий в эпоху Просвещения, в XIX в. уступает место романтизму, под знаменем которого развивается и музыкальное, и художественное творчество пер­вой половины столетия. Смена художественных направлений была следствием громадных социальных перемен, которыми отмечена общественная жизнь Европы на рубеже веков. После Реставра­ции, последовавшей за революционными преобразованиями, и возвращения Людовика XVIII, брата казненного Людовика XVI, возвращаются  и бывшие  привилегии,  земли,  имущество,  а также сословные перегородки. Если раньше талантливые люди могли возвыситься вне зависимости от своего социального положения (как говорил Наполеон, каждый солдат носит в своем ранце мар-хиальский жезл), то теперь этот период феерических карьер закончился, и для того, чтобы стать офицером, нужно доказать принадлежность предков в трех-четырех поколениях к дворянс­кому сословию.

Поэтому определяющим в идеологии художников Нового вре­мени становится глубокое разочарование в результатах Великой французской революции, обнаруживается и иллюзорность идеа­лов эпохи Просвещения — государство разума потерпело пол­ное крушение. И у представителей нового поколения возникает мысль: очевидно, не разум управляет историей. И под этим ло­зунгом отрицания разума родится новое направление — роман­тизм.

Безусловным центром романтического движения стала Германия, а., создателями романтической эстетики и идеалистичес­кой философии Ф. Шлегель, Ф. Новалис, Ф. Шеллинг, создав­шие максимально приближенные к искусству, эстетически со­вершенные тексты. Это родство философии и искусства стало возможным благодаря замене в основании философии науч­ного понятия интуитивным символом. Именно сфере чувств, а не области рационального романтическими философами пред­назначается роль высшей ценности человека. Отсюда близость чувствования романтических философов рефлексии средневеко­вого христианства, близкого ему своим стремлением к высшим духовным ценностям и вечным идеалам, особым вниманием к внут­реннему миру человека, его духовной жизни.

Естественно, что изменение претерпели и творческие ме­тоды создания произведения, где в отражении действитель­ности начинает превалировать не реалистический ее образ, а отношение автора к изображаемому объекту, т.е. субъективное становится важнее объективного, а образ произведения начинает зависеть не столько от своего реального прообраза, сколько от идеалов и мировоззрения автора. Так, Г. Гейне пишет в своей трагедии «Альманзор»: «Я вложил в нее собственное «Я» имеете с моими парадоксами, моей мудростью, моей любовью и всем моим безумием» .

Романтический герой противостоит герою эпохи классициз­ма не только своей повышенной чувствительностью и реф­лексивностью, но и индивидуализмом, принципиально вы­ражая не коллективное, а индивидуальное чувство. Так, если траурный марш Третьей симфонии Бетховена становится шестви­ем с телом героя, «гроб которого несет все человечество», то романтический герой одинок, его страдания так же индиви­дуальны, как и все его проявления. Несмотря на то что этот герой, будучи благородным, возвышенным и одухотворен­ным, остро переживает несовершенство мира, он не способен активно противостоять негативным факторам социальной среды.

Эта беспомощность романтического героя и его неспособ­ность к активным социальным действиям идет от внутреннего трагического разлада, когда, с одной стороны, мир предстает перед ним как носитель высшего космической порядка и смыс­ла, присутствующего во всем и создающего особую гармони­ческую целостность, а с другой стороны, проявляет свою враж­дебность. В такой ситуации идеализированные представления ге­роя о состоянии мира перестают соответствовать реальности, что неизбежно порождает внутренний конфликт, уход в мир мечты и отчужденность от реальности.

Это несоответствие между непознаваемой и иррациональ­ной реальностью и мечтой, грезой, идеальной жизнью по-разно­му отразился в творчестве романтиков. Одни — Ф.Р. Шатобриан, У. Вордсворт, Р. Саути — обвиняли в зле мира иррацио­нальные силы и утверждали принципиальную трагичность бытия, другие — 3. Вернер, Дж. Байрон, Ф. Брентано, Э.Т.А. Гоф­ман несмотря на пессимизм и «мировую скорбь», стремились к его совершенству и гармонии.

Подобное мироощущение художников-романтиков влияло к на их собственные судьбы. Именно в это время наблюдается ряд личных трагедий — сумасшествие Шумана, сумасшествие и алкоголизм Эдгара По, самоубийство Жерара де Нерваля, ран­няя смерть Шуберта, Шопена, огромное количество помеша­тельств и самоубийств.

Этот разлад с действительностью вызывает необходимость бег­ства  от ее противоречий,  осуществляющегося:

♦   в прошлое;

♦   в экзотические страны,  куда не проник капитализм;

♦   в сферу чистого вымысла — это уединение художника в его  грезы,   фантазии,  видения  (как в  гофманианстве).

Естественно, что эпохой, опоэтизированной романтиками, стала не Античность, служащая образцом для эпохи класси­цизма, из отрицания которой вышел романтизм, а Средневеко­вье с его старинными замками, руинами, соборами, башнями, с его мощными, энергичными людьми, одетыми в доспехи. Эти цельные натуры привлекали романтиков героизмом, бесстраши­ем, отсутствием сомнений (могли отправиться в Иерусалим за тысячу верст воевать Гроб Господень) и той «разорванности со­знания», которая была свойственна мятущейся, сомневающейся натуре художника-романтика.

Отсюда  и  повышенный  интерес  к  эпосу,  но не  антично­му — не к «Илиаде» Гомера и не «Энеиде» Вергилия, а к старин­ным средневековым сказаниям и балладам: к эпосу кельтских бардов, к старинному скандинавскому эпосу («Эдда»), к фран­цузскому  эпосу   («Песнь  о  Роланде»),   к  средневековому  не­мецкому эпосу («Песнь о нибелунгах»).  Уход от яда и сплина городской   цивилизации   можно   совершить   и   в   экзотические страны — к примеру, в Испанию с ее красочными одеждами, пунцовыми   розами,   клинками,   навахами,   горящими   страстью глазами. Отсюда интерес к национальному фольклору — как му­зыкальному (у Шопена — польскому, у Листа и Брамса — вен­герскому, у Грига — норвежскому), так и поэтическому (собрание народных сказок братьев Гримм, издание Арнимом и Брен­тано книги народных песен «Волшебный рог мальчика»).

Итак, Просвещение и романтизм стали своеобразной анти­тезой друг другу.

 

10.5. Ведущие принципы и эстетические особенности реализма,

импрессионизма и стиля модерн

В XIX в. впервые в истории человечества установилась все­мирная система хозяйства, и в сферу общественного производ­ства были втянуты самые различные слои действительности. Соответственно расширяется и предмет искусства; в него втягиваются и приобретают общественную значимость, эстетическую

 

 

ценность и широкие общественные процессы (со­циологический анализ), и тончайшие нюансы человеческой психологии (психологический анализ), и быт людей (бытописание), и природа (пейзаж), и мир вещей (натюрморт). Претерпел глу­бокие изменения главный предмета искусства человек, а обще­ственные связи приобрели всеобщий, поистине всемирный ха­рактер. И в духовном мире человека не осталось ни единого уголка, который не имел бы широкой общественной значимос­ти и не представлял бы интереса для искусства. Все эти из­менения в самой действительности вызвали к жизни новый тип художественной концепции мира, воплотившийся в критичес­ком реализме. Явления действительности предстали в искус­стве критического реализма во всей сложности, многограннос­ти и богатстве своих эстетических свойств в соответствии с усложнившейся и обогатившейся общественной практикой.

Принципом обобщения в критическом реализме является типизация; правдивость деталей и показ типических характе­ров, действующих в типических обстоятельствах, становятся принципом реализма.

Реализм (от позднелат. realis — вещественный, действитель­ный) — культурно-художественное направление второй полови­ны XIX в., стремящееся правдиво и достоверно отражать жизнь и вскрывать ее противоречия.

Если романтизм несовершенство жизни и ее социального устройства ощущал интуитивно, то реализм сумел вскрыть не только сами пороки общества, но и обосновал их причины. Если в концепции романтизма еще были иллюзии, то реализм — это трезвое искусство  «утраченных  иллюзий».

Реализм принято рассматривать в двух аспектах:

    как   основную   тенденцию   исторического   развития художественной  культуры,   присущую   всякому   большому искусству   (реализм  Античности,   Средневековья  и   Просвеще­ния,   реализм  Пушкина,   Диккенса,   Бальзака),

    как ограниченное   определенными   хронологическими рамками  направление, начало которого связывают либо с эпо­хой Возрождения  (ренессансный реализм),  либо  с  эпохой Про­свещения  (просветительский  реализм),  либо  с   30-ми  гг.  XIX   в. (собственно  реализм,  или критический реализм).

Ведущие принципы критического реализма:

1. Воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах при полноте их индивидуализации. Ха­рактерно, что объективные художественные обобщения стано­вятся возможными вне науки и эксперимента, а самим методом обобщения и определения закономерностей отражаемой действи­тельности становится типизация.

1 Жизненная достоверность изображения, стремление к досконально точной, непосредственной передаче действитель­ности в сочетании с осмыслением жизненных закономерностей.

3. Преобладающий интерес к проблеме «личность и об­щество» (в их связанности и противостоянии), внимательное отношение к общественному развитию, когда человек не рас­сматривается вне его социальной среды.

Эстетику реализма в западном искусстве развивали Ги де Мопассан, Анатоль Франс, Ромен Роллан, Генрик Ибсен, Ген­рих Манн, Томас Манн, Джон Голсуорсии, Бернард Шоу. Все они в большей или меньшей степени следовали традициям реа­лизма, заложенным в европейскойлитературе Бальзаком, Стен­далем и Флобером.

Импрессионизм (от фр. impression — впечатление) — на­правление в искусстве последней трети XIX — начала XX в., представители которого стремились наиболее естествен­но и непредвзято запечатлеть реальный мир в его подвижности и изменчивости, передать средствами живописи свои мимолет­ные  впечатления.

Импрессионизм появился в 1860-х гг. во французской живо­писи в работах Э. Мане, О. Ренуара, Э. Дега. Название направ­лению дала картина Э. Мане «Впечатление. Восход солнца», выставлявшаяся в художественном салоне Парижа вместе с про­изведениями аналогичного содержания. Первоначальная реакция художественной общественности на подобную живопись была резко негативной, и представителей нового направления стали пренебрежительно называть импрессионистами, т.е. «впечат-ленцами».

Для живописи этого периода становится характерной:

   свежесть и непосредственность  восприятия;

♦   изображение мгновенных,  случайных ситуаций;

♦   фрагментарность, неуравновешенность композиции;

♦   неожиданность ракурсов;

♦    стремление   писать   серии   картин   на   один   сюжет,   для того   чтобы   подчеркнуть   изменение   освещения   (стога,   кувшин­ки,  Руанский  собор  и  т.п.).

В 70—80-е гг. импрессионистские тенденции проникают в жанр пейзажа. К. Моне, К. Писсарро, А. Сислей впервые за всю историю живописи выработали последовательную систему пленэра, предполагающую работу непосредственно на воздухе, а не в студии, и позволяющую передавать переливы солнечного света или тумана, сам цвет света, полусвета, тени, ощущение богатой световоздушной среды. Новые задачи живописи предпо­лагали и наличие иной техники письма, когда краски наноси­лись чистыми, в виде мазков на холст и смешивались, таким образом, не на палитре, а в глазу наблюдателя, зрителя. Это эстетическое миропонимание импрессионизма ближе всего к интуитивистским идеям Бергсона, касающимся непосредствен­ного восприятия предмета, о неопределенности и незаданности его формы и цвета.

Для импрессионистов стали характерными такие черты, как высветление колорита, техника мелких мазков, использу­ющих не основные цвета, а дополнительные, богатство рефлек­сов, тонов и полутонов, расплывчатость контуров, создаю­щих иллюзию непостоянства, трепетности изображения. Воспри­ятие действительности импрессионистами отличается яркостью и праздничностью, а мир на их картинах предстает сверкающим чистыми,  яркими,   сочными  красками.

Импрессионизм приобрел огромное значение в культурной жизни Франции, вызвавшее значительный резонанс в последу­ющие десятилетия: в то время когда импрессионизм начал себя изживать, ему на смену пришел постимпрессионизм, став­ший своеобразной реакцией на первый и обогативший его реали­стичностью в лице Сезанна, Ван Гога, Гогена, Матисса. Впос­ледствии импрессионизм распространился на скульптуру, гра­фику, музыку, а также на литературу и театр.

Стиль модерн был стилем, завершившим развитие искусст- XIX   столетия.   Это   течение,   возникшее   в   искусстве   конца  в. и развившееся мощным течением в XX в., известно под Названиями:

♦   стиль модерн в России;

♦   ар нуво в Бельгии и Франции;

♦   Сецессион в Австро-Венгрии;

♦   югендштиль в Германии;

♦   стиль либерти в Италии;

♦  модерн стайл в Великобритании.

Задачей стиля модерн стало создание нового большого сти­ля, должного сотворить совершенный мир, аналог которому в действительности отсутствует. Отсюда — особая роль искус­ства, выполняющего демиургическую функцию, и худож­ника как творца этой новой  реальности.

Художник, словно исправляя природные формы, создает прихотливые изгибы новой эстетической субстанции, пользуясь при этом как глиной камнем, деревом, металлом. С этим мироо­щущением связано распространение в зодчестве пластических, текучих, словно бы самообразующихся форм, в декоративном творчестве — стелющегося по поверхности, разрастающегося, обволакивающего предмет стилизованного растительного орнамента, в изобразительном искусстве — плоских пятен цвета и гибкой линии, которые не выделяют объемы, а слива­ют их с плоскостью, образуя пространство, не обладающее глу­биной, как бы двухмерное.

Художники модерна проявили большую изобретательность в декоративной разработке природных форм, отвечающих их иде­алу; излюбленные мотивы декора — лебеди и павлины, бабочки и стрекозы, ирисы и лилии, водоросли, стилизованные очерта­ния облаков и волн, струящиеся волны женских волос. И конеч­но, удлиненные, манерно изогнутые абрисы нагого женского тела, фигуры наяд и нимф. Модерн густо замешан на эротике, но эротике изысканной — прельщает не столько откровенная нагота, сколько нагота деформированная и наполовину скрытая: длинными русалочьими волосами или необыкновенными одеяни­ями.

Одной из отличительных особенностей стиля модерн явля­ется стремление к синтетичности решений и слиянию раз­личных видов искусств, что приводит к появлению синте­тических личностей — художников, стремящихся проявить себя в различных областях искусства. Так, М.А. Врубель пишет картины,   иллюстрирует   книги,   создает   скульптуру,   майоликопанно, работает для театра и т.д. Стиль модерн причастен к широкому подъему тиражной графики — почти целиком в русле этого стиля произошло становление искусства плаката и его стремительный взлет к началу века. Мастера этого стиля созда­ют новый тип книги, все оформление которой, включая ил­люстрацию, акцидентный рисунок, шрифт, формат, переплет, образует художественное целое, объединенное единством стиля (О. Бердсли в Англии, А.Н. Бенуа в России).

В декоративно-прикладном искусстве стиль модерн со­вершил подлинный переворот. Трудно назвать художника, который так или иначе не был бы причастен к созданию проектов мебели, ткани, утвари, бижутерии, декоративного убранства помещений. Так, испанский архитектор Антонио Гауди, автор знаменитого собора Святого Семейства в Барселоне, также со­здает эскизы решеток, фонарей, церковной утвари, осуществ­ляет дизайнерские проекты интерьеров помещений — лестниц, лифтов, каминов, мебели, витражных панно. Однако на практи­ке резко разделяются дорогостоящие изделия и дешевые по­делку — одни как образцы элитарной культуры, другие — мас­совой.

В архитектуре стиль модерн расцвел бурно и пышно, но не смог широко распространиться в массовом зодчестве, прежде всего, потому, что его архитектурные фантазии требовали со­лидных затрат. Этот стиль развивается главным образом в архи­тектуре городских особняков и дорогих многоквартирных зда­ний, загородных вилл и дач. Здесь архитектор формирует орга­низм здания сообразно надобностям заказчика и собственным вкусам. Здание растет «изнутри», приживляя одно к другому помещения разных размеров и очертаний, размещая их на раз­ных уровнях, наращивая свою пластическую оболочку. Соответ­ственно снаружи здание выглядит как увлекательная ассиметрическая пространственная композиция, сливающая воедино разные по формам и масштабам объемы. Формы и декор окон, Дверей, лестниц становятся разнообразными чуть ли не до бес­конечности. Убранство фасадов и интерьеров достигает неверо­ятной изощренности.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Каковы предпосылки и основные особенности эпохи Про­свещения?

2.  Прокомментируйте основные положения «теории естествен­ного   права».

3.   Охарактеризуйте   произошедшие   в   эпоху   Просвещения изменения в системе ценностей.

4.   Каковы  принципиальные  различия  между   «вольтерьян­ством» и «руссоизмом»?

5.  В чем состоят особенности эстетики классицизма и сенти­ментализма?

6.   В чем состоит принципиальное различие между класси­цизмом XVII в. и просветительским реализмом XVIII в.?

7.  Какое влияние на культуру XIX в. оказала Великая фран­цузская буржуазная революция 1789 г.?

8.  Пользуясь табл. 9.1, сопоставьте основные доминанты ис­кусства классицизма и принципов романтизма.

9.  Каким образом изменилась мораль в рассматриваемую эпо­ху?  Чем было обусловлено изменение  системы ценностей?

10.  В чем состоит принципиальное различие между такими направлениями   художественной   культуры   этого   времени,   как реализм,   импрессионизм,   модерн?   Что   их  объединяет?

 

ТЕМА   11

ЕВРОПЕЙСКАЯ  КУЛЬТУРА  XX ВЕКА

 

Основой современной европейской культуры становится та­кая модель мира, где центральными идеями становятся идея субъективности как основополагающего качества совершенного, свободного, творящего человека и идея линейности, неограни­ченности развития. Этими качествами данная эпоха принципи­ально отличается от предыдущих и особенно от эпохи Средневе­ковья с ее традиционализмом и настроенностью на воспроизвод­ство лишь бывшего в опыте, а также низким уровнем самооцен­ки личности, связанным с господством теологического мировоз­зрения.

 

11.1. Социокультурные доминанты развития

современной западной культуры: гуманизм, сциентизм, европоцентризм

 

Ведущей отличительной особенностью современной европей­ской культуры стала ее гуманистическая ориентация, но это не элитарный гуманизм Возрождения, значимый для из­бранных, а универсальный, демократический, ориентиро­ванный на каждого, любого человека и провозглашающий пра­во каждого на жизнь, благосостояние, свободу. Гуманистичес­кая ориентация культуры проявляет себя во всех областях: экономике, искусстве, нравственности. В области политической куль­туры эта тенденция отразилась в создании Всеобщей декларации прав человека, основные идеи которой были выработаны во Фран­ции эпохи революции и зафиксированы в Декларации прав чело­века и гражданина (1789).

Существенной чертой культуры этого времени является сци­ентизм представление о научном знании как о наивыс­шей культурной ценности, а о науке как о способной ре­шать все проблемы, стоящие перед человечеством. Эта тенден­ция   оформилась   уже   в   XVIII   в.,   в   эпоху   Просвещения, в XX в. наука превращается в производительную силу, что при­водит к резкому ускорению научно-технического прогресса и феномену НТР. Мировая научная целостность следствием имела экономическую целостность мира, образование транснациональ­ных корпораций и компаний (на их долю приходится более 1/3 промышленного производства, более 1/2 внешней торговли, по­чти 80% новой техники и технологий).

В то же время вера в безграничные способности науки не является всеобщей и формируется антисциентистская ус­тановка - принижение научного знания, обвинение науки в том, что она вызвала кризисы: экономический, экологический, национальный, а сама наука воспринимается как «чума XX века». Данная ситуация обрисована Ч.-П. Сноу в книге «Две культу­ры», где автор противопоставляет художественной интеллиген­ции интеллигенцию научную — в частности, ученых-физиков.

Характерно, что в XX в. многие истины и ментальные ус­тановки обращаются в свои противоположности — такие измене­ния наблюдаются по отношению к европоцентризму — культурфилософской и мировоззренческой установке, согласно ко­торой духовный уклад Европы является центром мировой куль­туры и цивилизации. Подобные культурцентристские воззрения характерны для любой культуры, особенно же отчетливо они проявили себя еще в Древней Греции, для которых разграни­чение Запада и Востока было формой обозначения противопо­ложности эллина и варвара, цивилизованности и дикости. В эпо­ху Средневековья Европа воспринималась как «крут земель, воз­рожденных духом Христовым», и это ощущение религиозной исключительности привело к Крестовым походам, Великим гео­графическим открытиям и христианизации новых земель, коло­ниальным войнам.

Для Просвещения характерна вера в прогресс и человечес­кие знания, где под прогрессом понималось проникновение ев­ропейской цивилизации во все регионы мира. Идея европоцент­ризма исходила из мысли, что все народы рано или поздно пройдут путем западной культуры, Восток мыслился как зона ^недовыполненного человечества», а дикие народы — как несо-боявшиеся европейцы.

На рубеже XIXXX вв. наблюдается кризис европоцен­тризма.   О.  Шпенглер  в  своей книге  «Закат Европы»  отмечал, что Европа вступила в стадию цивилизации, характеризующую ся высоким развитием науки и техники, но падением уровня литературы и искусства, потерей народом «души культуры» омассовлением всех сфер жизни. Европоцентризм в XX в., с точки зрения Шпенглера, не имеет смысла, так как Европа -— небольшое пятнышко на карте мира, и китайский историк мо­жет построить всемирную историю, исключив из нее, к приме­ру,  Крестовые походы или эпоху Возрождения.

 

11.2. Социокультурные доминанты развития современной западной культуры:

кризис культуры, рождение феномена массовой культуры, глобальные проблемы современности

 

Таким же устойчивым стереотипом современного сознания становится констатация кризиса западной культуры. Однако в процессах развития культуры кризис становится обязательным явлением, свидетельствующим о смене одного типа культуры другим, что сопровождается переоценкой слагаемых духовно-смыслового ядра культуры. Критерием упадка культуры яв­ляется внутреннее ощущение человека в культуре — психоло­гический комфорт или чувство неустроенности (отметим, что в числе таких переходных, кризисных эпох была эпоха эллинизма с ее лозунгом «проживи незаметно», барокко, где скепсис, тяга к изображению страданий, преувеличенному пафосу стали отра­жением неверия в гармоничность мироустройства). Подобные эпохи Мартин Бубер в своей книге «Два образа веры» назвал эпохами «обустроенности» и «бездомности». Между тем Даниэл Белл в работе «Конец идеологии» отмечал, что в истории было мало периодов, когда человек чувствовал, что его мир прочен.

В качестве основных признаков кризиса выделяются:

♦ распад постоянного образа и представления культуры о себе самой, утрата самотождественности — разрушение конкретного типа целостности — мифологической, ценностной, политико-идеологической, религиозной. Так, К. Ясперс в кни­ге «Истоки истории и ее цель» первым великим кризисом назвал время разрушения обособленных культур и создание империй;

   высокий уровень науки и техники, но упадок в обла­сти литературы,   искусства;

♦   подмена образования пустым знанием.;

   урбанизм;

   исчезновение  традиционной  культуры;

♦    тревожное   сознание,   рост  смертности,   суицидов,   нар­комании, обращение к таким средствам снятия психоэмоциональ­ного  напряжения,  как алкалоиды и наркотические  вещества;

♦   «смерть Бога» (понятие Ф. Ницше) как идеала и органи­зующего начала мира и культуры, превращение религии в про­стую формальность.

О. Шпенглер, X. Ортега-и-Гассет, Н. Бердяев в качестве одного из ведущих признаков кризиса отмечали демократиза­цию культуры, ее омассовление, стандартизацию человека, рождение ее «среднего», посредственного субъекта и формиро­вание антиэлитарного менталитета («...герои исчезли, остался хор». X. Ортега-и-Гассет).

Писатели-гуманисты (А. Швейцер, М. Ганди, Т. Манн, Р. Роллан, Л. Толстой) в качестве отрицательного качества современной культуры выделяли ее элитарность, отсутствие ориентации на простого человека, утрату любви, мило­сердия, отказ от традиции и многовековой мудрости.

Перечисленные особенности культуры XX в., а также раз­витие средств массовой коммуникации естественным образом при­водят к рождению феномена массовой культуры, основными функциями которой становятся:

♦   политическая, где массовая культура выступает в ка­честве механизма манипуляции общественным сознанием;

♦    экономическая,  где  массовая  культура   выступает  как товар;

♦    психологическая  —  рекреативная,   защитная,   направ­ленная  на  восстановление   психического   и   эмоционального   по­тенциала человека,  позволяющая осуществить человеку вирту­альное бегство от действительности, спастись от ее сложностей. Это качество массовой культуры принято называть эскапизмом (от англ. escape — бежать,  спасаться).

Характерные особенности массовой культуры:

♦   ориентация на неразвитое сознание;

♦   формирование нетворческой личности;

♦   развлекательность;

♦   клишированность,  стереотипичность;

   опора на нижние пласты сознания и ориентация на архе­типы   (по   К.   Юнгу,   это   базовые   представления,   выработанные человечеством  в  процессе  развития):   героя,   матери,   отца,   учи­теля,   сокровища,   женщины-соблазнительницы,   дара,   полета, жертвы и т.д.

Между тем не все исследователи рассматривали динамику XX в. как негативную, были и мыслители, оптимистично вос­принимающие процессы развития. Так, в работах В.И. Вернадс­кого, А.Л. Чижевского, Тейяра де Шардена представлены идеи космической культуры. Основными из них стали идея активной эволюции, когда разум становится ведущей силой ми­рового развития, а человек берет на себя ответственность за космическую эволюцию и должен проникнуться духом косми­ческой этики, и идея о единстве забот о космическом целом и нуждах конкретных людей.

По мнению названных мыслителей, гуманистический опти­мизм основан на законах развития культуры и самой природы. Причинами появления ноосферы, по Вернадскому, становятся развитие науки, НТР, объединение человечества и процессы глобализации.

Но объективно глобализация культуры приводит и к появле­нию ее глобальных проблем (от лат, globus — земной шар) это экологический кризис, истощение природных источников энергии, технологический детерминизм, неравномерность развития передовых европейских стран и стран третьего мира, де­мографический взрыв и т.п.

Основными причинами их возникновения становятся:

♦   целостность современного мира;

♦   возросшая экономическая мощь человека;

♦   неравномерность развития стран и культур с различной степенью развития общественного  сознания.

В качестве задач по преодолению глобальных проблем выс­тупают:

♦   задача преодоления экологического кризиса;

♦   предотвращение войны с применением оружия массового уничтожения;

♦   борьба  с  голодом,  нищетой,  неграмотностью;

♦   нахождение новых источников сырья.

 

11.3. Особенности художественной культуры XX века

 

Особенности художественной культуры XX в. были опреде­лены новыми условиями ее формирования, среди которых в ка­честве ведущих факторов выступили революции, войны (осо­бенно две мировые), научные открытия и технические до­стижения. Предпосылки художественной культуры этого вре­мени начали складываться в конце XIX — начале XX вв. По­этому искусство этого периода — искусство переломное, кри­зисное, выражающее наивысшую напряженность момента и об­ретающее новую почву для своего развития. На рубеже веков с появлением импрессионизма на Западе и деятельностью объе­динения «Мира искусства» в России художественная культура обретает новую функциональную заданность.

Если предшествующее искусство критического реализма свою задачу видело в обличении действительности, стремлении ее переконструировать, то искусство нереалистическое (а по существу, это почти все новое искусство XX в.) стремится стать средством интуитивного или, напротив, интеллектуально­го постижения действительности. Не пытаясь соперничать с та­кими только что появившимися способами запечатления реаль­ности, как фотография и кино, и отказываясь от дублирования внешнего мира феноменов, художники пытаются создать новую реальность, новый мир, заключенный в рамки двухмерного про­странства полотна.

Для искусства XX в. характерно в большей степени не при­ближение к действительности и ее критика (как это было ха­рактерно для критического реализма), а отстраненность от со­бытий общественной жизни, не социологизм, а философия в крас­ках, где художники отражали идеи космизма (работы А. Фило­нова) и показывали разрушение материи своими собственными средствами художественной выразительности (супрематизм К. Малевича).

Отсюда и проявляющаяся подчас неэмоциональность, холодностъ, рассудочность этого искусства, несущего не только художественную, но и философскую нагрузку. Именно эти его качества, а именно аполитичность, асоциальность и отсутствие четко выраженной ориентации на подража­ние природе, т.е. беспредметность, позволяли обозначать его как элитарное, буржуазное, создаваемое для избранного мень­шинства художником в «башне из слоновой кости». Принципы нового искусства допускают возможность искажения реальнос­ти, разъятия объемов на отдельные фрагменты-плоскости, что отличает, в частности, произведения кубистов. Иногда худож­ники (как, к примеру, примитивист А. Руссо) создают свой соб­ственный, наивный мир, который как бы напоминает человеку о золотом веке.

В контексте этой собственной, беспредметной реальности эмоции вызываются определенными цветовыми сочетаниями, а также геометрическими конструкциями. Характерно, что мно­гие художники начинали работать в рамках предметной реально­сти, но постепенно отказались от принципов реализма, сочтя их не соответствующими времени (этот путь проделали в своем твор­честве К. Малевич и В. Кандинский).

Принцип отказа от реальности и традиционных методов ее воплощения в художественном произведении становится веду­щим и в архитектуре, где модерн рубежа веков скоро уступает место конструктивизму с его опорой на современные тех­нические достижения, интернациональному стилю, уни­фицирующему культурные различия в зодчестве, затем — орга­нической архитектуре, как бы «вписанной» в природный контекст, ближе к концу века — деконструктивизму и пост­модернизму.

Еще одной особенностью искусства XX в. является отсут­ствие общего единого стиля, позволившего бы расположить в едином ряду стилевой эволюции все составляющие его художе­ственные движения. Многие из них в истории искусства XX в. сосуществуют параллельно, существенно не влияя на эстетику друг друга. Так, фовизм, либо кубизм, не является следстви­ем развития реализма рубежа веков, точно так же неореализм конца 40-х гг. не проистекает из абстракционизма. Художе­ственная жизнь каждого из этих направлений также различна: некоторые из них, возникнув внезапно, без видимых предпосы­лок,   быстро  исчерпывают   себя,   как,   например,   кубизм,  другие

же устойчиво существуют на всем протяжении века, претерпе­вая лишь несущественные видоизменения в различных истори­ческих  и  социальных  условиях,  как,  например,   неоклассика.

 

11.4. Основные направления современного западного искусства

 

Модернизм (фр. modernisme, от moderne — новейший, со­временный) — главное направление западного искусства XIXXX вв. Первым признаком начинающегося кризиса художествен­ной культуры Запада было воспроизведение — как академичес­кое, так и салонное — старых стилей и прежде всего наследия Возрождения.  Однако  это  обращение  к классическим  образцам не   было   определено   исторической необходимостью,   а   скорее, наоборот,   свидетельствовало   о   некоторой   растерянности   и   от­сутствии отчетливо различимой цели искусства. В подобной си­туации   единственным   ориентиром,   усиленным   престижностью традиции,   было,   безусловно,   классическое   искусство.   Но   этот путь не был достаточно продуктивным, и вскоре поворот к клас­сике   сменяется  резким  ее  отрицанием.  Данная  ситуация   отдаленно напоминает ту, которая способствовала формированию сти­ля романтизм, явившегося антитезой просветительского класси­цизма. В начале же XX в. подобным противопоставлением тра­диции становится модернизм.

Прежняя вера в «вечные истины» сменяется релятивизмом, согласно которому истин столько же, сколько мнений, «пере­живаний», «экзистенциальных ситуаций», а в историческом мире каждая эпоха и культура имеют свою неповторимую «душу», особое «видение», «коллективный сон», свой замкнутый стиль, не связанный никаким общим художественным развитием с дру­гими стилями, одинаково ценными и просто равными. Модер­низм исторически сложился под знаком восстания против высо­кой оценки классических эпох, против красоты форм и реально­сти изображения в искусстве.

В теории модернизма отражение действительности счи­тается устаревшим принципом, уступая место ее отрицанию.  На   практике  это  выражается  в   исчезновении   изобразительных   черт   искусства,   заменяемых   системой   знаков, максимально свободных от зрительных ассоциаций и определяемой самим художником. В поэзии слово теряет свое смыслов содержание, обретая новую ценность как фактора физическо­го — акустического — воздействия, в музыке уничтожается специфика звучания, и эстетической ценностью наделяются ато­нальные созвучия и различные бытовые шумы, трансформи­руются такие основные понятия музыкальной эстетики, как ме­лодия,  гармония,  тембр,   ритм  и  т.п.

Таким образом,  модернизм XX в.  становится  в определен­ном смысле революцией  художественной  культуры. Однако довольно скоро практика художников-авангардистов начала проч­но осваиваться культурным бытом капиталистического общества, и  выдвижение  новых течений  стало  определяться  не  внутрен­ней логикой развития  искусства,  но  коммерческими   или ины­ми, отнюдь не художественными целями. Если «Черный квад­рат» К. Малевича, который сам художник называл «зародышем всех возможностей, создавался в  1910 г. как декларация нового направления  —  супрематизма   (от  лат.  supremus  —  совершен­ный),   воплощая   крайнюю   степень   отхода   от   реальности   как  в области цвета, так и формы, и был новаторским произведением, то  масса  аналогичных  работ  30—40-х  гг.  теряет  свою  ценность первооткрытия и продолжает использовать уже испытанные ху­дожественные методы. Такое «искусство»  поддерживается рек­ламой, создающей иллюзию потребности и искусственный спрос на  художественные  артефакты  (например,  на  обладание  тран­шеей   в   пустыне   Невада,   вырытой   художником).  Естественно, что эти предметы,  не  представляющие подчас художественной ценности, имеют иной ценностный эквивалент в форме прести­жа,  выступая в качестве  символов   финансового  могущества и свидетельства состоятельности владельца. И даже такие дей­ствительно   бунтарские   движения   модернизма,   как   движение «новых  левых»   60-х  гг.,  были  интегрированы  буржуазным  ис­кусством и, по замечанию Г.  Мартсузе,  превращены в товар.

Абстракционизм — направление в искусстве XX в., от­казывающееся от изображения реальных предметов и яв­лений, проявившее себя в живописи, скульптуре и графике. СаМ термин «абстракционизм»  свидетельствует об отчуждении этого искусства от действительности. Абстракционизм сформулировал свои позиции в 10-х гг. как анархический вызов общественным вкусам, в конце 40-х — начале 60-х гг. это направление принад­лежало к наиболее распространенным явлениям западной куль­туры. Абстракционисты считают своими духовными наставника­ми импрессионистов. Однако работы последних, несмотря на не­который отход от принципов реализма, не были беспредметны. Так, Ван Гог писал: «Если бы я... попробовал отойти от реальнос­ти и начал бы цветом создавать наподобие музыки... но мне доро­ги и правда, и поиски правды. Что ж, все-таки предпочитаю быть сапожником,  чем музыкантом, работающим красками».

В абстракционизме существуют два основных направле­ния.

Первое психологическое. Его основателем считают В. Кандинского, в своих произведениях сумевшего передать лиризм и музыкальность своих интуитивных озарений. Здесь ос­новными средствами выразительности становятся не форма пред­мета и особенности пространства, а колористические особен­ности последнего. Своей задачей В. Кандинский ставил выраже­ние в искусстве духовного и осмысление высших интуитивных чувствований:

«Рождение подлинного произведения искусства есть тай­на. Если жива душа художника, ей не нужны костыли головных рассуждений и теорий. Она сама найдет, что сказать, сам художник при этом может в ту минуту и не сознавать, что именно. Ему подскажет внутренний голос души, какова нужна ему форма и где ее почерпнуть (из внешнего ли или внутреннего «естества»). Всякий художник, руководствующийся так на­зываемым чувством, знает как внезапно и неожиданно для само­го себя ему может опротиветь вымышленная им форма и как «сама собою» первую, отвергнутую, заменит другая, верная. Беклин говорит, что подлинное произведение искусства вели­кая импровизация, т.е. что рассуждения, построение, предва­рительная композиция должны быть всего лишь подготовитель­ными ступенями, ведущими к цели. И даже цель эта может возникнуть перед ним неожиданно для него самого»2.

В природных формах Кандинский видел препятствие для искусства, а реалистическое искусство считал не досто­верным, не способным выразить всю полноту и разнообразие переживаний уникальной личности — художника. Все общество Кандинский вслед за Платоном представлял в виде пирамиды основание которой составляют люди материальные, вершину —. духовно богатые, а увенчивает ее художник, направляющий взгляд не на мир, а на самого себя.

Вторая линия развития абстракционизма геомет­рическая (или интеллектуальная, логическая). Ее родоначаль­ником является голландский художник П. Мондриан, представ­лявший в своей живописи соотношения плоскостей, окрашенных различным образом.

Некоторые течения абстрактного искусства, следуя линии развития этого направления (супрематизм, неопластицизм), перекликаясь с исканиями в архитектуре и художественной про­мышленности, создавали упорядоченные конструкции из линий, геометрических фигур и объемов, другие (ташизм) в русле психологической тенденции стремились выразить стихийность, бессознательность творчества в динамике пятен или объемов. Талантливые представители абстракционизма (В. Кандинский, К. Малевич, П. Мондриан, В. Татлин) обогатили ритмическую динамику живописи и ее палитру, однако решение глобальных вопросов и экзистенциальных проблем, всегда стоящих перед человеком, в рамках абстракционизма оказалось невозможным.

Сюрреализм. К началу 20-х гг. предвоенный модернизм исчерпал себя как творческая деятельность. В отличие от страдаю­щего своей внутренней болью модернизма довоенных лет, новые иррациональные течения — сюрреализм, дадаизм, экспрессио­низм — сами стремились причинить людям боль, внушая им мысль о том, что весь мир фатально несчастен, бессвязен и бессмыслен. Иррациональные тенденции искусства сконцен­трировались в сюрреализме, возникшем как художественное дви­жение в европейской живописи 1925—1926 гг.

Наиболее типичные сюрреалистические полотна создали бельгиец Р. Магритт и каталонец С. Дали. Эти картины пред­ставляют собой иррациональные сочетания сугубо предмет­ных фрагментов реальности, воспринятых в натуральном виде или парадоксальным образом деформированных. Изображение человеческой фигуры с картотечными ящиками в животе (С. Дали, «Антропоморфный шкаф»), ботинки с человеческими пальцами или охотник, засасываемый кирпичной стеной (Р. Магритт, «Крас­ная модель»), содержат в себе программное отношение худож­ника к миру и к своему творчеству. Ощущение причудливости, неожиданности явлений этого мира порождает в таком искусст­ве представление о его непознаваемости, об абсурдности бытия, которое является художнику в пугающе-кошмарном или забавно-фантасмагорическом обличьях. Теоретическое обоснова­ние нового движения в художественной культуре принадлежит французскому поэту и психиатру Андре Бретону. В его «Пер­вом манифесте» (1924) излагаются отличительные признаки и задачи сюрреализма: «Сюрреализм представляет собой чистый психологический автоматизм, с помощью которого — словами, рисунком или любым другим способом — делается попытка вы­разить действительное движение мысли. Это запись мышления, которое совершается вне всякого контроля со стороны разума и по ту сторону каких-либо эстетических или моральных сообра­жений. Сюрреализм основан на вере в высшую реальность опре­деленных, до этого игнорировавшихся форм ассоциаций, во все­могущество сна, в нецеленаправленную игру мышления. Его цель — окончательное уничтожение всех других психологичес­ких механизмов, чтобы на их место поставить решение важней­ших проблем жизни».

Огромное влияние на развитие сюрреализма оказало твор­чество 3. Фрейда и его концепция психоанализа, где психи­ка трактована как подчиненная непознаваемым, иррациональным, вечным силам, находящимся за пределами сознания. Глубинным фундаментом психики, влияющим на реальную, сознательную жизнь человека, по 3. Фрейду, становится бессознательное. И по его убеждению, бессознательное выступает с наибольшей Непосредственностью в сновидениях и искусстве, и именно в них открывается истинный путь познания «естественной сущно­сти» человека.

Развитие сюрреализма шло стремительно: к рубежу 20— 30-х гг. он проникает в живопись других стран Европы — Анг­лии,   Швеции,   Чехословакии.   В   30-е   гг.   достигает   Латинской Америки,  Австралии,  Японии,   причем  проявляет  себя  не  толь­ко в живописи,  но и в  скульптуре.

Искусство поп-арта. Название поп-арт (от англ. popular art — общедоступное искусство) было введено Л. Элоуэем в 1965 г. Само же течение возникло в 50-х гг. XX в. в США и Англии. Первоначально роль поп-арта ограничивалась задачей замены абстракционизма, так и не принятого широкими мас­сами населения, на понятное широким народным массам искус­ство. Поп-арт провозгласил себя новым реализмом, так как широко использовал реальные бытовые вещи и их копии, фотографии, муляжи. Поп-арт идеализировал мир материаль­ных вещей, который через организацию определенного контек­ста их восприятия наделялся художественно-эстетическим ста­тусом. Но подобное освоение предмета не обрело значения ху­дожественного открытия. Обратимся к историческим сопостав­лениям художественного освоения мира вещей.

Мир этот, представленный, к примеру, фламандским на­тюрмортом, не только прославляет щедрость и богатство при­роды, но и сочетается с языком традиционных аллегорий четы­рех стихий, времен года и пяти чувств. Голландский же натюр­морт, отражающий неповторимые свойства и индивидуальность вещей, связанных между собой скрытым смыслом, провозгла­шает бренность земного бытия и бессмертие искусства. Эпоха Просвещения в своих произведениях, в частности, в рассматри­ваемом жанре, воспевает деятельную и активную личность и пред­меты — как продукты его творческого труда.

В поп-арте же вещь эстетизируется как предмет массо­вого потребления, а произведение становится материализо-ванной мечтой потребителя. И думается, что стремление найти эпическое в будничных предметах и будничных взглядах (как выразил цель своего творчества поп-художник Р. Гамиль­тон) в реальности становится утверждением человека-приобре­тателя, для которого красота вещи заменяется ее утилитарной полезностью, творческая потенция — финансовыми возможнос­тями, а духовные устремления — жаждой материального по­требления.

Среди разновидностей поп-арта выделяют оп-арт, харак­теризующийся широким использованием оптических эффектов,

цветовых пятен, эл-арт с движущимися конструкциями и окр-арт с предметами, окружающими зрителя. Однако разновидно­сти поп-искусства не отличаются друг от друга по смыслу. Стиль этот похож на стиль оформления товаров на витрине или рекламу. Рекламная эстетика поп-арта заключается в прямой фетишизации вещи или демонстрации старой вещи, которую дол­жна сменить новая. Поп-арт идеально подходит для «человека толпы», ориентированного на потребление, воспитанного на рек­ламе и средствах массовой коммуникации.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Как оценивается кризис западной культуры XX в. в рабо­тах западных и отечественных мыслителей?

2.  В чем состоят принципы сциентизма и антисциентизма?

3.  Каковы принципы европоцентризма и чем объясняется кри­зис европоцентризма в XX в.?

4.  Как оценивали философы XIXXX вв. феномен массови-зации?

5.  Каковы основные принципы русского космизма?

6.   В   чем   состоит   принцип   дегуманизации   искусства   по X. Ортеге-и-Гассету?

7.  Каковы глобальные проблемы современности, каковы пути их преодоления?

8.  Дайте характеристику основным направлениям модерниз­ма:  абстракционизму,  кубизму,  сюрреализму,  экспрессионизму, поп-арту и т.п.

 

ТЕМА   12

 

КУЛЬТУРА В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

 

12.1. Этапы глобализации

 

Прежде всего, необходимо отметить, что глобализация — процесс, начавшийся отнюдь не в последние десятилетия, а раз­ворачивающийся, по крайней мере, в течение последнего сто­летия.

Первым этап глобализации отмечен рубеж XIXXX вв.

Это была фаза активного распространения торговли и инвести­ций в глобальном масштабе. Гарантом первой волны глобализации была Британия как наиболее могущественная морская, индуст­риальная и финансовая держава. Теоретиками первой волны гло­бализации стали Р. Кобден, Дж. Брайт, Н. Эйнджел, которые обосновывали идею о том, что свободная торговля подстегнет экономический рост, и народы в пору этого процветания забудут о распрях. Н. Эйнджел в своей книге «Великая иллюзия» (1909) высказался относительно того, что основные внешнеполитичес­кие антагонисты Англия и Германия, являющиеся вместе с тем основными экономическими партнерами, ни при каких обстоя­тельствах не станут участвовать в военных конфликтах друг с другом. Однако Первая мировая война опровергла эти предска­зания, и глобализация как процесс была прервана.

Вторая волна глобализации развернулась в 70-е гг., после двух мировых войн и Великой депрессии. Ее основными предпосыл­ками стали революция в информатике и телекоммуникациях.

Современный этап глобализации

Условиями развертывания современного этапа глобализации стали:

1. Развал Советского Союза и системы стран социалисти­ческого лагеря. Радикальное изменение геополитической струк­туры мира привело к нарушению мирового паритета сил. Победа рыночной экономики над плановой позволила преобразовать мир

в единую рыночную экономику. Авторитетный исследователь про­блем глобализации Эммануэль Валлерстайн считает, что «факт развала Советского Союза знаменует окончание политико-куль­турной эпохи, на протяжении которой люди верили в то, что лозунги Французской революции отражают непреложную исто­рическую истину, и если не сейчас, то в самом ближайшем будущем они должны обязательно воплотиться в жизнь». И эту эпоху он обозначает как «постлиберальную», знаменующую не победу Америки в «холодной войне», но конец либерализма.

2.  Развертывание информационной  революции,   которое привело  к  формированию  электронных  экономик,  электронных финансовых структур,  электронных денег,  электронных прави­тельств.   Это   привело   к  уменьшению   значения   национального государства и ослаблению его функций.

3.  Усиление к концу XX в. роли ТНК в мировой экономи­ки. Наиболее мощные из  которых контролируют сегодня более 90 % прямых зарубежных капиталовложений в станах Запада и практически 100% инвестиций в экономику стран третьего мира.

4. Глобализационным процессам способствует деятельность ряда международных организаций и институтов, которые «при­званы поддерживать сложившийся в послевоенный период новый экономический порядок и  не допускать перераспределения ре­сурсов и рынков сбыта между теми, кто входит в группу стран-лидеров, и теми, кто стремится освободиться от экономической и политической зависимости,  используя механизмы ускоренной модернизации. Среди них, прежде всего, следует назвать МВФ Всемирный банк и ВТО».

5. И наконец, это ставший очевидным к 90-м гг. крах проек­та модерна и идеологии Просвещения. Об этом свидетельствуе вырождение основного принципа Просвещения — принципа ра­ционализма — в  прогрессизм и  технологизм, что приводит се­годня к экологическим катастрофам, разрушению как простран­ства природы, так и пространства культуры. Сегодня можно кон­статировать огромный дисбаланс  между технологическим  акти­визмом  и  внутренней  духовной   пустотой  порожденного  им  по требительского общества и «одномерного» человека.

 

12.2. Позитивные и негативные аспекты глобализации

 

Среди позитивных последствий   глобализации   следует  на­звать следующие:

1.  Мир в условиях глобализации развивается как взаимо­связанный, а основным принципом взаимодействия культур ста­новится принцип культурного плюрализма.

2.  Глобализация очевидно увеличивает плотность потока информации  и дает шанс различным культурам  вырваться  за пределы своей этнической или национальной ограниченности. Об этом, ссылаясь на труды К. Волтза и Д. Хелда, пишет А.И. Шендрик.

3.  Дж. Стиглиц, лауреат Нобелевской премии 2001 г. по эко­номике, отмечает, что благодаря глобализации увеличилась про­должительность жизни у многих народов мира, повысился их жизненный уровень.

4.  Глобализация уменьшила чувство изоляции,  которое ос­тро ощущалось в развивающихся странах, и открыла многим из них доступ к знаниям и информации.

5. Иностранная помощь принесла пользу многим странам тре­тьего мира,  которая выразилась в создании рабочих мест, раз­витии ирригационных систем, продвижении образовательных проектов, проектов борьбы со СПИДом.

В   качестве   негативных   последствий  глобализации   можно отметить следующее:

1.  Экономический разрыв между развитыми и развиваю­щимися странами не сглаживается, а углубляется.

2.  Глобальные проблемы современности не исчезают, но пополняются новыми — такими как угроза терроризма, в том числе и ядерного, организованная преступность, новые болезни наподобие   СПИДа,   резко   обострившаяся   демографическая   си­туация и катастрофическая неравномерность плотности населе­ния, приводящая к массовой миграции, что в свою очередь уси­ливает напряженность в отдельных, как правило, наиболее бла­гополучных регионах,  гиперурбанизация.

3.   Исследователи   отмечают,   что  поскольку  глобальное   про­странство — это в первую очередь мобильные финансы и интел­лект,   постольку   глобализация выступает как процесс изъятия его финансов и интеллекта. При этом,  как отмечает MX. Деля­гин, прогресс более развитого общества идет за счет деградации «осваиваемого».   Осмысление   этого   процесса   породило   понятие «конченых   стран»,   таких,   которые   окончательно   утратили   как интеллектуальные ресурсы, так и способность их производить.

4.  Социокультурные последствия глобализации: унификация культурных  миров, разрушение  базовых ценностей  нацио­нальных культур, распространение и утверждение североаме­риканской массовой культуры как культуры-лидера среди всех культур постиндустриального общества.

Именно   негативные   последствия   глобализации   вызвали  к жизни и такие движения, как антиглобализм и альтернативные движения.

Последние возникли на Западе в 1970-х гг. как разнообраз­ные  по  структуре  и  идейным  принципам  политические,   куль­турные, религиозные движения и организации, которые выдви­гают   альтернативные   господствующим   ценности,   альтернатив­ное мировоззрение,  политический идеал и политическую  куль­туру. Первым глобальным мероприятием антиглобалистов стала «битва за Сиэтл» в декабре 1999 г. С тех пор все международные экономические  форумы   сопровождаются   выступлениями  анти­глобалистов.  Отечественные  же  антиглобалисты  настаивают  на таком   самоназвании,   как   альтер-глобализм,   подчеркивая,   что свою задачу они видят «в развитии позитивной альтернативы гос­подствующей  ныне  неолиберальной  капиталистической  модели глобализации»  и выступлении  «за  интеграцию в интересах лю­дей, культуры и природы, интеграцию, проводимую снизу и де­мократически»2.

Их программа: противодействие расширению Всемирной тор­говой организации и деятельности МВФ и Всемирного банка в развивающихся странах, противодействие глобализации как новой форме колониализма и стремлениех к созданию более спра­ведливого   глобального  порядка.

 

12.3. Глобализация; проблема определения

 

Оценка глобализации в современных исследованиях отнюдь не однозначна. Глобализация — это сложный феномен, который требует взвешенного анализа, и именно это обстоятельство обус­ловило многообразие его трактовок и определений. Здесь явно выделяется ряд подходов: экономический, политико-идеологи­ческий,  информационный,  экологический и социокультурный.

Экономический подход к определению глобализации.

Такие исследователи, как Э. Валлерстайн, Дж. Сорос, трак­туют глобализацию как объективный процесс слияния нацио­нальных экономик в единую экономическую систему под влия­нием глобальных финансовых рынков и транснациональных кор­пораций1. Исследующий экономические аспекты глобализации А.И. Уткин отмечает следующие факты, свидетельствующие об эко­номическом объединении стран-лидеров:

♦    создание  Европейского   экономического  и  валютного  со­юза   в  мае   1998   г.,   которое  дало   стимул  для  создания  Северо-Американской зоны свободной торговли (НАФТА) и организации Азиатско-Тихоокеанского   экономического   сообщества   (АТЭС);

♦   договоренность в Богоре в 1994 г. между США и членами Азиатско-Тихоокеанской  экономического  сообщества   зоны  сво­бодной торговли (к 2010 г. — среди развитых стран АТЭС, а к 2020 г. — для всех стран региона);

♦   намерение, высказанное в Майами в декабре 1994 г. аме­риканским руководством, о создании в Западном полушарии зоны свободной торговли к 2005 г. Американские геостратеги и геоэко­номисты утверждают, что создание свободной зоны между США и ЕС увеличит ВНП обоих регионов как минимум на 0,5%.

Информационный аспект глобализации подчеркивают и за­падные, и отечественные исследователи,  а также политические

и общественные деятели, которые в качестве важнейших атри­бутов   глобализации   рассматривают   глобальное   TV,   Интернет, виртуальную   реальность,   интерактивность.  Аналогичным  обра­зом глобализацию трактует  М.Г. Делягин.  Он рассматривает  ее как   процесс   формирования   единого   общемирового   финансово-информационного пространства на базе новых, преимуществен­но компьютерных технологий. В  этом автор видит отличие гло­бализации от интеграции, высшей стадией которой она является. Единый  мир  возник  на   базе  качественно  новых  компьютерных технологий,  которые  качественно  же  изменили природу бизне­са. Главное в глобализации, по мнению исследователя, — изме­нение  предмета труда. Теперь  вместо  изменения  природы,  как было на всем протяжении истории, преобразуется живое чело­веческое сознание — и индивидуальное, и коллективное. Преоб­разование сознания становится наиболее выгодным бизнесом. Во всех государствах начинает выделяться информационная элита, участвующая в формировании сознания. Это обособленное  «ин­формационное сообщество» обладает особой системой ценностей, специфическим мировоззрением, стилем поведения1.

Третий подход к глобализации — политико-идеологический.

В работах В.Л. Иноземцева, М.Г. Делягина, А.С. Глазьева, А.С. Панарина представлена точка зрения, согласно которой гло­бализация является идеологической доктриной, пришедшей на смену потерпевшему крах неолиберализму, эффективным инст­рументом   установления   членами   «глобального   клуба»   «нового мирового   порядка ».

В экологическом подходе сущность глобализации связыва­ется с существованием глобальных проблем, которые ни одной страной и ни одним народом не могут быть решены автономно, изолированно и безотносительно друг к другу. Людей объединя­ет не только благо и любовь, но и проблемы, которые обруши­ваются на них, вне зависимости от цвета кожи и национально­сти. Эти проблемы порождены не глобализацией, но ей предсто­ит взять на себя обязанность эти проблемы разрешить. Поэтому, как отмечает В.И. Толстых, важно не только признать взаимо­зависимость как тенденцию и потребность глобализирующегося общества,   но   и   сделать   ее   принципом,   законом   сосуществова­ния людей.

Наконец, в социокультурном подходе глобализация трак­туется как тотальная вестернизация. Наиболее полно данная точка зрения выражена в работах П. Бергера, С. Хангтингтона, С. Ами­на, Л. Бентона, А. Гилпина, А. Каллиникоса, Н. Глейзера, кото­рые отмечают, что глобализация непосредственно связана с рас­пространением информации и средств развлечения, под влияни­ем которых изменяется характер любой культуры. Опасность гло­бализма состоит также в том, что он ограничивает ресурсы поливариантного развития человечества, необходимые как гарантия коррекции хода и перспектив его развития в возмож­ных кризисных ситуациях.

И все-таки, несмотря на выделение различных аспектов гло­бализации, очевидно, что глобализация — это процесс стреми­тельного формирования единого экономического, политичес­кого и информационного пространства, обусловленный бурным развитием информационных и коммуникационных технологий. Несмотря' на многие издержки, связанные с глобализационными процессами, глобализация носит объективный характер. Об этом свидетельствует возрастающее единообразие товаров повседнев­ного пользования, поставляемых на мировой рынок, стандарти­зация навыков и приемов в сфере профессиональной деятельнос­ти (в производстве, науке, технологии), распространение пове­денческих стереотипов, форм и норм общения людей, универса­лизация бытовых удобств и развлечений. Однако, воспринимае­мые на поверхностном уровне, эти стереотипы поведения и по­требления весьма слабо влияют на глубинные пласты культуры, слабо подверженные изменениям. Именно поэтому глобализация в экономической и информационной области является естествен­ным процессом, в области же социокультурной глобализация об­ладает целым рядом специфических особенностей.

 

12.4. Глобализация: социокультурные аспекты

 

В процессе формирования монокультурного мира выделя­ется следующие тенденции.

Во-первых, в современном мире, как показала практика, единственным возможным способом взаимодействия культур является их диалог,  т.е. равное партнерство. Между тем  глобализа­ция сегодня выступает как распространение тех принципов, ко­торые определяют специфику развития западного мира. Даже лучшие свои постулаты, воплощенные в Декларации прав чело­века,   западный мир  навязывает незападному как политические универсалии.   Однако   те   ценности,   которые   составляют   основу декларации,  остаются чуждыми остальному миру, особенно мусульманскому и конфуцианскому. А стремление ООН применить санкции против тех стран, где нарушаются европейские права, часто выступают в качестве средства политического давления. Во-вторых, глобализация сегодня выступает как распространение прежде всего североамериканской культуры. Это и по­зволяет говорить некоторым исследователям о том, что глобали­зация (по крайней мере, в России) выступает в форме америка­низации. Сегодня на практике глобализация фактически означа­ет трансформацию значительной части мира в  своего  рода  Pax Americana со   стандартизированным   образом   и   идеалами жизни,   формами   политической   организации   общества, жизненными ценностпями и типом массовой культуры. Этот процесс определяется как объективными причинами, в том чис­ле  экономическим  первенством   США,   так  и   субъективными,  а именно  целенаправленным  распространением  североамериканс­кой культуры как «великого агента глобализации» (о чем писали 3, Бжезинский и Р. Стил).

Третьей тенденцией, сопровождающей формирование мо­нокультурного мира, является резкое падение статуса и облас­ти компетенции национального государства с его экономикой, социально-политическими структурами, культурой. Происходя­щая регионализация в рамках глобальной системы лишила госу­дарство монополии на власть. Однако этот факт как положи­тельный отмечают П.У. Престон и Б.В. Нейчман, в частности, последний в своей работе «Четвертый мир»: нации против госу­дарств» доказывает, что в глобальном масштабе развивается но­вая политическая архитектура, основывающаяся на культурных границах национальностей, где «государства приходят и ухо­дят, национальности остаются». Однако подобный этноцентризм свидетельствует не о прогрессе, а скорее об архаизации куль­туры, ее возвращению к доцивилизационным формам существо­вания.

Очевидно, что нарастающая универсализация культурной кизни не только не способствует формированию монокультур­ного мира, но, наоборот, приводит к явлениям локализации, ярким выражением которых сегодня стал принцип мультикуль-турализма. Этот принцип означает практику и политику неконф­ликтного сосуществования в одном социальном пространстве многочисленных разнородных культурных сообществ. Однако мультикультурализм во многом противоречит принципам равен­ства, либерализма и демократии, так как наделяет малые наро­ды, стоящими на грани исчезновения, большими правами, чем те, которыми обладают титульные национальности.

Четвертая тенденция монополярйзации мира связана с раз­рушением традиций, исчезновение обычаев и обрядов, фикси­рующих и транслирующих определенную картину мира, свиде­тельствует о распадении целой системы представлений, ценнос­тей, социальных связей, которые и составляют своеобразие каж­дой из национальных культур. Кроме того, эти процессы неиз­бежно сопровождаются разрушением традиционных механизмов продуцирования и распространения культурных ценностей, т.е. культура утрачивает способность к самовоспроизводству.

Пятой является изменение соотношения между высокой специализированной, народной и массовой культурой, где пос­ледняя, безусловно, доминирует. Массовая культура управляет и элитарной культурой, и народной культурой, включая их в систему культурной циркуляции только через адаптацию их цен­ностей к массовому сознанию и превращая их в продукты массо­вого потребления. Массовая культура в процессах глобализации выступает в качестве универсального культурного проекта, ос­новы формирующейся транснациональной культуры, и в этом смысле она становится инструментом разрушения национальных культурных традиций, механизмом культурной экспансии и (если Учитывать политическое и экономическое лидерство США) американизации культуры.

Шестой существенной тенденцией, сопровождающей фор­мирование монокультурного мира, является распадение естественных связей в культуре и нарушение механизмов идентификации. Это выражается в кризисе и национальной, и полити­ческой, и религиозной, и культурной идентичности, когда чело­век теряет способность сопоставить свой образ мира с общепри­нятым в рамках этноса, нации, государства, класса или любой иной общности. И как маргинал, он становится легко управляе­мым. Эти процессы являются общемировыми, но особенно ярко они проявляют себя в России, находящейся в условиях обрете­ния новой идентичности и самоопределения в рамках новых гра­ниц, новой идеологии, нового экономико-политического проек­та.

Разрушение национальной и этнической идентичности при­водит к формированию новых идентичностей, основанных на иных принципах самоидентификации. В 60-е гг. М. Маклюэн предска­зывал объединение человечества при помощи СМК в  «глобаль­ную деревню». Сегодня возрастает количество новых социальных структур,   становящихся   в   ситуации   тотальной   дезинтеграции наиболее мощным объединяющим фактором. Примером подобных структур   является   так   называемая   «деревня   фанк»,   исследо­ванная шведскими авторами К.А. Нордстремом и Й. Риддерстрале.  Это   эмоциональное   сообщество   интеллектуалов,   основанное на единстве интересов, жизненных позиций или профессиональ­ных знаний, существующее в сетевом пространстве. Доброволь­но  объединившись,  эти люди  образуют новые  виртуальные  по­селения и ощущают общность если не этническую или иную, то эмоциональную, основанную на единстве взглядов. В этой связи огромное значение приобретает задача сохранения националь­но-государственной   самобытности.   Это   особое   отношение к традиционной культуре и традиционным ценностям, выражен­ное   и   законодательно,   и   финансово   в   виде   целенаправленно выделенных средств, наблюдается по преимуществу в тех реги­онах,  где  процессы  глобализации  ощущаются  особенно явно:  в Западной  Европе,  Юго-Восточной  Азии,  В  Японии,  где,  к  при­меру, в офисе человек является «гражданином мира», а дома — носителем национальной культуры.

Если говорить о политике-культурной идентичности, то б послевоенный период (и до распада СССР) в развитых капитали­стических странах она характеризовалась идеей «свободного Запада», в странах второго мира — в терминах социализма, в стра­нах третьего мира — в терминах «развития». Сложившаяся в эпоху «холодной войны» определенность политико-культурной идентичности была разрушена. Сегодня она, как отмечает Н. Сти­венсон, замещается феноменом так называемого «культурного гражданства», основанного на общности потребления. Сегодня гражданство, как отмечает автор, оказывается в меньшей степе­ни связанным с формальными правами и обязанностями и в боль­шей — с потреблением экзотических продуктов, голливудских фильмов, популярной музыки или австралийских вин. «Исклю­чение из потребления этих продуктов означает исключение из гражданства в западном обществе».

Что касается религиозной идентичности, то здесь можно выделить две тенденции. Как считает Р. Селлерс, первой тен­денцией является усиливающаяся борьба между религиозностью и атеизмом. Вторая — это явление религиозного синкретизма, стремление посещать более чем одну церковь (так, в Северной Америке— это 9% американцев). Откликаясь на эти потребнос­ти, многие церковные общины используют в своих обрядах со­четание традиций индейских племен, буддистской терпимости ко всем формам жизни, католической веры в ангелов, привер­женности мормонов идее общей семьи, ритуалов лютеранской церкви. Наиболее яркий пример подобного синкретизма, как считает автор, — движение приверженцев Нового Века.

Седьмой тенденцией, сопровождающей унификацию куль­туры, является существенная трансформация национальной спе­цифики мышления под влиянием унифицированного англоязыч­ного новояза. Сегодня распространение английского языка ста­новится условием распространения универсального образа жиз­ни. Английским языком пользуются сегодня в качестве средства общения около 1,5 млрд. людей, на английском во всемирной компьютерной сети хранится более 90% всей информации, боль­шинство компьютерных программ и инструкций к ним написаны на английском, английский становится языком мировых техни­ческих и  научных периодических  изданий,  языком  электроники, медицины и космических технологий. Сегодня, как отмечает Э. Гидденс, мы все хотя и живем локально, но говорим на гло­бальном языке.

Между тем язык является способом сохранения и трансля­ции культуры, традиций и общественного самосознания данного речевого коллектива, этноса и нации. Каждая культура обладает собственным вербальным арсеналом, где понимание происходит в первую очередь на уровне интонации и всего комплекса выра­зительных средств. Само же слово функционирует наиболее оп­тимальным способом исключительно в определенном языковом контексте, вскрывающем все оттенки его значений, и выступа­ет как исторически обусловленное, где за каждым из них высту­пает весь образ жизни данного народа с его ценностными при­оритетами, его менталитет, национальный характер, традиции, обычаи, мироощущение и видение мира.

Восьмая тенденция развития культуры в глобальном ми­ре — это сопряжение научно-технического прогресса, высшим воплощением которого стала эра электронно-сетевых коммуни­каций, с процессом негативного развития социальности. Это про­является в отставании человеческого фактора от развития ин­формационных технологий. Причиной здесь становится прежде всего различие в уровнях владения информацией, а основным принципом неравенства становится неравенство владения знани­ем. И это, безусловно, негативный процесс. Но само знание и информация сегодня становятся высшими ценностями общества отнюдь не как инструменты постижения истины, а как инстру­менты реализации всех потребностей. Сегодня человек, приоб­щающийся к знаниям, руководствуется в первую очередь инст­рументальной установкой на жизненный успех. Точно так же инструментально сегодня воспринимается и нравственность, вы­рождающаяся в этику социально приемлемого поведения. Се­годня можно констатировать огромный дисбаланс между техноло­гическим активизмом и внутренней духовной пустотой порожден­ного им потребительского общества и «одномерного» человека.

***

Итак, вопрос о глобализации культуры гораздо сложнее, чем вопрос о глобализации экономической, политической и фи­нансовой  сферы.   В  первую  очередь   это  определяется   тем,   что такие составляющие духовной культуры, как ценности, смыслы и значения, картина мира, характер символического опредме­чивания мира, не подчиняются законам прогресса и не подда­ются унификации, генерализации и механическому совмещению, как заметили еще неокантианцы. Если такое происходит, можно говорить не о глобализации, скажем, ценностей; а о замене одних ценностей и соответствующих им культурных миров дру­гими, о поглощении одной картины мира, одной символической системы другой. Унификация духовной составляющей культу­ры приведет к ее стагнации, внешними признаками которой выступят прежде всего ее неизбежное упрощение, архаизация и возвращение к неактуальным формам межгруппового обще­ния. Необходимый же запас прочности общественного и куль­турного развития связан в большой степени с разнообразием культур, инновационный потенциал которых может быть вос­требован в любой момент как способный противостоять разру­шительным тенденциям.

Н.Я. Данилевский в книге «Россия и Европа» писал про эволюционное значение самобытности и отмечал необходимость для* поддержания «культурородной силы» присутствия «новых деятелей, новых племен с иным психическим строем, иной исто­рией, иным воспитанием». Необходимость наличия многообраз­ных вариантов эволюционного развития доказывали и основопо­ложники теории ноосферы Тейяр де Шарден и Вернадский. С позиций, которые отстаивались ими, примитивный глобализм существенно обедняет эволюционный потенциал человечества, сужает возможности социокультурного синтеза или цивилизационного маневра, к которому может побудить нарастание гло­бальных проблем.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Каковы предпосылки современного этапа глобализации?

2.   Выделите   основные   подходы  к  определению   глобализа­ции.

3.  В чем состоит специфика социокультурного подхода к гло­бализации?

4.  Что означает принцип мультикультурализма?

5.  В чем выражается нарушение процессов идентификации в эпоху глобализации?

6.  Перечислите позитивные и  негативные  последствия гло­бализации.

7.  Оцените состояние языковой культуры современной Рос­сии. Какие здесь проявляются тенденции?

8.   Почему  массовую культуру  называют  «великим  агентом глобализации»?

 

ТЕМА   13

 

ОСОБЕННОСТИ   КУЛЬТУРЫ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО

И  ИНФОРМАЦИОННОГО  ОБЩЕСТВА

 

13.1. Доиндустриальная, индустриальная, постиндустриальная эпохи как стадии технологического развития

 

Доиндустриальное, индустриальное и постиндустриальное общество — понятия социальной философии и социологии, которые используются в рамках цивилизационного подхода к историческому процессу и фиксируют различные стадии циви­лизационного развития человечества по пути технологическо­го прогресса. Теоретики постиндустриализма, рассматривая ис­торию общества как последовательную смену доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной стадий его развития, со­поставляли эти эпохи по таким параметрам, как основной произ­водственный ресурс (соответственно — сырье, энергия, инфор­мация), тип производственной деятельности (добыча, изготовле­ние, последовательная обработка) и характер базовых техноло­гий (трудоемкие, капиталоемкие и наукоемкие). Эта схема по­зволила в качестве принципиального отличия постиндустриаль­ной культуры рассматривать переход от взаимодействий челове­ка с природой в доиндустриальном и преобразованной природой в индустриальном обществе к взаимодействию между людьми, где характер межличностных отношений определяется не имитаци­ей действий других людей и не усвоением опыта предыдущих поколений, а комплексным социальным взаимодействием1.

Первоначально в научное употребление было введено по­нятие «индустриальное общество», предложенное в XIX в. К.А. Сен-Симоном и используемое социологами О. Контом, Г. Спенсером, Э. Дюркгеймом. Но этот термин стал общеупотре­бительным, а теория индустриального общества главенствую­щей только  в   50—60-х  гг.  XX в.  Теория  индустриализма   была сформулирована Р. Ароном в его лекциях в Сорбонне в 1956— 1959 гг. и У. Ростоу в книге «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест».

Принципиальное различие индустриального и предшеству­ющего ему доиндустриального общества показывает табл.  13.1.

 

 

13.2. Специфика культуры постиндустриального общества

 

Термин «постиндустриальное общество» был введен Д. Беллом в его технократической утопии «Приход постиндустриаль­ного общества. Авантюра в социальном предсказании» (1973). В концепциях постиндустриального общества выделяются два ва­рианта.

♦ Европейский, радикальный вариант развития постиндус­триального общества (А. Турен, Ж. Фурастье) отличается высо­кой теоретичностью, интересом к социокультурной проблемати­ке. Турен рассматривает постиндустриальное общество как оп­ределяемое не столько экономическими, сколько социокультур­ными факторами — субъект-субъектной коммуникацией, освобожденностью от идеологической интерпретации социальных дей­ствий.

♦  Американский, либеральный вариант постиндустриализ­ма (Д.К. Гэлбрейт, К. Боулдинг, Г. Кан, Э. Тоффлер, 3. Бжезинс-кий) отличается преобладанием прикладных исследований и со­зданием моделей развития таких социально-политических струк­тур, как власть, война, институты управления, семья, массо­вые коммуникации (Гудзоновский институт долгосрочного соци­ального  прогнозирования).

Д. Белл выделил основные черты постиндустриального об­щества:

1. В экономическом секторе: переход от производства това­ров к расширению сферы услуг.

2. В структуре занятости: доминирование профессионально­го   и   технического   класса.

3.  Осевой принцип общества:   центральное  место  теорети­ческих  знаний  как источника  нововведений и формулирования политики.

4. Будущая ориентация: особая роль технологии и техноло­гических оценок.

5.  Принятие решений:   создание   новой   «интеллектуальной технологии».

6. Особенности культуры: культура («сфера ощущений, эмо­ций  и  нравственности,  а  также  интеллекта,  стремящегося  упо­рядочить   эти  чувства »)  приобретает  все  более  автономный  характер, инициируя перемены опосредованно связанные с эконо­мическими и социальными процессами. Дальнейшая автономиза-ция культуры может привести к утрате чувства реальности, на­рушению социальных ориентиров, к утрате чувства сопричаст­ности с себе подобными.

 

 

13.3. М. Маклюэн: концепция «глобальной деревни»

 

Одним из первых обратил внимание на коммуникационный аспект развития нового общества канадский философ и социо­лог профессор университета в Торонто Маршалл Маклюэн (1911—

1980). В своих основных произведениях «Галактика Гутенберга» (1962), «Понимающая коммуникация» (1963) он создал модель исторического развития общества, в основе которой лежит тип и способ коммуникации. Принципиальными положениями концеп­ции М. Маклюэна являются следующие:

1.  На развитие любой культуры влияют распространенные в ней   ((средствам   коммуникации».   К  ним относятся все  куль­турные   феномены,   выполняющие   коммуникативные   функции: язык   (письмо   и   речь),   печать,   телекоммуникации,   компьютер­ные   системы,   дороги,   транспорт,   деньги,   религия,   наука.

2.   Определенный  тип   коммуникации   создает  особый   соци­альный мир —  «галактику».

3.   Средства   связи  являются   не   просто   передатчиками   ин­формации,  а  независимо от передаваемой информации — сред­ством структурирования реальности («средство сообщения есть само   сообщение»).

4.  Формирование новых средств общения, связи и информа­ции создает новый  ((сенсорный   баланс»   общества,  формирует новый стиль  мышления,  картину мира  и иные  принципы  соци­альной организации.

5.  Коммуникация выступает как способность человека к вос­приятию,   что   позволяет   выделить:   аудио-   (речевую)   и   видео-(или зрительную) коммуникацию, которым соответствуют аудио-и  видеокультуры,  или  культуры   «слуха»   и   «зрения».   Такое разделение   связано   с   тем,   что   (по   наблюдениям   психологов) избирательность зрения существенно выше, чем избирательность слуха. Каждый видит свое, звуковой ряд — один на всех. Отсюда особый суггестивный потенциал звука.

6.   В   истории   человечества   можно   выделить   следующие эпохи:

   дописъменного   варварства,  эпоха устной речи.  «Куль­тура  слуха»  — исторически  первая  культурная  эпоха,  которая отличается  общей   зависимостью   от   авторитета,   синкретизмом сознания, растворенностью индивида в родовом коллективе;

   тысячелетие  фонетического  письма;

   500  лет   «гутенберговой  галактики»  — видеокульту­ра,  «культура  зрения».  Печатное  слово сделало  возможным селекцию  информации,  свободную  ее  интерпретацию,  что  привело к формированию таких качеств личности, как критицизим, право на индивидуальность. Однако это привело к утрате соци­альной общности;

♦ современная электронная цивилизация «галактика Маркони». Началась в 1844 г. с изобретением телеграфа Морзе. Сред­ства массовой коммуникации (Маклюэн имел в виду прежде все­го телевидение) сплачивают людей, создавая электронную «гло­бальную деревню», где информация передается столь быстро, что каждый знает обо всех событиях в мире.

 

13.4. Концепции информационного общества

 

Термин введен американским экономистом Ф. Машлупом в работе  «Производство  и  распространение  знания  в   Соеди­ненных Штатах» (1962). Информационная концепция являет­ся   производной   от   концепций   постиндустриального   общества. Концепция   является   более   универсальной,   так   как   описывает целый комплекс социокультурных изменений и показывает век­тор  социального  развития  от  доиндустриальното  через  индуст­риальное   к   постиндустриальному   обществу.   В   концепциях   же информационного  общества  делается  акцент  на  степени  разви­тия информационных технологий,  а  в  качестве главного  факто­ра общественного развития рассматривается производство и ис­пользование научно-технической и иной информации. Часто тер­мины «постиндустриальное общество» и «информационное обще­ство»  существуют как взаимозаменяемые, однако это не совсем точно — не во всех странах, где существует постиндустриаль­ное общество (к примеру, в Канаде), можно говорить об офор­мленном информационном обществе.  В  Японии же  и США об информационном обществе можно  говорить  как  о  свершившем­ся  факте.   Практически  во  всех  обществах,   вступающих  в  ин­формационную стадию развития,  существуют программы вхож­дения   в   информационное   общество   (к   примеру,   в   Финляндии, России,   Китае,   Индии).

Одна из концепций информационного общества была разра­ботана японским ученым Е. Масудой («Информационное обще­ство как постиндустриальное общество», 1983). Информация рассматривается Масудой как экономическая категория и как оОгде-ственное благо, трансформирующее в прогрессивном направле­нии все сферы социокультурной жизни. Автор утверждает, что грядет новый тип общества, где все аспекты развития личнос­ти — образование, профессиональный рост, экономическая дея­тельность, реализация политической активности, сфера досуга — будут осуществляться в информационной сфере. Однако в кон­цепции Масуды был сделан акцент на технологическом развитии общества, в то время как социокультурные аспекты его разви­тия остались в тени.

Концепции информационного общества были разработаны также Дж. Нейсбитом, Дж. Бенингером, Т. Стоуньером, М. Мак-люэном, Э. Тоффлером, М. Кастельсом.

Концепция Э. Тоффлера. Американский публицист и социо­лог Элвин Тоффлер в ряде работ «Шок будущего» (1970), «Док­лад об экоспазме» (1975), «Третья волна» (1980) разработал кон­цепцию «постиндустриального общества» (или согласно авторс­ким синонимам «супериндустриального общества», «сверхинду­стриальной цивилизации»). Автор охарактеризовал не только экономические и политические особенности два иного типа об­щества, но и его культуру. Отличительными чертами культу­ры в информационном обществе становятся:

   высокий уровень инновативности,

♦  демассификация и дестандартизация всех сторон полити­ческой и экономической жизни,

♦   изменение характера труда и межличностных отношений изменяет систему ценностей и ориентации человека на психоло­гические,  социальные и  этические  цели,

♦  избыток информации («информационный взрыв»), влияю­щий на культуру и человека,

♦    «домоцентризм»   («электронный  коттедж»)  как  основной

стиль жизни,

♦   «персонализация» — ориентация культуры и общества на каждого человека, когда он утрачивает черты «массового инди­вида».

Новый тип культуры, формирующейся в обществе «третьей волны», Тоффлер назвал «клип-культурой», созданной из ос­колков впечатлений и образов, воплощением которой является «зэппинг» (безостановочное переключение каналов TV). Этот об

раз не требует подключения воображения, рефлексии, осмыс­ления, здесь все время происходит «перезагрузка», «обновле­ние» информации, когда все первоначально увиденное практи­чески без временного разрыва утрачивает свое значение, уста­ревает. Клип-культуру Тоффлер рассматривает- в качестве со­ставляющей информационной культуры — принадлежность к ней обозначает все увеличивающийся разрыв между пользователями средств информации второй (соответствующей индустриальному обществу) и третьей (информационной) волн.

Новационным   здесь   становится   не   столько   отказ   от   гото­вых,   установившихся   моральных   и  идеологических   истин  про­шлого,  от традиционных радиопрограмм и телефильмов,  от со­бранного   и   систематизированного   пространного   материала,   от соотносящихся друг с другом идей, но сам тип подачи материа­ла, состоящего из разрозненных фрагментов. Современный фор­мат средств массовой коммуникации предлагает информацию в виде   коротких модульных вспышек —   новостей,   фрагментов фильмов и передач, рассекаемых рекламой, и имеющих «стран­ную, скоротечную и бессвязную форму». Человек этой новой ин­формационной культуры отказывается от восприятия новых мо­дульных данных в стандартных структурах и категориях и стре­мится к созданию из мозаичной информации своего собственно­го материала.

Для человека новой культурной формации мобильность ори­ентации в рамках стремительно изменяющейся среды и новый способ ее освоения становятся принципиальным моментом, воз­можно, вопросом его выживания. Тоффлер отмечает, что в бы­стро меняющемся мире прошлый опыт реже может служить надежным компасом, необходимы гораздо более быстрое освое­ние нового, большая реактивность Я, подвижность, «умение дей­ствовать методом проб и ошибок». В этих особенностях мышле­ния футуролог видит формирующуюся способность человека к восприятию огромных массивов информации, пульсирующих и Растущих потоков данных, что соотносится с требованиями но­вой социальной и технологической реальности.

В новом обществе под индивидуальные потребительские нужды подлаживается и культура, специфика которой описыва­йся Тоффлером в категориях «приспособления к возрастанию Жизненного уровня» и  «совершенствования технологий»,   позволяющих снижение себестоимости «культурных продуктов» даже при условии введения их различных вариантов. «Посколь­ку удовлетворяется все больше и больше основных нужд поку­пателей, — отмечает исследователь, — можно твердо предска­зать, что экономика будет еще энергичней идти навстречу тон­ким, разнообразным и глубоко персональным потребностям по­купателя, потребностям в красивых, престижных, глубоко индивидуализированных и чувственно приятных для него продук­тах».

Концепция культуры информационного общества М. Кастельса.

В своей работе «Информационная эпоха: экономика, об­щество, культура» М. Кастельс культуру информационного общества определяет как культуру «реальной виртуальности» («виртуальный» — существующий на практике, но не в строго данной форме или под данным именем, «реальный» — фактичес­ки существующий). Культура реальной виртуальности образует систему, в которой реальный человеческий опыт погружается в систему виртуальности, который образуется выдуманными, вир­туальными образами. Наиболее ярким воплощением культуры информационного общества является Интернет, обладающий соб­ственным пространством («киберпространством») и «вневремен­ным временем». Кастельс утверждает, что именно эти характе­ристики, а не производство услуг, являются основными черта­ми информационного общества. Кастельс доказывает, что ин­формационную стадию развития характеризуют принципиально новые черты — в том числе качественная способность оптимизиро­вать сочетание и использование факторов производства на осно­ве знания и информации.

Говоря о влиянии Интернета на современную культуру, Кастельс отмечает, что его потенциал не всегда обеспечивает новые структуры социальной коммуникации. В новой информа­ционной культуре, точно так же как и в любом социальном орга­низме, выделяются страты, обладающие разной степенью при­общенности к информации. С одной стороны, это «малое мень­шинство жителей электронной деревни», «первопоселенцев электронного пограничья», с другой — «бродячая толпа», для кото­рой «вылазки» в различные сети достаточно случайны. И если для первых специфичен язык компьютерной коммуникации как нового средства, предполагающего неформальность, спонтанность и анонимность, то для вторых, к примеру, e-mail представляет собой реванш письменности и возвращение к типографскому мыш­лению.

Другими словами, Кастельс считает компьютерную комму­никацию принадлежностью исключительно образованной и эко­номически обеспеченной части населения наиболее развитых стран, чаще всего в больших, наиболее высокоразвитых метро-полисах, в глобальном масштабе выступающей в качестве эли­ты. Кастельс отмечает, что обследования владельцев персональ­ных компьютеров показало, что они материально обеспечены выше среднего, заняты полную неделю и одиноки, реже — на пенсии или удалились от дел. Большинство из них (как и среди пользователей BBS) мужчины. Что касается пользователей Ин­тернета, обследование, проведенное на национальной выборке в США, показало, что 67% пользователей — мужчины и свыше пбловины из них принадлежат к возрастной категории 18—34 года. Их семейный доход 50—75 тыс. долл., среди занятий наибо­лее часто отмечаются сфера образования, торговля и инженер­ные профессии. Эта та часть общества, которая проявляет спосо­бность выбирать свои мультинаправленные цепи коммуникации и проявляет глубокий интерес к использованию мультимедиа для доступа к информации, политической деятельности и образо­ванию. Подобные элиты составляют свое собственное сообще­ство, формируя символически замкнутые общины, и определя­ют свое сообщество как пространственно ограниченную меж­личностную сетевую субкультуру.

 

13.5. Дописьменная, письменная, экранная культура: основные особенности

 

Как правило, каждому этапу исторического развития соот­ветствуют новые принципы знаковой фиксации реальности. Ар­хаическое   общество   было   бесписьменным,   единственной  формой коммуникации в нем была устная коммуникация. Устная ком­муникация была тесно связана с традиционным типом передачи информации. Здесь информация была аккумулирована в челове­ческом опыте и представала в неотчужденном в знаковую форму вербальном варианте и, естественно, ориентировалась на вос­производство. Новая информация оказывалась здесь невозмож­ной как способная уничтожить, затереть, хаотизировать пред­шествующий информационный комплекс.

Коммуникация в дописьменном обществе выполняла целый ряд социальных функций, обеспечивая общность смыслового и ценностного поля, осуществляя социальную и культурную иден­тификацию, укрепляя общественные связи и культурные при­оритеты. Здесь обширные мифопоэтические комплексы, храня­щиеся в коллективной памяти, выступали как наиболее эффек­тивное средство сохранения информации и борьбы с ее рассеи­ванием. В условиях минимальной изменяемости социально-эконо­мических отношений подобная инертность информационной сре­ды полностью отвечала задачам сохранения общественной систе­мы. Естественно, эта система стремилась к самовоспроизвод­ству, стабильности, неизменности, так как информация, заклю­ченная в ней, являлась гарантом выживания первичного коллек­тива. Традиция здесь, безусловно, преобладала над новаторством, хотя и не исключала его полностью, а неактуальная или дест­руктивная информация после тщательного ее отбора предава­лась «суду истории» и переосмысливалась. В качестве критериев адекватности действий выступала их многократная повторяемость. При этом ведущими принципами организации информации стано­вятся повторы, неявное цитирование, варьирование, создаю­щие эффект замедления, торможения, остановки времени, не­обходимой для активизации восприятия и выделения основного содержания и идеи. Как известно, этот информационный пара­докс исследовал в свое время Ю. Лотман, доказавший, что в канонических культурах простое воспроизведение текста приво­дит к активизации сознания и формированию нового информаци­онного поля. И в этом смысле архаический человек не знал дей­ствия, которое не было бы произведено и пережито ранее кем-то другим, а его жизнь выступала как непрерывное повторение действий, открытых другими.

Сакральная информация служила  в архаическом  обществе своеобразным  сводом примеров нравственного поведения,  удерживая социум от мутаций не только поведенческих, но и ценно­стных, мировоззренческих. Основной задачей текста в подобных условиях являлась не столько генерация новых смыслов, сколь­ко налаживание механизмов культурной памяти.

Появление письменности, как правило, соответствует по­явлению цивилизации как социального устройства, обладаю­щего сложной социальной иерархией, обширными дифференци­рованными знаниями, развитыми законами и пришедшего на сме­ну дикости и варварству. Можно утверждать, что потребности цивилизации практически неизбежно вызывают появление пись­менности. Как отмечает Ю. Лотман, представить развитую циви­лизацию в качестве бесписьменной, не обладающей знаковой системой для фиксации жизненно важной и достаточно объем­ной и дифференцированной информации, с позиции современно­го исторического знания невероятно сложно. Но это не исклю­чает и существования цивилизаций с иными способами фиксации знаний,  бесписьменных.

Письменная цивилизация, пришедшая с изобретением в Греции около VII в. до н.э. алфавита, стала основываться на принципиально иных, нежели дописьменная архаическая эпоха основаниях. Эти различия касаются и словаря (абстрактные — конкретные понятия, однокоренные — многокоренные слова) и синтаксиса (простые — сложные предложения}. Отделение са­мой информации от производящего ее субъекта привело к фор­мированию абстрактного мышления, появлению философии и науки. Рациональность стала определяющим понятием для ан­тичной и в еще большей степени европейской цивилизации Ново­го времени, демонстрирующей отказ от традиционализма.

Письменный метод организации информации обусловил ак­сиологическое доминирование в культуре именно тех текстов, которые воплощали в себе принципы рациональности, детерми­низма и линейности и основывались на оригинальности, новационности и сложности. Научный текст стал выступать безусловно Приоритетным по отношению к религиозному и относительно приоритетным по отношению к художественному. В это время бьша окончательно осознана ценность личности и утвердилось значение авторства, где автор начинает доминировать над чита­телем,  не  позволяя  ему  вторгаться  в текст,  исправлять,  добавлять, искажать его, допуская при этом лишь его пассивное вос­приятие. Это перераспределение функций автора и потребите­ля, который воспринимает информацию исключительно умозри­тельно, никак не проявляя собственной активности, ярко иллю­стрирует широко известный пример об удивлении св. Августина от чтения монахов, которые читали не вслух, а лишь шевеля губами. Значение бесписьменной культуры в это время суще­ственно снизилось, народное стало восприниматься как просто­народное, а специализированное знание доминировать над зна­нием традиционным, бытовым,  повседневным.

Современную культуру часто называют «экранной культу­рой», сменившей устную и письменную культуру. Новый этап развития цивилизации, становящейся «цивилизацией видения», «цивилизацией экрана», связан с новейшими открытиями в обла­сти коммуникационных технологий, которые самым непосред­ственным образом отражаются и на характере воспроизводства культуры, методах ее трансляции. Провозвестником этого «ре­волюционного опыта» в практике тиражирования становится эс­тетическое и теоретическое равенство первого и n-ного отпе­чатка, ставшее возможным в эпоху НТР и проявившее себя в таких видах искусства, как фотография, кинематограф, фоно­запись, где тираж начинает обозначать если не высокое худо­жественное качество, то признание и популярность. В 1894 г. был показан первый кинофильм, в 20-х гг. появляются первые системы радиовещания, в 30-х гг. — телевидения, необычайно распространившиеся после Второй мировой войны. Однако бази­сом новой цивилизации, обусловившим стремительное изме­нение ее облика, стало изобретение микропроцессора, когда в 1971 г. корпорацией «Интел» была произведена первая партия но­вого поколения интегральных схем. С этого момента микропро­цессоров выпущено уже 15 млрд. Если первый процессор «4004» имел 2300 транзисторов и 0,06 млн. инс. в сек, то Pentium Pro — 5,5 млн. транзисторов и 300 млн. инс. в сек, a Pentium Pro MX — 8 млн. транзисторов и 500 млн. инс. в сек. В 2011 г. «Интел» плани­рует выпуск процессора «1286» с 1 млрд. транзисторов и 100 000 млн. инс. в сек., однако научно-технический процесс развивает­ся   столь   стремительно,   что   может  внести   коррективы  даже  в столь перспективные замыслы. Экран сменил книгу в том сысле, что наиболее эффективным способом передачи информации ста­ли те, что связаны с компьютерными технологиями. Сначала те­левидение, а затем персональный компьютер стали теми уни­версальными средствами передачи универсальной же информа­ции (начиная от самых сложных вычислений и заканчивая эк­ранными формами развлечений), которые заменили книжные тексты с их письменной формой фиксации.

Переход от текста к экрану имел прямым следствием изме­нение особенностей мышления. Книжная культура связана со словом, суть которого — в его способности превращать явления в идеальные образы, создавать мир эйдосов, порождающих мо­делей, мир логоса, которое у греков означало одновременно и слово и ум. Слова обозначают не конкретные явления, а их обоб­щенные образы, и, когда мы читаем или слышим слово «дере­во», мы мысленно представляем дерево, которое является зри­тельным образом, причем неизбежно различным у каждого че­ловека. Представляя себе предмет, мы его мысленно конструи­руем, он нам не задан изначально, а создается в умозрительной реальности. Подобная способность рождать конкретные образы под влиянием определенной совокупности знаков, которой и яв­ляется слово, а также настроенность на линейное последова­тельное прочтение подобных знаковых систем, формирует опре­деленное  мышление —  абстрактное,  связное  и логичное.

Если за визуальным восприятием текста книги стоят абст­рактные понятия, невидимые глазу значения и смыслы, то зри­тельные и звуковые образы экранной культуры самодостаточны и не требуют дополнительной дешифровки, их смысл — в них самих. Современный человек, потребляющий информацию в экранном формате, постепенно утрачивает способность «видеть умом», т.е. мыслить и рефлексировать по поводу увиденного1, он утрачивает способность последовательно, логично, самостоя­тельно мыслить, а процесс восприятия информации при этом превращается в оперирование дискретными клишированными понятиями, дробными картинками, символами, с трудом обеспе­чивающими цельность разрозненным мозаичным образам, позволяющий произвести подмену воображения зрением. Человек, те­ряющий способность воспринимать письменный текст, вне зави­симости от его желания утрачивает способность к независимо­му критическому восприятию, он начинает нуждаться в конк­ретных визуальных образах, картинках, а информацию, пред­лагаемую ему в формате экрана, он воспринимает как единствен­ную истину, не нуждающуюся в осмыслении и подтверждении. Такой человек становится легко управляемым, несамостоятель­ным, манипулируемым извне, подчкняющися тому мнению, ко­торое он воспринимает в формате экрана.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Кем и когда были введены в научную практику термины «индустриальное» и «постиндустриальное общество»?

2.  Перечислите особенности индустриального общества.

3.  Каковы основные черты постиндустриального общества?

4.  В чем состоит специфика терминов «постиндустриальное» и «информационное общество»? Выступают ли они как взаимо­заменяемые?

5.  Какова специфика культуры постиндустриального общества?

6.  В чем состоит суть концепции М. Маклюэна?  Что такое «галактика» в понимании автора?

7.   Что  означают  термины   «киберпространство»   и   «вневре­менное время» в концепции М. Кастельса?

8.  Изложите основы «волновой» теории Э. Тоффлера.

9.  Каковы особенности «экранной» культуры? Что такое «зэп-пинг»?

 

ТЕМА   14

ВИРТУАЛЬНАЯ  РЕАЛЬНОСТЬ: СУЩНОСТЬ,   ОСОБЕННОСТИ

 

14.1. Виртуальность как бытие в возможности: к истории термина

 

Термин «виртуальная реальность» появляется в конце 80-х гг. благодаря хакеру Жарону Ланье для обозначения «элек­тронных устройств, вводящих их пользователя в новое измере­ние существования, в мир информации, в совершенно непри­вычную для человека дигитальную и интерактивную среду тех­нологически продуцируемых симулякров всего того, что только может быть ему дано в опыте сенсорного восприятия действи­тельности»1. Несколько позднее семантическое пространство понятия было расширено, и термин стал применяться для обо­значения мира сетей.

Термин «виртуальный» (ср.-лат. virtualis -— возможный) оп­ределяется как бытие в возможности, но не фактически". В ан­глийском языке существуют несколько иные оттенки значения данного слова — как фактического, действительного, являюще­гося по существу, реально, а не формально. В науке «вирту­альное» в качестве специального термина и синонима возможно­го фигурирует, в частности, в механике, где «возможные пере­мещения» — бесконечно малые перемещения, которые совер­шаются точками механической системы, но не нарушают при­сущих системе связей. Виртуальные перемещения — чисто гео­метрическое понятие, вводимое в строительной механике ис­ключительно с целью фиксации возможных для системы пере­мещений и определения условий равновесия и уравнений движе­ния механической системы. В вычислительной технике имеется термин  «виртуальная память», в электронике — «виртуальные электрон и катод», в эргономике — «виртуальный объект», пред­лагается идея «виртуального театра» (А. Арто), отмечаются «вир­туально содержащиеся в мозге возможности к формированию способностей» (АЛ. Леонтьев).

Понятие «виртуальная реальность» в психологии означает выход из повседневности, выражающийся в особой раскрепощен­ности сознания, творческом полете, недетерминированности по­ведения, а также в опыте измененных состояний сознания. Вир­туальная реальность противостоит константной повседневности как потенция — интенции, но эти реальности могут меняться качеством в момент перехода в мир виртуальный, становящийся в этот момент константным. В духовной практике подобные со­стояния известны, например, при переходе во «внутреннее тело», когда тело физическое отчуждается от субъекта, что сопро­вождается снижением чувствительности- и уровня биологических потребностей. Попадание в виртуал на время эквивалентно духовному озарению, просветлению.

Необходимость введения понятия «виртуальное» в связи с категориями возможного и действительного аргументированно обосновывает М. Опенков, отмечающий, что европейская фило­софия на протяжении всей своей истории пыталась апеллировать к актуально существующему. При этом основной из смыслообра-зующих оппозиций европейской ментальное™ была оппозиция «сущность—явление», где сущность понималась как некая су­ществующая вечно основа, как причина явления, существую­щая постоянно, а явление представало в качестве порождения сущности и самостоятельным статусом существования не обла­дало. Данная оппозиция сознания непосредственно сопрягается с иными: «потенциальное — актуальное» и «возможное — дей­ствительное». Но «актуальное есть то, что присутствует здесь-и-сейчас, или существует в виде истинно-сущего мира пара­дигм, или в качестве актуальной бесконечности бога. Потенци­альное есть то, что содержится в уже существующем, но еще не возникло. Но если содержится, значит, уже есть в особой форме, т.е. порождения не происходит. ...Актуально существую­щего нет (вернее, едва есть). Оно либо иллюзорно вследствие быстротечности времени, либо находится вне материального Мира». Возможность по-новому рассматривать актуально существующее появляется с введением категории виртуальности, оп­ределяемой автором как «существующей в исполнении, внутри некоторой динамической ситуации актуальности».

В качестве альтернативных могут выступать различные ре­альности, в том числе: реальность сновидения или состояние психического расстройства, реальность трудовой деятельности, игры, искусства, познания, общения и т.п. Характерно, что при­знание некоторых альтернативных состояний в качестве вирту­альных реальностей позволило иначе взглянуть на проблемы нар­комании, токсикомании, алкогольной зависимости и найти адек­ватные пути выхода из них. Проблема множественности реально­стей, поставленная исследованиями С. Грофа, Т. Л при, К. Кастанеды, с открытием виртуальной реальности получила но­вые возможности для осмысления.

 

14.2. Особенности компьютерной виртуальной реальности

 

В исследованиях по проблеме виртуальной реальности вы­деляются  следующие  ее  особенности:

♦ актуальность существования, т.е. существование без про­шлого и будущего. В частности, утверждается, что медитация как разновидность виртуального существования открывает ди­намическое настоящее, бесконечное и безвременное, «вечное сейчас», а переживание виртуальности родственно пережива­нию вечности. В духовном мире не существует разграничения на прошлое, настоящее и будущее, которые сливаются в одном мгновении животрепещущего бытия. В подобном опыте Х.Л. Бор­хес видел озарение духа, некий прорыв вечности, воплощаемой не последовательностью новых прибавлений, а полнотой присут­ствия в любом из мгновений, бесконечность же при этом воспринимается как способ относиться к миру и пребывать в нем. Таким образом, виртуальная реальность как «атом вечности» понимает­ся автором и как культурный символ, в котором осуществляет себя личность. Она предполагает:

   включенность в события, когда человек непосредственно проявляет себя действующим или пребывает в иллюзии действия;

   центрацию культурной перспективы, фокусирующейся в пространстве  человека,   где   весь  мир  воспринимается  ориенти­рованным на него;

    сходство с состоянием сна, возможность  ее  осмысления через метафору сновидения;

   порожденность — продуцируемость виртуальных объек­тов  взаимодействием  человека   и   компьютера   или   активностью человека.  Однако,   по  существу,  все  признаки  виртуальной  ре­альности можно свести к двум основным:

   динамической непрерывности настоящего, полному при­сутствию в  нем,  когда бытие здесь-и-сейчас  подразумевает не­причастность длительности,  а человек пребывает лишь там, где он есть;

   снятию противоположностей между жизнью и смертью, реальным и воображаемым, прошлым и будущим.

Благодаря компьютерной виртуальной реальности человек погружается в искусственный мир, полностью имитирующий реальный. При этом программа, создающая виртуальную реаль­ность, отличается от традиционных систем машинной графики по крайней мере по трем позициям:

♦    данная  программа   не  только  передает  зрительную  ин­формацию, но и воздействует на иные органы чувств,  включая слух и  осязание,  причем это воздействие воспринимается  виртуалом  как  исходящее   от  субъектов   и  объектов  виртуального мира;

  данная система интерактивно взаимодействует с челове­ком;

    при этом  средства виртуальной реальности становятся нетрадиционными генераторами ощущений.   Пользователь   может   ощутить   прикосновение   к   предмету,   существующему   ис­ключительно в памяти компьютера, лишь надев перчатку, снабженную датчиками. В виртуальной реальности распознаваемы такие виды движения, как перемещение (вертикальное, боко­вое и сагиттальное), вертикальный наклон, боковой крен, вра­щение.

Виртуальная реальность обладает определенными особенно­стями, которые исследователи называют особенностями пяти «i»; intensive, interactive, immersive, illustrative, intuitive (интенсив­ность, интерактивность, иммерсивность, иллюстративность, ин­туитивность). Интенсивность системы связана с тем, что в вир­туальной реальности пользователь должен активно взаимодей­ствовать со средой — принимать информацию и реагировать на ее изменения. Интерактивность задается взаимодействием пользо­вателя с компьютером, точнее, со средой, смоделированной им. Иммерсивность определяется степенью погружения субъекта в виртуальный мир, которая может быть проверена своеобразным «тестом увертывания», предложенным Майроном Крюгером. Достоверность виртуального мира доказывается инстинктивным стремлением человека увернуться от летящего в его голову кам­ня, несмотря на осознание им ирреальности данного объекта. Иллюстративность виртуальной реальности проявляется в том, что информация, представляемая пользователю, является в мак­симально наглядной и эмоциональной форме, облегчающей ее восприятие, происходящее в идеале не на интеллектуальном, а на чувственно-эмоциональном, интуитивном уровне.

При вхождении в условное пространство компьютерной реальности человек практически не имеет возможности отли­чить реальный мир от мира виртуального, так как последний обладает высокой степенью достоверности. И иллюзорность вир­туального мира по отношению к миру константному является относительной, достоверной лишь для внешнего наблюдателя, для виртуала же, находящегося внутри этого пространства, последнее обладает абсолютной реальностью и действительностью кроме того, само сознание имеет специфику достраивать, кон­струировать внешний мир, структурировать данный ему пред­метный материал,  вносить  в  него определенный  порядок,  логику, удерживать разворачивающийся мир и ограждать его от разрушения, посторонних воздействий, планировать и ожидать дальнейшего развития событий.

Необходимо отметить, что различение типов реальностей является сложной философской проблемой. Дилемма реальнос­тей, как известно, осмысливалась еще китайским мудрецом Чжуанцзы, который однажды после пробуждения задался воп­росом о том, кем он является — бабочкой, которой снится, что она — мудрец Чжуанцзы, или мудрецом Чжуанцзы, которому снится,  что он — бабочка.

Р. Декарт   считал,   что   не   существует  точных   признаков, по   которым   можно  было  бы  отличать,   к   примеру,   реальность бодрствования от реальности сна. Единственным основанием для подобного различения философ считал связность событий,  про­исходящих во сне и наяву. При этом" событийность, явленная во сне,   характеризуется   фрагментарностью,   мозаичностью,   в   то время как события яви могут быть соотнесены друг с другом без нарушения   целостности,   последовательности   и   причинности. Г.В. Лейбниц утверждал,   что   при  различении  реальностей   ос­новным   аргументом   может  являться   обусловленность   будущих событий  событиями  прошлыми  и  настоящими.   Однако  связан­ность переживаний не может являться единственным основани­ем для распознавания сна и яви, реальности виртуальной и реальности истинной, так как существуют ситуации (к примеру, в случаях раздвоения личности), где субъект перестает существо­вать как целостность и проживает эпизоды двух автономно су­ществующих реальностей, чередующихся между собой.

Причем, каждая из этих возникающих реальностей «задает сознанию человека определенный мир и отделена от других ре­альностей рамками условности (логика и события, действующие в одной реальности, теряют свою силу и жизненность в других). Несколько упрощая, можно сказать, что одна реальность отли­чается от другой событиями и их характером, логикой и законо­мерностями,   порядком   вещей   и   отношений»1.  Более   того,   данные реальности соотносятся друг с другом по принципу иерар­хичности, где одна реальность может выступать как базовая для другой, в то время как последняя становится константной для виртуальности следующего порядка2. В этом контексте особым смыслом наполняется вопрос о границах между реальностями, которые обозначаются именно в момент нарушения этих гра­ниц, т.е. в момент выхода из реальности. Системой данного нам мира, мира материального, является система жизнеобеспечения, границей — нарушение целостности этой системы, т.е. смерть, и если сознание не всегда оказывается готовым к различению ре­альностей и их границ, то биологическая жизнь возможна лишь в константной реальности, что и является отличительной осо­бенностью последней.

Ученые отмечают, что стремление к выходу из действи­тельной реальности, за пределы мира материального с его де­терминизмом и взаимообусловленностью событий, его физичес­кими законами, ограничивающими возможности и экзистенци­альные потребности человека, и создание условного простран­ства, сакрального, лишенного будничности, наполненного осо­бым смыслом, является антропологическим свойством.

 

14.3. Компьютерная виртуальная реальность как реальность потребления

 

Для вхождения в виртуальную реальность используется дис­плей для головы (Head Mounted Kisplay), цифровые перчатки (data Glove) и электронный костюм (Kata Suit). Дисплей для го­ловы представляет шлем, очки или маску для лица. Надевая шлем, виртуал изолируется от реальности и погружается в среду, ге­нерируемую на цветных жидкокристаллических экранах высо­кого разрешения. Поскольку дисплей располагается максималь­но близко от глаз, пользователь попадает как бы внутрь объем­ного мира, который имеет панорамную структуру, и поворот головы, отслеживающийся техникой, приводит к развертыванию картины. Ощущение реальности среды подтверждается ее акустическим оформлением, так как дисплей оборудован специаль­ными стереонаушниками. Цифровые перчатки и электронный ко­стюм отслеживают разнообразные движения пользователя, так как они с одной стороны снабжены специальными петлями фибро-оптического кабеля с диодом, излучающим  свет, а с другой — фото-транзистором, конвертирующим свет в электричес­кий сигнал, а также электромагнитными датчиками. Контроль за состоянием виртуала осуществляется посредством воспроизвод­ства на дисплее мультипликационного аналога реально действу­ющего  человека.

Принципиально новый вид виртуальной игры — компью­терная игра — открывает перед человеком огромные возможнос­ти, не соизмеримые с его практикой в предыдущие эпохи, ком­пьютерные обучающие программы высокоэффективны, так как опираются на новый принцип диалогичности и обратной связи. Поскольку видеоигр становится все больше, для их успешной реализации производители вынуждены прибегать ко все более изощренным формам развлечений — от садистских видеоигр до бесконечных спортивных матчей, от виртуальной реальности до компьютеризованной сексуальной стимуляции. Эта сфера развле­чений является доминирующей, о чем свидетельствует тот факт, что сегодня потенциал новых коммуникационных технологий на­правлен не на области здравоохранения, образования, а на раз­работку гигантской системы электронных развлечений («видео по заказу», тематических парках (theme parks) виртуальной реальности), привлекающей наибольшие инвестиции. Так, в Со­единенных Штатах отрасль индустрии электронных развлечений была в середине 1990-х гг. наиболее стремительно растущей: покупатели тратили свыше 350 млрд. долл. в год, а занятость в этой сфере достигла 5 млн. человек, возрастая на 12% ежегодно. В Японии в 1992 г. на электронные развлечения приходилось 85,7% объема продаж, тогда как на образование — только 5%.

Иными словами, одной из наиболее существенных особенно­стей большинства виртуальных реальностей является их функ­ционирование в качестве реальностей потребления, где субъект культуры превращается в объект аддиктивного поведения, если понимать   аддикцию   как   отторжение   реальности   и   принятие программы реализации биологизированных потребностей в каче­стве основной матрицы жизнедеятельности. Здесь отмеченная Э. Фроммом зависимость человека от потребления, от вещей, им приобретенных, получает новое подтверждение в образе виртуала, становящегося рабом неизведанных ощущений, необычай­ного чувства свободы и самой альтернативной реальности, более приемлемой для него, чем материальный мир. Отчуждение чело­века от природы и социума, тотальный технократизм культуры приводит к доминированию рассудка над разумом, изменению субъективности в сторону рационального конструирования и сме­щению человеческого существования в виртуальную плоскость. Негативное влияние компьютерной виртуальной реальности на человека выражается в переосмыслении им базовых человечес­ких ценностей — здоровья, счастья, мира, любви, наконец, са­мой жизни. Человек привыкает к множественности, альтерна­тивности ситуаций, отсутствию ограничений, налагаемых фи­зической реальностью. Эффект «перезагрузки» естественным следствием имеет уменьшение ответственности за принятые решения, девальвацию объектов и субъектов окружающей ре­альности, инструментальность общения, обесценивание жизни.

Компьютерное пространство может закабалить человека, обезличить его, отобрать его энергию, волю к жизни, индиви­дуальность и создать проблемы, значительно более глубокие, чем, к примеру, проблема зависимости от психотропных веществ. К слову говоря, в эзотерической практике применение психоде­лических препаратов, позволяющих проникать сквозь границы реальности, строго регламентируется и запрещается без специ­альной подготовки. С точки зрения органов восприятия погруже­ние в особый мир с собственным, отличным от реального харак­тером причинности, с особым пространством и временем при­водит к искажению восприятия реальности. Играя роль усили­теля чувств, электронной нервной системы, виртуальная реаль­ность позволяет человеку пережить состояния, сходные с изме­ненными состояниями сознания, и получение в нем информа­ции, отличной от традиционной, приобретенной человеком в опыте общения с повседневностью, может иметь следствием разнооб­разные  психические  расстройства.

 

14.4. Особенности телевиртуальной реальности

 

Особым типом виртуальной реальности является телевирту­альная реальность, формирующаяся под воздействием телеин­формации. Она, точно так же как и компьютерная виртуаль­ность, погружает потребителя в специфические состояния, на­вязывая ему особые типы существования. Символические реаль­ности, представляемые телевидением, не менее убедительны, чем иные, а граница между ними весьма условна и проницаема: часто телесобытия представляются более реальными, чем собы­тийность повседневности. Телевизионные образы моделируют реальность и программируют деятельность человека, задавая социальное пространство и социальное время и выступая в ка­честве одного из важнейших инструментов формирования сис­темы ценностей, стереотипов поведения и самой идентификации личности. Кроме того, погружение в телевиртуальное простран­ство приводит к перестройке перцептивного аппарата человека, который под воздействием кратковременных, дискретных, эсте­тически и этически неоднородных блоков информации, перестра­ивается на особый виртуальный режим, в котором одинаковым статусом начинают обладать как подлинные человеческие траге­дии, так и драмы, наподобие тех, что разыгрываются между участниками различных реалити-шоу.

Виртуальность телереальности обуславливается произволь­ной фиксацией телекамеры лишь тех эпизодов действительнос­ти, которые имеют «служебное» для масс-медиа значение. Дан­ные пространственно-временные локусы монтируются произволь­но, образуя новые смысловые ряды и наполняя объекты, поме­щенные в специфический семантический контекст, иным содер­жанием.

Характерно, что телереальность не всегда фиксируется в сознании в качестве аналога материального мира, а воспринима­ется как удвоенная объективная реальность. Данный парадокс обусловлен специфической абстрактной формализацией реально­сти следующего типа: «электронные средства информации», «член правительства, пожелавший сохранить анонимность», «согласно слухам, прокатившимся по коридорам ведомства», «специалисты обсуждают проблему»,   «по данным социологов,  большинство россиян», «кое-кто на Западе полагает» и т.п. При этом мир материального предстает как наличная данность, не подлежа­щая критическому осмыслению вследствие своей максимальной обобщенности и неопределенности, неконкретности. Другими сло­вами, реальность, воспринимаемая как максимально достовер­ная вследствие визуализации объекта, на самом деле «виртуализирована», а ее субъект как бы  «размыт».

В своей известной лекции «Злой демон образов» Ж. Бод-рийяр отмечает, что кино и телевидение являются воплощени­ем архаичной мифологемы о творящей среде, функционируя в режиме производства «порождающих моделей». Как известно, эта идея была в свое время разработана главным образом Плато­ном. Философ считал, что среда содержит в себе эйдосы — пер­вообразы всех земных объектов, которые, проецируясь на мате­рию, приводят к оформлению всего, что наполняет земное про­странство. Эта демиургическая особенность эйдосов позволила А.Ф. Лосеву обозначать их термином «порождающая модель».

В качестве своеобразной «порождающей модели» Ж. Бод-рийяр рассматривает кино и телевидение, приводя в пример два события, не связанные ни исторически, ни семантически, но имеющие иную сопряженность. Имеются в виду две катаст­рофы на атомных электростанциях, произошедшие первоначально в пространстве виртуальном в кадрах фильма «Китайский синд­ром» и вскоре после этого — в реальном пространстве, в США, на острове Харрисбург. Бодрийар утверждает, что сопряжен­ность «Китайского синдрома» и событий в Харрисбурге, неот­ступно преследующая наше сознание, не случайна — «Китайс­кий синдром» не стоит независимо от «реальной» аварии. Речь, по мнению автора, здесь идет не о жесткой причинной связи, но о специфическом «заражении» реального факта, модели и симулякра: «индуцирование» атомной аварии в Харрисбурге филь­мом с явной очевидностью соотносится с представлением этого инцидента телевидением в самом фильме.

Бодрийар говорит, что мы стали свидетелями удивительно­го предвосхищения фильмом действительного события, кото­рое пункт за пунктом воспроизвело симулякр вплоть до пере­дачи  саспенсного,  не  завершаемого  характера  аварии,  что  осо-

бо существенно: реальность самоорганизовалась таким образом, что произвела впечатление симуляции катастроф1. Здесь вирту­альный образ стал «порождающей моделью» реального события, навязав реальности свою имманентную эфемерную логику и как бы подменив собой реальное событие, выступающее в роли си­мулякра.

При представлении средствами массовой коммуникации, по мысли Ж. Бодрийяра, то, что именуется по традиции «объек­том», пропадает в сознании, а сама реальность, оказывающаяся множественной, разрушается виртуальностью, «агонизирует». Автор отмечает, что вскоре все проблемы — потребления, по­литической системы, религии, развлечения — будут решены, так как человек сможет жить в реальности, сконструированной под себя. Под воздействием развлекательности, зрелищности, серийности постмодернистской телевизионной культуры психо­логические установки аудитории изменяются, а сама телевирту­альная реальность, становящаяся симулякром потребления и ак­тивно воздействующая на такие социальные сферы и институ­ты, как экономика, экология, наука, политика, коммуникация, превращается в фактор, определяющий будущее человечества.

Виртуальность позволяет «встретиться с особым типом реаль­ности, которая не требует для подтверждения собственного су­ществования языка, рассказывающего о ней: она просто есть, она существует, движется, рождает напряжения и готовит катас­трофы, не настроенная на нас, она акоммуникативна, отчуждае­ма и всегда занята только собой, так как не предполагает соб­ственной видимости, строится без учета взгляда другого, но тем не менее всегда проглядывает там, где язык не в силах открыть ее и полностью оттеснить в область «невидимого». Иными слова­ми, техническое видение разрушает старые объекты и создает новые, виртуальные, не сопрягающиеся с прежними, органичес­кими.

 

***

 

Итак,  компьютерная виртуальная реальность  обеспечивает стремление человека к выходу из действительной реальности — детерминированной, обладающей физическими законами и взаимообусловленностью событий, ограничивающей возможно­сти и экзистенциальные потребности человека. В виртуальном пространстве возможным становится создание собственного ус­ловного мира, лишенного будничности, наполненного особым смыслом. Как правило, этот мир конструируется по законам мифа и обладает основными особенностями последнего — условным пространством и временем, архетипическими образами и моде­лями взаимодействия его героев. В этом смысле можно говорить о  сходстве  мифического  и  виртуального мира.

Негативное влияние компьютерной виртуальной реальнос­ти на человека выражается в переосмыслении им базовых чело­веческих ценностей — здоровья, счастья, мира, любви, нако­нец, самой жизни. Человек привыкает к множественности, альтернативности ситуаций, отсутствию ограничений, налагаемых физической реальностью. Эффект «перезагрузки» естественным следствием имеет уменьшение ответственности за принятые ре­шения, девальвацию объектов и субъектов окружающей реаль­ности, инструментальность общения, обесценивание жизни. Осо­бым типом виртуальной реальности является телевиртуальная реальность, формирующаяся под воздействием телеинформации. Она, так же как и компьютерная виртуальность, погружает по­требителя в специфические состояния, навязывая ему особые типы существования.

 

Вопросы для повторения

 

1.  Раскройте историю термина «виртуальность».

2.  В каких областях знания употребляется понятие «вирту­альная реальность»? В чем специфика применения этого терми­на по отношению к культуре?

3.  Перечислите особенности виртуальной реальности.

4.  Какие факторы позволяют воспринимать виртуальную ре­альность как аналог мифологическим конструкциям?

5.  В чем состоят особенности  телевиртуальной реальности? Как оно создается?

6.  Назовите позитивные и негативные факторы влияния на человека компьютерной виртуальной реальности.

7.  Каковы особенности компьютерной виртуальной реальнос­ти?

8.  Почему игровую виртуальную реальность можно назвать

«реальностью потребления»?

 

ТЕМА   15

 

ПОСТМОДЕРН  КАК  КУЛЬТУРНАЯ ЭПОХА

15.1. Эпоха постмодерна: основные доминанты

 

Постмодерн — это эпоха, которая сменяет эпоху модерна и разворачивается «после времени современности». Постмодер­низм же является философской рефлексией на ситуацию пост­модерна.

Термин «модерн» (современный) употребляется начиная с V в., означая новую христианскую эпоху, сменившую старую, римскую, языческую. Однако в науке принято считать эпохой модерна ту культурную ситуацию, которая была связана с эпо­хой Просвещения. Главным пафосом Просвещения стало вос­приятие собственной культуры как новой, основанной на разуме и отказавшейся от оснований прежней средневековой культуры, культивирующий религиозное чувство. Иными словами, культу­ра Нового времени и есть культура модерна. Однако в XIX в. эта культура начинает испытывать кризис, который проявляет­ся в крушении ее основных идеалов, и прежде всего — идеалов разума, что и вызывает потребность отказаться от ее основных постулатов. Невозможность и нежелание воспроизводить данную культурную матрицу отразил знаменитый аформизм Ф. Ницше о смерти Бога, который означал крушение идеалов прежней эпо­хи. Этот отказ от прежней культуры воплотился в посткласси­ческой философии, первыми представителями которой стали А. Шопенгауэр и Ф. Ницше. Желание оттолкнуться, отказаться от доминирующих идеалов воплощается и в искусстве модер­низма, в противовес классическому искусству, отказавшемуся от отображения реальности и социально-политической ангажи­рованности, а также абсолютизирующего новые художествен­но-выразительные средства.

Однако  необходимо  осознавать,  что,  в  отличие  от  модерна. постмодерн не демонстрирует декларативного отказа от принципов предыдущей эпохи, а принимает как равное и принадле­жащее прошлому и формирующееся рядом с ним. Именно поэто­му можно говорить о принципиальной внеисторичности постмо­дерна, отказавшегося от логики эпохи Нового времени, тяготе­ющей к новому и новейшему. Основным принципом постмодерна стал лозунг  «Приемлемо все!».

Переход к «постмодернистской» культуре особенно интен­сивно проявляется со второй половины 70-х гг. XX в., когда начинают прослеживаться внутренние смысловые «черты смены парадигмы» культуры. Они проявляются в следующих тенден­циях:

1.  В исчерпанности проекта Просвещения,  одухотворенно­го верой в прогресс и человеческий разум, иллюзорности упова­ния на науку и технику как оптимальное средство цивилизаци-онного  развития.

2.   Б новой социально-экономическая ситуации, связанной с процессами глобализации и обострении глобальных проблем.

3.  В сосуществовании в едином пространстве семантически несоединимых и аксиологически взаимоисключающих культур­ных традиций, т.е. невозможности единого взгляда на мир.

4.  В представлении о том, что современный мир — это то­тальная множественность   —   классовая,   расовая,   этническая, культурная,  которая воплощается в принципе  «мультикультура-лизма».  Эта  эклектичность,   совмещение   в   конкретных  культур­ных контекстах  различных национальных традиций  приводит  к ситуации,   когда,   как  писал   Ж.-Ф. Лиотар,  по   радио  слушают регги, в кино смотрят вестерн, на ленч идут в «Макдоналдс», на обед  — в  ресторан  с   местной  кухней,   употребляют  парижские Духи в Токио и одеваются в стиле ретро в Гонконге.  Интерес к множеству ранее не изучавшихся, маргинальных объектов и фе­номенов — таких, как этнические меньшинства, различные суб­культуры,  разнообразные  типы сексуального  поведения и  иден­тичности,   поп-музыка   и  телевизионные  новости,   семиотика   со­временных  торговых   центров   (моллов),   комиксы   о   супермене, фильмы ужасов, реклама, урбанистическая утопия Диснейленда, «феномен Барби» — характерен для междисциплинарной сферы Исследований культуры,  связанной  с  созданием  Бирмингемского Центра культурных исследований.   Кроме   того,   разнообразные «меньшинства» или те, кто к таковым себя причисляет, получили академическую трибуну для выражения своих взглядов (поэтому  «культурные  исследования»   называют   «дискурсом  меньшинств»). Зачастую именно с этим направлением связывают рост популярности принципа «политической корректности».

5. В деградации культуры, где начинают доминировать хал­тура,   китч,   культура   телесериалов   и   дайджестов,   рекламы   и мотелей,   шоу   и   голливудских   фильмов,   паралитературы   с   ее одноразовыми  рыцарскими  романами  и  любовными   историями, популярные   жизнеописания,   кровавые   истории,   научная   фан­тастика,   а   эстетическое   производство   встраивается   в   товарное производство.

6.  В индустриализации, модернизации, урбанизации, уси­ливающейся дезинтеграции локальных общин, коллапсе запад­ных колониальных империй и развитии новых форм империа­лизма и неоколониализма, развитии массовых коммуникаций и повсеместном распространении массовой культуры, возникно­вении новых форм экономически и идеологически мотивирован­ной миграции и возрождении национализма,  расового и религи­озного   притеснения.

7. В изменении субъекта культуры, который обретает прин­ципиально   новые   черты,   связанные   с   теми   социокультурными обстоятельствами,  в которых он пребывает. Эти условия харак­теризуются:

♦   увеличением количества информации, изоляция от кото­рой   практически   невозможна;   обилие   информации   неизбежно приводит к поверхностности — сначала восприятия, затем, воз­можно,  и  мышления;

♦    соответственно   изменению   количественных   параметров информации —  изменяются и способы ее существования,  где полиграфический вариант фиксации текста замещается цифро­вым, а логоцентричная книжная культура — экранной; это са­мым непосредственным образом отражается на особенностях мыш­ления,   где   сознание   предстает  как  клиповое,   опирающееся  на эмоциональное, но не на  интеллектуальное  постижение  идеи.

 

15.2. «Ризома» как образ эпохи постмодерна

 

Для того чтобы наглядно представить основные особеннос­ти постмодерна, необходимо сопоставить его основные постула­ты с теми, которые были сформулированы эпохой Нового вре­мени как эпохой модерна.

Для эпохи модерна было характерно признание доминан­тности  разума  как основного  начала  развития  культуры,

в это время утверждался рационализм как способ познания и основа организации общественной жизни. Эта эпоха отличалась уверенностью в том, что бытие во всех его проявлениях прони­цаемо для мысли и укладывается в систему, обозначаемую логи­ческими категориями и понятиями. В эпоху модерна интенсивно развивается объективная наука и объективное знание, основан­ное на единообразных и унифицированных методах научного по­знания, осуществляется попытка освобождения философии, на­уки и культуры от иррациональности (мифологии, религии, пред­рассудков). Для постмодерна характерно разочарование в ра­зуме и признание неспособности человека познать и изменить мир и порядок вещей. Постмодернизм отказывается от класси­ческого типа мышления посредством оппозиций и утверждает мышление «вне оппозиций» (вне бинарных оппозиций), таких как субъект — объект, целое — часть, внутреннее — внешнее, центр —i периферия, власть — подчинение, мужское — женс­кое,   научное  —  обыденное,   высокое  искусство  —  китч.

Культура Нового времени основана на утверждении идеи прогресса в познании и в различных областях общественной жизни. Для постмодернизма же характерен отказ от понятия «прогресс» как в знании, так и в социальной жизни, что приводит к пере­смотру понимания истории, где традиционный концепт «исто­рия» сменился концептом «постистория», означающим за­кат метана рраций, большого мифа. Если история привязана к линейности и развернута из прошлого в настоящее, если она привязана к причинности и рассказам, т.е. предстает как связ­ный нарративный дискурс (как отметил Ж. Бодрийар, век исто­рии — это век романа), то постистория принципиально нели­нейна. Она воплощает отказ от линейного восприятия времени и от понятий минувшего и грядущего. Время истории как эпохи «больших нарраций» сменилось в постмодернизме временем пост­истории как «эпохи комментариев» (Фуко).

Это  новое видение социальных процессов определяется:

♦   отказом от линейного видения социальной динамики,

♦   отказом от логики истории, от логоцентризма,

♦    восприятием   настоящего   как   лишенного   новизны   (эф­фект дежа вю).

Эпоха модерна с ее верой в креативность человека и куль­туры утверждала определенного субъекта культуры. Им был прежде всего социально-исторический субъект, осуществляю­щий практическую деятельность, являющийся носителем созна­ния, познавательных способностей и творческой деятельности. Субъект эпохи постмодерна выступает не столько как творец, сколько как комбинатор отдельных элементов, что воплотилось в таком понятии постмодернизма, как «смерть субъекта». Такой ситуации предшествовала сама социокультурная реальность, когда человек вдруг почувствовал, что слова, которые он произносит, уже кто-то говорил, в ситуации, в которой он оказался, уже ранее кто-то был, его история — это история кого-то другого. Ввиду огромной плотности информационного потока человек те­ряет способность к критической ориентации в ней, он оказывает­ся неспособным четко зафиксировать свою позицию по отноше­нию к различным ценностным системам, а следовательно, не может зафиксировать самотождественность своего сознания и себя как личности. Этот несамотождественный, расщепленный субъект принципиально отличен от традиционного субъекта дюр-кгеймовского типа — стабильного и однозначно центрированно­го. Задача подобного субъекта не создание идентичности, но избежание фиксации, открытость для восприятия всего нового, готовность к перемене образа жизни и личного преобразования, «кинетичность».

Для эпохи модерна была характерна вера в господство универсальных законов развития общества, человека и куль­туры, стремление к системной организации и к централизму в социальной, экономической и политической жизни общества, провозглашение универсальных норм морали и права и стремле­ние к выработке общих критериев и эстетических норм в искус­стве. Постмодерн же характеризуется плюрализмом, отсут­ствием какого-либо единого начала и универсальных пред­посылок. Он основан на отказе и в познании, и в культуре, и в человеческом мире от каких-либо интегрирующих идей. Всякое единство в рамках постмодерна воспринимается как носящее «репрессивный» характер и связанное с тоталитаризмом, любая форма которого должна быть отвергнута. Основной принцип по­стмодерна выражает мысль о том, что все относительно, все возможно. Ведущим становится принцип множественности, уравнивания — семантического и аксиологического — всех входя­щих в культуру компонентов — мировоззрений, мироощущений, позиций, которое проецируется и на искусство, политику, фи­лософию, само же понятие истины как принципа соответствия знания объективному состоянию мира теперь оказывается раз­мытым и несвоевременным, неактуальным. Подобное восприятие мира как мира возможностей закрепляется в понятии «постме-тафизическое мышление», фиксирующем отказ от возможно­сти единой и системной концептуальной модели мира (как в фи­лософии, так и в науке, теологии, этике и т.п.). Постметафизи­ческое мышление отталкивается от осуществленной модерниз­мом критики метафизики, ориентированной на поиск единства сущности, происхождения и оснований мироздания. Отсюда идея хаоса как центральная идея, ориентация на усмотрение хаоса в любой предметности.

Культура модерна  структурировалась вокруг непрерывного поиска   «единого»,   «бытия»,   «первоосновы»,   постмодерн же демонстрирует отсутствие генетической оси как глубинной струк­туры и изначально предполагает гетерогенность,  антигенеа-логичность, темпоральную изменчивость. Если в классичес­кую эпоху культурное пространство выступало как сегментиро­ванное,  радиальное,  центробежное,  то  теперь  ведущими  стано­вятся недифференцированные структуры с принципиальным от­сутствием иерархичности и линейной детерминированности про­цессов и явлений. В новой ситуации границы между центром и периферией становятся проницаемыми, размытыми, а такие ос­новополагающие для культуры модернизма понятия, как «куль­турное ядро» и «культурная матрица», теряют свой первоначаль­ный смысл. Подобные сущностные различия были отмечены еще 1976 г. в книге Ж. Делеза и Ф. Гваттари  «Ризома», впослед­ствии  в  переработанном  виде  включенной  во  второй  том  моно­графии «Капитализм и шизофрения. Миллион плато». Авторы рас­сматривали   культуры,   имеющие   горизонтально-вертикальную иерархию, как «древесные». Те же культурные системы, струк­туры которых лишены регулярности,  позволяющей прогнозиро­вать   их   развитие,   и   опираются   на   хаос,   беспорядок,   случай­ность   как   ведущие   принципы   организации,   обозначались   как Ризоматические (от грея., rhiza корень),  т.е. это «пучкооб-Разные» корневые системы, где трудно выделить один центральный корень. Это означает, что в «древесных» культурах присут-ствует единое основание и они подчиняются единой логике раз­вития, «ризоматический» же принцип предполагает уравнивание всех систем (смыслов, ценностей, значений), входящих в культурное пространство.

Все существующие в этих системах смыслы — автономные, или входящие во взаимодействие друг с другом — и порождае­мые этими смыслами модели выступают на разных уровнях, плос­костях, «плато» и подчиняются иному, децентрализованному, возможно, более универсальному принципу структурирования реальности. Их характерными особенностями, по Делезу и Гваттари, выступают принципы связи, гетерогенности и множествен­ности, как не связанной с единым, не настроенной на первооб­раз, первоэлемент и существующей как совокупность различ­ных (иногда разнородных) элементов, скрепленных в едином мо­дусе нелинейной процессуальности. Отказ от принципов детерминизма, составляющих основу культуры эпохи модерна, привел к обоснованию в рамках постмодернизма такого понятия, как «неодетерминизм», понимаемый как отказ от детерминиз­ма с его линейностью. Как отметил М. Фуко, мир такой, каким мы его знаем, в итоге не является простой фигурой, где все события стерты для того, чтобы прорисовались постепенно су­щественные черты, конечный смысл, первая и последняя необ­ходимость, но напротив, это мириады переплетающихся собы­тий. Верное историческое чувство подсказывает, что мы живем без специальных разметок и изначальных координат, в мириадах затерянных событий.

 

15.3. Постмодернизм: специфика дискурса

 

Постмодернизм — понятие, используемое современной фи­лософией для обозначения сегодняшнего типа философствова­ния, дистанцирующегося как от классической, так и от неклас­сической традиции и определяющего себя как постсовременная, т.е. постнеклассическая философия. Наиболее видными предста­вителями постмодернизма являются Р. Барт, Ж. Батай, М. Бланшо, Ж. Бодрийар, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ф. Джеймисон, Ф. Гваттари, Ю. Кристева, Ж.-Ф. Лиотар,  М. Фуко.

Принципиальные отличия философии модерна и постмодер­на отражены в табл. 15.1.

 

Поскольку эпоха модерна являла культуру как некую це­лостность, где неразрыво связаны и взаимообусловлены все ее составляющие — мифология и религия, наука, искусство, философия, постольку была возможной единая трактовка всех явлений культуры, где изменение одного из ее элементов неиз­бежно приводит к изменению всех иных. В постмодернизме по­добное видение сменяется представлением о культуре как со­вокупности текстов, представляющих реальность. А поскольку ни одно истолкование текста не может претендовать на призна­ке всеми, то и «истинного» смысла текста, т.е. единого пред­ставления о культуре, быть в принципе не может.

В границах модернизма автор является главной фигу­рой, что предполагает восприятие текста как завершенного, не позволяющего его корректировать. В постмодернизме это отношение к миру как к тексту и признание возможности множественных его трактовок отразилось в таком понятии, как «смерть автора», означающем, что текст создается как автором, так и читателем. Читатель, в зависимости от богатства внутреннего мира, может открыть в тексте такие пласты смысла, которые автором и не предполагались. Само узнавание становится процедурой, требующей компетенции, «внетекстового знания» (У. Эко). Поэтому читатель выступает как соучастник творения текста, а роль автора в этом процессе оказывается незначительной. Текст при этом предстает как текст, сотканный из старых цитат, как бесконечный, безграничный текст — метатекст — «космичес­кая библиотека» (В. Лейч), или «словарь», «энциклопедия» (У. Эко). В отличие от текста модерна, постмодернистский текст ориентирован не на цитаты, а на подразумевающиеся кавычки, где «текст образуется из цитат без кавычек» (Р. Барт). Та же система отсылок атрибутивна и для массовой продукции, изна­чально ориентированной на этот принцип, где неявные цитаты пронизывают уже самые ранние произведения кинематографа, становясь межтекстовыми цитатами. Подобными топосами, в час­тности, стали последняя сцена на вокзале Ла Сиота, воспроиз­водимая не «по Толстому», а «по Люмьерам», лестница из филь­ма «Броненосец «Потемкин» и многие другие.

При этом каждый завершенный семиотический фрагмент представляет собой компиляцию иных культурных кодов, рече­вых структур, ритмических формул, идиоматических конструк­ций, наконец, риторических фигур, существующих в качестве языка, предшествующего тексту и подобного «словарю» тради­ционной культуры. В таком тексте цитата (внешнее) становится имманентным (внутренним), а стиль мышления предстает как «цитатный», вступающий в процесс обмена смыслами с широ­кой культурной средой. Это явление отражается термином «интертекстуальность», означающим феномен взаимодействия текста с семиотической культурной средой (введен Ю. Кристевой   на   основе   анализа   концепции   «полифонического   романа» до. Бахтина, зафиксировавшего феномен диалога текста с дру­гими текстами). Именно этот реципиент — «аристократичес­кий читатель» Р. Барта, «архичитатель» М. Риффатера, квоображаемый читатель» Э. Вулфа — и становится адреса­том цитирования, фундированного иронией как парадигмальным принципом, осуществляющим презумпцию самого акта копиро­вания, тем пространством, где зафиксированы все цитаты, из которых слагается письмо. Исключение какой бы то ни было претензии на новизну фиксирует термин дежа ею («всегда, уже»), введенный в научный оборот Ж. Деррида.

 

15.4. Культура как «симуляционная реальность»: концепция Ж. Бодрийара

 

По мнению Ж. Бодрийара, современная культура предстает как культура  «симуляционной  реальности», где явления под­линного мира удваиваются  в  их  подобиях,  копиях,  получивших название  симулякр.   Бодрийар  трактует  симулякры  как  знаки без денотатов, как знаки, не отсылающие к явлениям реальнос­ти,   а   их   имитирующие   (симулирующие),   а   симуляцию   —  как создание  при  помощи  моделей  особого  типа  условной  реально­сти — гиперреальности,   способной  к  совмещению  реальности с моделями симуляции. Бодрийар прослеживает процесс превра­щения знака в симулякр и отмечает, что на первой стадии су­ществования знака  он отражает  глубинную реальность,  на вто­рой  —   маскирует   глубинную   реальность,   затем   —   маскирует отсутствие глубинной реальности,  наконец — полностью поры­вает с реальностью и становится симулякром, не подчиняющим­ся категориям истинности и ложности.

Здесь Бодрийар становится последователем теории мифа Р. Барта, хотя нигде на него не ссылается, Бодрийар разви­вает основную идею бартовских «Мифологий» — идею непод­линности мира, наполненного вторичными смыслами. О своеоб­разной преемственности двух концепций свидетельствует и со­звучие заголовков их книг — «Система моды» Барта (1967) отражается в бодрийаровской «Системе вещей» (1968). Между тем замысел Бодрийара отличается большей научной смелостью и провокативностью,   где  культура   рассматривается  не  столько как система знаков, опосредующих процесс коммуникации, сколько как своеобразная виртуальная система, где подлинная со­циокультурная реальность подменяется альтернативной, симу-ляционной — гиперреальностью. Теперь обмен между знаками и реальностью прекращается — знаки соотносятся лишь друг с другом, образуя симуляционную сферу — гиперреальность, со­стоящую исключительно из знаков, когда больше нельзя гово­рить ни об имитации, ни об удвоении, ни даже о пародии, а лишь о замене   реального  знаками   реального.

Прежде всего, подобную  способность к многократному дуб­лированию  реальности,   созданию  альтернативных  множествен­ных ее инвариантов, а в конечном итоге к разложению смысла событий данной реальности, их нейтрализации и энтропии, дег­радации их формы проявляют масс-медиа.  Основным смыслом трансляции информации при этом становится разрушение, нейт­рализация,  деструкция  смысла,   замена   реальности  симулятив-ными  ее  знаками,   создание  гиперреальности.  В  качестве  симу-лятивньгх  Бодрийар  рассматривает  все  события  реальности — ограбления,  угоны   самолетов,   теракты,  похищения,   демонстри­рующиеся в режиме  on-lineкоторые утрачивают подлинность именно  вследствие их включенности в особый режим функцио­нирования. Эти обстоятельства определили и трактовку Ж. Бодрийаром войны  1991   г.  в  Персидском  заливе, демонстрирую­щейся   от   начала   до   конца   в   режиме   виртуальной   реальности телекамерами CNN как «несостоявшейся». Другим словами, ре­альность, воспринимаемая как максимально достоверная вслед­ствие визуализации объекта,  на  самом деле оказывается  «виртуализированной».   Эти   гиперреальные   события   исследователь трактует исключительно в качестве знаковых систем, имеющих смысл и наполняемых содержанием только благодаря их перма­нентной повторяемости и включенности в особый режим ожида­ния, а также их соответствию определенным семантическим бло­кам,  в которые они естественно вписываются.

Следствием совмещения реальности и ее варианта, пред­ставленного в симуляционном формате, становится обратно про­порциональная зависимость между увеличением информации # возрастанием смысла. Бодрийар утверждает, что основной смысл информации в современной культуре — это разрушение, нейт­рализация,   деструкция   смысла,   замена   реальности   симулятивными ее знаками, создание гиперреальности. Автор назы­вает общепринятую точку зрения о том, что информация выс­тупает создательницей коммуникации, заблуждением, мифом, к которому причастны в равной степени все. Информация разру­шает свое собственное содержание, разрушает коммуникацию и социальные связи. В качестве причин этих процессов исследова­тель видит, во-первых, симуляцию, «разыгрывание» коммуника­ции, имитируемой средствами массовой коммуникации, а также симуляцию, «разыгрывание» смысла, замещающее его произ­водство, и, во-вторых, нацеленность информации на «деструктурацию социального»,  ее нейтрализацию и энтропию.

Особую значимость эта проблема приобретает в сфере ху­дожественной реальности, где феноменологические парамет­ры оригиналов-прототипов благодаря уровню развития техничес­ких средств могут быть превышены копиями. Современные ком­пьютерные технологии, позволяющие рассматривать в деталях художественные предметы, компьютерные реконструкции пол­ностью или частично утраченных фактов культуры, четырех­мерная музыка, не только заполняющая трехмерное внешнее пространство, но и формирующая четвертое, внутреннее, фор­мируют особый пласт явлений, существование которого было принципиально невозможным при традиционных формах экспо­нирования.

Подобное изменение режима презентации и отсылки к прототипам, оригиналам — начиная от достаточно традицион­ных — альбомов по искусству, научно-популярных передач, за­писей на СК, KVK, VHS-носителях, концертов классической музыки на стадионах и музыкальных спектаклей от мюзикла до балета под фонограмму и заканчивая интернетовскими музейны­ми сайтами — превращает даже мировой шедевр в фиктивный образ. Здесь восстановление через реконструкцию «первичной подлинности» оборачивается созданием гиперреальности, а про­цесс доведения до «совершенного абсолюта» осуществляет и аб­солютное же подавление: «Давая нам немного слишком, у нас отнимают все». Более того, это стремление к аутентичности, сохранению «первичной подлинности» нереализуемо в принципе: реконструкция формы приводит к разрушению содержания. Содержание вещи изменяет сама трансформация контекста ее существования — вещь либо теряет функциональность и приобретает качества знака, либо включается в контекст по­требления и утрачивает ауру, либо «выдает себя за подлинную в рамках системы, основанной отнюдь не на подлинности, а на абстрактно исчислимом знаковом отношении».

Отсюда и та принципиальная несхожесть традиционной и постмодернистской эстетики, которая фиксируется Бодрийаром. Классическая эстетика как философия прекрас­ного стремится к отражению реальности, основанному на цен­ностной иерархичности, субъективности, глубинной подлиннос­ти и внутренней трансцендентности. Эстетика постмодернизма ориентирована на внешнее, поверхностное конструирование ар­тефакта, вторичность, «сделанность», антииерархичность, ко­личественные критерии оценки, отказ от парадигмы «отражения реальности» и принятие ее симуляции, где означающее с реаль­ностью как таковой не соотносится в принципе.

Реальность, дублированная посредством репродуктивных материалов, улетучивается, «становится аллегорией смерти, но самим этим разрушением она и укрепляется, превращается в реальность для реальности... гиперреальность». И если в эпоху модерна все коммуникационные системы рассматривались прежде всего как источник информации о подлинной ре­альности, как способ расширения собственного пространства и времени, как средство единения людей, то в эпоху постмо­дерна именно масс-медиа осуществляют симуляцию, ха­рактеризующую современную культуру в целом: симуляцию мас­сы, истории, телесности, времени, пространства, реальности и, соответственно, симуляцию коммуникации, информации и смыс­ла. В этих обстоятельствах в качестве ведущей функции средств массовой информации выступает их способность к формирова­нию гиперреального как реального без истока и без реальности.

Таким образом, Бодрийар трактует современную культуру как производящую особую семиотическую сферу, выступающую по отношению к реальности пребывания в качестве гиперре-алъности. В контексте постмодернистской системы современ­ная эра повсеместной симуляции рассматривается как способная порождать целый спектр социальных феноменов — симулятив-дых по характеру и не имеющих соотнесенности с какими бы то ди было эквивалентами. Законам симулятивной трансфор­мации подчиняются все феномены социальной и культур­ной сферы — предметный мир, власть, информация, которые,  в рамках современной системы, в отличие от классической бур­жуазной экономики, артикулируются не в дискурсе потреби­тельной или меновой стоимости, а в дискурсе стоимости знако­вой. Эта идея является одной из системообразующих в филосо­фии постмодернизма и одной из центральных в исследованиях Ж. Бодрийара, С. Лаша, 3. Баумана, Д. Келлера.

 

15.5. Эстетика постмодерна как эстетика копии: концепция У. Эко

 

Одним из лейтмотивов творчества У. Эко стала проблема оригинала и копии. Автор в данных рассуждениях обращается к неопределенности, в первую очередь самого системообразую­щего понятия «оригинал», соответственно порождающего мно-госмысленность таких терминов, как «копия», «подделка», «дуб­ликат». У. Эко отмечает, что многие современные виды искус­ства — прежде всего фотография и кино — изначально ори­ентированы на тираж, в них понятия подлинника вообще не существует. В современной культуре происходит развенчание идеалов просвещенческого проекта с его рациональностью, по­этому смысловые смещения между уровнями высокого и низко­го, авангарда и китча, элитарной культуры и массовой становят­ся основополагающими. Культура модерна с ее настроеннос­тью на новизну и высокую степень информативности предпола­гала дублирование, даже вариативное, признаком ремеслен­ничества, постмодерн же, напротив, настроен на повторе­ние,  цитирование,  совмещение,  аллюзию и игру смыслами.

Размышляя о природе инновации и повторения, У. Эко от­вечает, что многое из воспринимаемого сегодня как уникальное и аутентичное исторически складывалось как вариант, версия, Цикл. В частности, это романы XIX в., в том числе Дюма, отме­ненные печатью «сериальности». В качестве «версий» суще­ствовали и  «Песнь  о Роланде»   (переосмысленная во  «Влюбленном Роланде» Боярдо, а затем в «Неистовом Роланде» Ариосто), и истории о Тристане и Изольде, Дон Жуане, Гамлете, и их культовость определялась как раз неоригинальностью. По мне­нию Эко, многоплановость трагедии Шекспира была обусловлена попыткой совместить в одном тексте различные топосы, что и привело в итоге к многосмысленности, композиционной сложно­сти и уникальности произведения.

Отсюда утверждение У. Эко относительно проблематич­ности эстетики высокого искусства, ведь если предполо­жить, что многие шедевры, утраченные сегодня безвозвратно, существовали именно в виде оригиналов тех версий, что сохра­нились до наших дней, то окажется, что оппозиция подлинни­ка и копии является ложной, непродуктивной. Эко размышляет о том, остались бы прежними наши рассуждения об оригиналь­ности Софокла и Эсхила, если бы мы видели в подобных сюже­тах не своеобразие замысла творца, а наиболее удачный ва­риант? «Нашли бы мы у этих авторов вариации на злободнев­ные сюжеты там, где мы смутно ощущаем уникальный и возвы­шенный способ обращения к проблемам человеческого существо­вания? Возможно, там, где мы усматриваем подлинную нова­цию, древние греки видели лишь «корректную» вариацию на за­данную тему, и то, что казалось им возвышенным, было не открытием, а воспроизведением этой схемы»1. Вместе с тем необ­ходимо осознавать, что, поскольку не только ведущей, но за­частую и единственной формой текста в указанный период была его устная форма, это искусство могло существовать исключи­тельно в вариативном, по Эко, «интертекстуальном» варианте. Это касается и гомеровского эпоса, сохраняющего все особен­ности коллективного творчества, и литературы в полном смысле этого  слова.

Естественно, сюжетная «вторичность» произведений Шекс­пира ни в коей мере не является художественной вторичностью. Напротив, именно произведения английского драматурга вошли в архив мировой культуры, но не многочисленные предшествен­ники устного творчества, где осмысливались те же ситуации. Способность  выразить  идею  в  максимально  концентрированном  ее виде никак не связана с тем сюжетом — по сути, формой, в которую она облекается. Не всегда народные произве­дения обладают столь высокой степенью обобщения, которая позволила бы сопоставить их в качестве равнозначных с произ­ведениями профессиональными. Здесь ставшая классической формула М.И. Глинки о том, что создает музыку народ, а компози­торы ее только аранжируют, выступает в качестве некоей ху­дожественной гиперболы, отражающей, однако, действительную значимость народного творчества для творчества профессионального.

Иными словами, постмодернистская эстетика высту­пает как эстетика серийных форм, опирающаяся на фило­софию воспроизводства. Это способствует выделению типов, по­добных retake, remake, серии, саге, интертекстуальному диало­гу, которые охватывают такие виды художественного творче­ства, как ироническая реприза, пародия, цитирование и даже плагиат. Этот эстетический принцип выступает в качестве рядо-положенного классической эстетике. Причем эта игра в интер­текстуальность присуща любой художественно-литературной тра­диции. Но доминирующей во всех видах художественного твор­чества, где «становится трудно разграничить повторение в масс-медиа и, скажем, в высоком искусстве», она становится только в эпоху развития средств массовой коммуникации, в эпоху пост­современности. Отсюда и особый категориальный аппарат эсте­тики постмодернистского искусства, включающий в качестве базовых понятий «повторение» и «воспроизведение».

 

Вопросы для повторения

 

1.  Что означает понятие  «модерн»? Каковы основные пара­метры эпохи модерна?

2.  Каковы предпосылки эпохи постмодерна?

3.  Каков субъект эпохи постмодерна?

4.  Что означает понятие  «ризома»? Какие качества культу­ры он воплощает?

5.   Что   такое   «симулякр»   и   «симуляционная   реальность»? Кто автор  этих концептов?

6.  Каково отношение к копии и подлиннику, сложившееся в рамках культуры модерна и постмодерна?

7.  Сопоставьте особенности философского дискурса модерна и постмодерна, пользуясь табл. 14.1.

8.  Каково отношение к Автору и Читателю, сложившееся в рамках культуры модерна и постмодерна?

9.   Что   такое   «постметафическое   мышление»?   Каковы   его особенности?